Александр Логачев - Красный терминатор, Дорога как судьба

- Ну, это непорядок. Я не просто Виктор Топоров, я теперь народная власть. Ты выпить обязан.

- Да ну?

- Нет, ты правду скажи. Брезгуешь мной? - уже сурово и без шутливости спросил Витька.

- Правду сказать или соврать? - ответил Назаров.

- Правду, правду! - азартно крикнул Витька Топор, чуть ли не ложась грудью на стол. - Правду скажи!

- Отчего не сказать. Брезгую.

- Ах вот как! - Топоров приподнял винтовку и хлопнул прикладом об пол, но тут же успокоился, видимо, что-то придумав.

- Хорошо же, Коля, нас с тобой здесь приветили. С благородиями на фронте, небось, шимпанское пили, а со своим братом-мужиком уже зазорно.

- Непонятливый ты, - грустно качнул головой Назаров.

- Нет, это ты непонятливый. А я все уже понимаю. Меня правильные люди на ум наставили. Впрочем, а с кем это я говорю? - Витька взглянул на Федора, стараясь изобразить на своем лице непонимание, что ему, кстати, удалось. Вот старая карга - этому дому хозяюшка. Вот Никита-хозяин, вот Степан-одноног, вот Тимоха-дурак. Народ хоть и темный, но мне знакомый. А это что за брезгливый мужик напротив сидит?

В комнате стало тихо.

- Я тебя спрашиваю, гражданин, - с упором на последнее слово сказал Топоров. - Кто ты?

- Не дури, Витя, - встрял в разговор Степан. - Ты же Федора Назарова не раз у нас видел.

- Это для тебя он Федя-соседя. А я - боец сельской Красной гвардии. Мне документ подавай, а не Федю.

- Ты что себе в чужом доме позволяешь? - не выдержал Степан и приподнялся, опираясь на костыль. Виктор Топоров проворно соскочил с лавки, прыгнул назад и вскинул винтовку, наведя на сидящих. Колька еще раз икнул и тоже встал, поднимая винтовку.

- А ну-ка сядь, Степан Алексеич. - Палец Витьки лежал на спусковом крючке, а в хмельных глазах читалось, что надавит он его без колебаний. Сядь и не маши липовой ногой. Я и не в такие дома захаживал. Тоже, бывало, кричали на меня и махали чем попало. Потом в ножки кланялись: хоть жизнь оставь, Виктор Михайлович, не губи, сердешный.

- Ну как, - Витька снова посмотрел на Назарова. - Есть документ? Али нам самим в твоих карманах порыться?

Степан взглянул на солдата и удивился внезапно произошедшей перемене. Будто и не пил Федор Назаров в этот вечер. Смотрел он вокруг внимательно и весело, просто радовался жизни. Так счастлив утомившийся от безделья батрак, которому наконец-то предложили легкую и доходную работу.

- Документ есть, - и Федор протянул Витьке Топору паспорт. Тот взял документ, открыл и начал вглядываться, будто страницы были исписаны китайскими иероглифами. На его морде появилась подлая усмешка.

- Я же, братцы, неграмотный. Рад был бы прочесть, так не могу. Нет, точно в Усадьбу идти придется.

- Витька, - чуть не крикнул Никита Палыч, - ты же три года в школу к Карлу Леопольдовичу отходил!

- Карла Леопольдовича трудовой народ контрой признал. Значит, уроки его - не уроки. Колька тоже неграмотный. Правда, Колька? Посторонним грамотеям я довериться права не имею. Значит, в Усадьбу нам путь-дорожка. Надевай шинель, Назаров. Ты не смотри, что тепло во дворе: до утра все равно не допросим, а на полу в подвале - прохладненько. Ты же, хозяюшка, не забудь лукошко с провизией собрать. А то, сама знаешь, как иногда случается. Попал человек, да и подзадержался на неделю-другую.

Степан открыл рот, чтобы сказать Витьке Топору, что он думает, но Федор быстро взглянул на приятеля, и тот промолчал.

- Может, повременим? - сказал Витька. - Может, Назаров все же выпьет с нами.

- Да ты еще и глухой, - с неподдельным сожалением сказал Назаров. - Ну сказал я же тебе - брезгую.

- Тогда одевайся поскорей. Дивлюсь я на тебя, Назаров. Человеку на войне умнеть положено, а ты дураком вернулся. Ну как знаешь. Пошли. Не спи, Колька. Становись сзади и двигай.

Колька икнул в знак того, что понял приказ, повесил винтовку на плечо (она болталась, как деревянная игрушка у мальца Климки) и, пошатываясь, пошел к выходу. Перед ним шел Назаров, а возглавлял процессию Витька Топор.

В сенях Назаров на секунду задержался, нащупал в полутьме фуражку, снял с гвоздя и вышел на улицу вместе с конвоирами. Однако теперь походный ордер изменился: Колька шел по-прежнему сзади, а Витька Топор тоже сзади, но чуть в стороне - крыльцо было достаточно широким. Из окна во двор падал тусклый отблеск керосиновой лампы. Самого крыльца он не касался, поэтому все трое на ступеньки вступили осторожно: не упасть бы.

А потом на крыльце завертелась какая-то невообразимая карусель. Стоявшая у двери метла внезапно оказалась в руках товарища Назарова и пошла выписывать круги и восьмерки. Колька и Витька так и не поняли, что же с ними произошло, отчего они попадали с ног, и что же их так больно ударило, и почему они так и не успели ни разу стрельнуть.

Не глядя на стонущего и катающегося по крыльцу Кольку, Назаров подошел к Витьке и поднял его за шкирку. Если у Кольки была всего одна винтовка, то его начальник отправился в патруль вооружившись как следует. Назаров снял с Витькиного пояса трофейную германскую лимонку, а из кармана пальто вытащил револьвер.

- Ну что, будем еще паспорта читать? - ласково спросил Назаров. - Чего молчишь, Витенька? Старший, чай, спрашивает. Еще какие документы читать будешь или так признаешь?

- Назаров ты, - сказал пришедший в себя Витька Топор. За одну минуту он осунулся, погрустнел, и причиной этому была не шишка на лбу, а потеря оружия. Не чувствовал он себя без винтовки человеком. Колька ничего не сказал - он был по-прежнему неразговорчив, только хватал себя за побитое место, пытаясь определить: висит ли там хоть чего-нибудь. Вышедший на крыльцо Никита Павлович склонился над ним.

- Да я это, я и никто другой, - наставительно произнес Назаров. - Никто в этом не сомневается, и ты не моги.

"Я и сам в этом уже нисколько не сомневаюсь", - добавил про себя вернувшийся с войны солдат.

- Слушай, Колюша, ты уж не горюй, что так все обернулось, - успокаивал Никита Павлович ушибленного комбедовца. - Если бы ты невзначай из ружья пальнул, еще хуже бы вышло. И на Федора Ивановича не сердись. А как в Усадьбу вернетесь - скажи: вышли за околицу, увидели костер. Хотели подкрасться, а там - засада. Ружья отобрали да по шее надавали. Если вы Слепаку правду скажете, что Назаров вас двоих с ружьями голыми руками скрутил, так вам самим в подвале до Духова дня сидеть. Ну, не сердишься? Хорошо. Умница. Сейчас я тебе рассольчика принесу. И головушка пройдет, и прочее. И не бойся. Дедушку моего Сергея Никанорыча, Царствие ему Небесное, однажды жеребец тоже в мудя задней ногой отбрыкнул. И ничего, я-то потом родился. А жеребчик с той поры охромел.

Через минуту в темноте скрылись две фигуры, поддерживающие друг друга. Так уходят с обильного застолья, когда радушные хозяева не пожалели ни выпивки, ни закуски.