Василий Головачев - Настоящая фантастика – 2015 (сборник)

– Сама создаешь себе пр-роблемы, Р-рита! – тянет Костя сквозь зубы.

Вот и хорошо. Совсем не обязательно было пить с Вальковским кофе, чтобы узнать эту новость.

Уходит, по дороге оглядывается. До чего неприятный, мутный взгляд.

Я возвращаюсь к чату. Но мой рыцарь в офлайне – трудится, наверное, за круглым столом в офисе короля Артура.

Мечтательно глазею на косяк птиц в небе.

Сегодня вечером Астарты не будет в Сети. Ланцелот вспомнит о ней – не может не вспомнить. Не так часто встречаются те, кто готов понять и выслушать. А завтра я напишу эпатажный пост. О вреде, а может, пользе Евросоюза, в который нашу страну не могут принять уже три года, – со времен Гражданской войны 14‑го. Или о правах сексуальных меньшинств. В крайнем случае сварганю что-то феминистическое. Задену всех, кого только можно, замаскирую провокацию десятком цитат. Уайльд, Пелевин, Моруа. Конечно, найдутся желающие поспорить и даже унизить. Я включу «обиженную девочку», и Ланцелот бросится меня защищать – условный рыцарский рефлекс. Он воспылает праведным гневом, прочитает пост по диагонали и не станет вникать, зачем? Он запомнил ту Астарту, которая спасла котенка и обожает «Металлику», такие не могут поступить плохо.

И – тадам! – момент истины: здесь-то «Фрэнд» его и возьмет. Нет, Ланцелот ничего не заметит. Почти ничего. Почувствует усталость. Или разочарование в жизни. Может, переживет легкую депрессию. Поссорится с девушкой. В исключительном варианте – потеряет работу, заболеет. Но я всегда дотошно рассчитываю заем потенциала – нельзя превращать жизнь донора в хаос.

«Фрэнду» это невыгодно – чтобы быть системе полезным, клиент должен успевать восстанавливать энергию. Мы же не воры, в конце концов. «Фрэнд» дает человеку иллюзию близости, а клиент делится излишками своей энергии, которую не хочет использовать в реальной жизни. Все по-честному. Ланцелоту не на что обижаться.

Стервятник зря меня подозревает во всех смертных грехах. Я отлично уяснила с первых дней в офисе – нет худшего врага, чем бывший друг. И я очень дорожу нашей с «Фрэндом» дружбой, поэтому изучила систему досконально.

Программа «Фрэнд» – детище Штатов – была разработана пару лет назад, когда нашли способ улавливать и передавать сигналы торсионных полей. Мощными генераторами и «пользователями» энергии оказались сами люди. Только одни могли генерировать энергию с избытком, а другие нуждались в подпитке. «Фрэнд» взялся исправить это недоразумение.

Система вскрывала поля доноров, переключала внимание людей с личных целей на цели заказчика – блогеров обучали технике общения, которая разбалтывала психологические защиты, а «Фрэнд» подключал каналы оттока к полю донора.

Дриммейкер работал тоньше и сам управлял процессом, окучивая «толстых» клиентов, и те годами потом снабжали «Фрэнд» энергией.

В нужный момент донору подсовывали рекламу, втягивали в конфликт на нашей стороне, побуждали вступить в группу, которая поддерживала определенные интересы. Энергия шла заказчикам – крупным корпорациям, политикам, частным лицам из элиты. Все были довольны: корпорации увеличивали обороты, политические партии приобретали популярность, доноры получали профессионально смоделированную иллюзию близости, а «Фрэнд» оставался при неплохих посреднических.

Программу не афишировали – дриммейкеры давали подписку о неразглашении, а взамен получали зарплаты намного выше среднего. Клерков-блогеров же в тонкости дела не посвящали.

Пару экспериментальных офисов открыли и в Украине – славянские рабы были дешевле и смекалистее доморощенных янки…

Верчусь в кресле, мысли возвращаются к Ланцелоту. Надо же, он тоже ездит в офис на байке…

Стоп! Хватит витать в облаках. Открываю новый профиль.

Нет, сперва спортзал. Тренажеры, растяжка, бег. В здоровом теле здоровый ух. А лучше – два уха. Так музыку слышнее.

Натягиваю наушники – … And nothing else matters…[5] – эта песня мне никогда не надоест.

Сижу в «Хабе», прихлебываю зеленый чай – спиртное не мой стиль. Но сейчас неудержимо хочется крепленого красного – чтобы сразу ударило в голову и вышибло все мысли. Жаль, в «Хабе» не наливают – не для этого Митин тайм-кафе придумывал.

Еще раз прокручиваю кадры. Я – в бесформенном пуфе-кресле, перед глазами – открытый чат, байк – небрежно брошен под вешалкой на входе, администратор – раздражающе предупредителен, улыбка летит впереди него. Все как всегда. Донимает другой вопрос: как, японский городовой, я сюда попала?

Выхожу из офиса – картинка раз. Сажусь на байк – картинка два. Выруливаю к морю – картинка три… Пялюсь в чат… И вот тут я в номерах запуталась. Поцелуй – чик – свадьба – чик – и – бэби? Нет, все должно быть наоборот. Это я создаю иллюзии, а не кто-то мне их навязывает!

Тянусь за кружкой, отхлебываю, морщусь – чай совсем остыл. Оглядываюсь – посетители сидят, уткнувшись в экраны, будто участники одного дрим-шоу. Представляю, как все люди Земли по щелчку дриммейкера уходят в Сеть. И потом – прилетайте, марсиане, берите нас голыми щупальцами!

Хочется крикнуть во весь голос: «Эй, есть кто живой?» С надеждой поворачиваюсь к стойке администратора. Но вместо накладной улыбки вижу мрачное Костино лицо, быстро отвожу глаза.

Поздно. Костя тоже пытается улыбнуться – это выглядит жутковато, – но он, вероятно, думает иначе.

– Чего надо? – У меня нет настроения играть с ним в игры.

– Смогу ли я когда-нибудь заслужить ваше расположение, мэм?

Костя плюхается на пуф напротив, острые колени нелепо торчат над столом. Трудновато в таком положении вести деловые беседы, но Костю это не смущает.

– Можешь, если оставишь меня в покое.

– Р-рита, а зачем тебе покой? – Вальковский щурится, и глубоко посаженные глаза превращаются в прорези амбразур. – Живешь одна, ни с кем не встр-речаешься, др-рузей нет. Не надоело еще?

Сволочь. Заглядываю в чашку – черт, слишком мало чая и он слишком холодный. А так бы кипяточку, да в егойный фэйс.

– Стреляемся завтра на рассвете. Оружие выбираю я. Секунданты для слабаков, обойдемся без них. Вопросы есть, сэр?

– Мэм, нет, мэм! – совершенно серьезно салютует Костя.

Пауза. Телефон еле слышно мурлыкает плей-лист.

– Жить одной ненаказуемо. Маму с папой не убивала, сами смылись от меня в Нью-Джерси. Наверняка уже выяснил.

Дергаю колечко сережки в ухе – нервничаю. Я слишком люблю родителей, чтобы обсуждать их с Вальковским.

Оба программисты, пять лет назад получили место в «Интеле» и не смогли отказаться от этого предложения. Меня с детства не баловали вниманием, зато я знала о родителях все. Научилась чувствовать настроение по еле заметным сменам тембра голоса, угадывала конец фразы, когда мама говорила первое слово, жила хитами 80‑х и 90‑х, пересмотрела все старые фильмы в обнимку с папой. Когда они уехали, я осиротела. Волокита с документами затянулась – чиновники в посольстве считали, что родительская рабочая виза еще не дает мне право жить с ними в прекрасной стране Америке. Конечно, скайп-беседы никто не отменял, но все чаще они напоминали общение с клиентами. Только я открывалась по-настоящему, а родители…