Марс, 1939 - Василий Павлович Щепетнёв

Когда-то здесь жил помещик, писатель народного толка, успевший вовремя умереть, потом была коммуна, еще что-то, а лет десять назад открыли пионерский лагерь. На усадьбу претендовали и писатели, для развития их талантов полезна была местная природа – река, заповедник, но пионеры держались и строились. Теперь детишек отвезли оздоравливаться за тысячу верст, а литераторы заботятся о себе сами. Судьба села пока смутна, обещают переместить, но куда, когда? Средств нет-c!

В парк вела аллея, столетние деревья соседствовали с электрическими фонарями, деланными под старину.

Петров дошел до ворот. Старые выгоревшие и облупившиеся стенды призывали играть в шахматы, любить Родину и беречь природу.

В таком вот порядке.

Дорога из лагеря до села коротенькая, метров двести, двести пятьдесят – мимо пруда, на берегу которого пара престарелых пейзан смотрела вслед Петрову. В селе – тишина: дети отдыхали на море, взрослые работали, кто на колхоз, кто на себя. По осени посчитают, кто умнее.

Сельмаг, старый, приземистый домик грязно-cерого цвета, встретил Петрова бумажкой с надписью от руки фиолетовыми чернилами:

«Отпуск продуктов по карточкам будет осуществляться при наличии справки о прохождении медосмотра».

Эк они, право, усердны! Он попробовал открыть дверь – напрасно, заперто на совесть. Проходящая бабка сказала:

– На свекле она, будет после шести, – и пошла себе дальше.

Петров двинулся за ней, но быстро отстал. Спешить некуда и незачем.

Сельсовет был посвежее сельмага – подкрашен, подбелен, а главное – дверь открыта. И объявление, копия магазинного, – насчет медосмотра. Коридорчик привел в комнату, где за новеньким конторским столом сидела девушка, очень похожая на Агафью Тихоновну из недавно виденного сериала. Выражение скуки угасло при виде Петрова.

– А, товарищ доктор, здравствуйте! Как устроились?

– Прекрасно. – Петров сел на стул, тоже новый, но уже шаткий, скрипучий. – Мне нужны списки жителей, знаете.

– Как же, как же, все готово. – Агафья Тихоновна вытащила из ящика папочку с тесемками. – Всего сто сорок шесть человек. У нас к вам просьба – вы, пожалуйста, колхозников смотрите по вечерам, после работы, а единоличников – когда вам удобно.

Петров открыл папку, полистал. Списки отпечатаны через полтора интервала, копия третья или четвертая.

– Я заметил, людей вы оповестили.

– Да, объявления развесили, в бригадах предупредили – с нас ведь район сроки спрашивает. И конечно, в магазине никого не отоварят без вашей справки. – Она помолчала, словно вспоминая, затем спросила: – Вы к нам надолго?

– Пока на месяц, а там как придется.

– Это хорошо. – Девушка встала, подошла к небольшому сейфу в углу комнаты. – Вот вам карточки, без них у нас и купить нечего. Надо будет еще, заходите, у вас ведь хозяйства нет.

Петров аккуратно сложил в бумажник разноцветные листки.

– Если в область звонить, то прямого телефона нет, только через район. В лагере линию мы не подключали, монтер районный болеет, так занадобится – отсюда звонить будете.

– Понял. – Петров поднялся. – Завтра с утра и начну.

– У вас от перхоти что-нибудь есть? – Девушка не спешила расставаться. Скучно Агафье Тихоновне.

– Найдем, заходите.

Перхоть ее беспокоит. Неприятно, конечно. Он возвращался к себе (уже к себе!), опять мимо пруда, с теми же старичками, которые то ли по привычке хотели половить рыбку, а может, и ели ее, чего там.

Асфальт кончился, дальше тянулась пыльная грунтовка – к полуразрушенной церкви, в безлюдье.

Сходить поглядеть? Идти недалеко, четверть часика прогулочным неспешным шагом.

Потом. Все потом. Дня за три-четыре проведет осмотр, и – целый месяц заповедного леса, речки да пруды, развалины эти. Просто мечта горожанина. Спасибо комиссии. «Население мест, подвергшихся воздействию неблагоприятных факторов, получит необходимую помощь – чистое питание, оздоровительные мероприятия, квалифицированное медицинское обслуживание. Своевременно будет решаться вопрос о необходимости изменения месторасположения отдельных населенных пунктов». Грамотеи. Благодетели народные. Распихали по наиболее грязным местам три сотни врачей – ну и что?

Петров толкнул калитку, прошел в дом. Шесть часов вечера – после чего?

Он посмотрел на стоявшую в углу алюминиевую канистру. Двадцать литров сидра на месяц. По стакану три раза в день. Народная медицина в народном же исполнении. Подарок родителей, они живут в чистой части области. Относительно.

Стакан наполнился желтой влагой. Анализ мочи, органолептический. Фу, какие мысли поросячьи.

Он сделал глоток, другой. Сколько тут спирта? Градусов семь, максимум – восемь.

Со стаканом в руке он расположился на скамейке перед домом, раскрыл газету, купленную утром в привокзальном киоске.

Барин!

Скамейка через полчаса показалась жесткой.

Вечером он обживал усадьбу – сходил в душ, столовую, где приготовил яйцо всмятку, побродил по парку.

Ночь подошла; шорохи одиночества долго не давали уснуть.

2

Он сидел на диване, гладил разжиревшего Бобку, чепрачного крыса, тот пищал, довольный. По ковру прокрался кот, крыс метнулся с колен в угол, кот за ним, а он, пытаясь спасти крыса, все тянулся и тянулся в щель между стеной и диваном, пока оттуда не выполз Бобка – без головы, из шеи тонкой струйкой текла кровь, оставляя след на ковре, по которому крыс кружил и кружил по комнате.

Часы заиграли музычку, и Петров, проснувшись, не мог отойти от гадкого чувства, что сон этот и не сон вовсе, но еще до второй чашки чая ощущение поблекло и ушло вслед за другими снами, перевиданными за тысячи ночей.

3

Ура… Активный этап работы выполнен. Петров поставил микроскоп в футляр, закрыл журнал. Белые кровяные шарики продолжали ползать по сетчатке, раздражая мозг.

Четыре ударных дня. Осмотрены все. Пять человек – в область, остальных велено считать здоровыми, согласно новым нормативам Министерства здравоохранения.

Хватит. Теперь дачная жизнь.

Он прошел в столовую, разогрел обед. Приблудная кошка заскреблась в дверь, выпрашивая подачку. Петров смотрел, как она вылизывает жестянку с остатками «Килек в томате». Кошка как кошка, не худая. Верно, мышкует. А инстинкт и ее зовет к чистым продуктам.

Чай на дистиллированной воде. Хороший дистиллятор, армейский. Самогон тоже можно готовить.

Таблетка, блокатор радионуклидов. Рутинная процедура, как чистка зубов.

Зато чай удался, особенно на цвет.

Он посмотрел на часы. Успеет и погулять.

Скрипучие ворота открывали мир. Направо – село.

Зачем?

Петров сошел с асфальта налево. Грунтовая дорога местами поросла травой. Толстая полевка пересекла путь. Как ей тут, сколько лейкоцитов в крови? Долго еще ерунда будет в голову лезть?

Церковь стояла чуть в стороне, дорога, минуя ее, спускалась к погосту. Великовато оно для сегодняшней Раптевки. И церковь – какой она была раньше?

Позвякивание отвлекло взгляд от развалин. Человек ступал твердо,