Глаза Гейзенберга - Фрэнк Херберт

безоговорочно в это верит. Какая-то едва уловимая черта в личности пришельца не допускала притворства и обмана. И тут неожиданно Терлоу понял, зачем пришел Келексел. Оставалось только решить, как ему об этом сообщить.

– Бессмертный, – начал он, – я знаю, зачем ты здесь. Ты пресытился жизнью. Ты как скалолаз на отвесном утесе. Чем выше забираешься, тем дольше падать – но как притягивает пропасть! Ты здесь, потому что боишься нечаянно сорваться.

Внимание Келексела остановилось на слове «нечаянно».

– С хемом ничего «нечаянного» не происходит, – фыркнул он. – Мы разумные, социальные существа. Возможно, изначально разум и возник благодаря какой-то случайности, но все остальное не случайно. После того, как хема вынимают из резервуара, он сам определяет, что с ним происходит.

– Все строго по плану, – кивнул Терлоу.

– Разумеется!

– Совершенство и безупречность, – покачал головой Терлоу. – Однако совершенство безжизненно. Безупречно сидящий костюм бывает только на манекене. Жизнь безупречного человека становится похожей на эпитафию… которую к тому же опровергнут после его смерти.

– Мы не умираем!

Келексел даже повеселел. Как примитивно мыслит этот дикарь, его так просто одолеть в споре.

– Мы развитые, зрелые существа, которые…

– Вы вовсе не зрелые, – перебил его Терлоу.

Келексел уставился на психолога, вспомнив, что то же самое слышал от Фраффина.

– Мы используем вас для своих развлечений, – сказал он. – Мы косвенно проживаем вашу жизнь без того, чтобы…

– Ты пришел поиграть со смертью, – выпалил Терлоу. – Ты хочешь умереть – и в то же время боишься смерти!

Келексел стоял, как громом пораженный, не в силах произнести ни слова. «Да, вот зачем я здесь. А этот врачеватель видит меня насквозь».

Сам того не сознавая, он предательски кивнул.

– Ваш механизм – замкнутый круг, змея, проглотившая собственный хвост, – продолжал Терлоу.

На этот раз Келексел смог возразить:

– Мы живем вечно благодаря психологической безупречности сети!

– Психологической безупречности не существует, – усмехнулся Терлоу. – Вы себя обманываете.

– Мы настолько впереди вашего примитивного…

– Так зачем ты пришел искать помощи у примитивного?

Келексел затряс головой, почувствовав опасность.

– Ты понятия не имеешь, как работает сеть! Как ты можешь…

– Достаточно посмотреть на тебя, – перебил Терлоу. – И еще я знаю, что любое учение, имеющее в своей основе механическое устройство, – это замкнутый круг ограниченной логики. Истину нельзя загнать в рамки. Истина подобна лучам, которые обязательно прорвутся наружу и разойдутся во всех направлениях в бесконечном пространстве.

Келексел завороженно следил за движением губ Терлоу. С них будто стекали ядовитые слова. Он пуще прежнего пожалел о том, что пришел. Внутри нарастала паника, точно он стоял перед готовой вот-вот распахнуться дверью в жуткое никуда.

– По прошествии времени со всеми подобными учениями происходит любопытная вещь, – говорил Терлоу. – Ваша основополагающая философия начинает периодически отклоняться от первоначального курса. Поначалу ненамного. Отклонения почти незаметны. Вы убеждены, что все еще на верном пути. Но с каждым разом вы отходите все дальше и дальше, а новые теории для объяснения предыдущих становятся все более и более абсурдными.

– Наша система не знает изъянов, – возразил Келексел. – Твои умозаключения к нам не относятся.

– Старые успехи, основанные на старых принципах, вовсе не гарантируют новых успехов на основе новых принципов, – продолжал Терлоу. – Мы никогда ничего не достигаем. Мы лишь приближаемся к разным промежуточным состояниям. Все, что ты сказал об обществе хемов, выдает тебя с головой. Вы думаете, что ответили на все вопросы. Однако ты здесь. Ты не видишь выхода. Интуиция подсказывает тебе, что ты обречен бегать по кругу до бесконечности… пока не сорвешься.

– Мы не срываемся.

– Тогда зачем ты пришел ко мне?

– Я… я…

– Люди, пребывающие в замкнутой системе, напоминают вереницу гусениц. Они следуют за первой, по ее липкому следу. Но вот первая наползает на след последней – и вы в ловушке. След становится все шире, все более вязким по мере того, как вы продолжаете двигаться по одному и тому же замкнутому кругу. Ширина трассы убеждает вас, что вы на верном пути. Вы живете вечно! Вы бессмертны.

– Именно!

Заметив, что Келексел ловит каждое его слово, Терлоу перешел почти на шепот.

– Ваш путь всегда выглядит прямым. Вы видите лишь его маленький отрезок и не ощущаете поворотов. Вам он всегда кажется прямым.

– Ах, какой мудрый! – фыркнул Келексел. – Что же ты не смог защитить своего драгоценного психа Джо Мерфи?

Терлоу почувствовал ком в горле. «Зачем я препираюсь с этим существом? На какое слабое место он надавил, что я так завелся?»

– Ну, что молчишь? – не отставал Келексел.

Терлоу вздохнул.

– Очередной порочный круг, – произнес он. – Мы до сих пор, образно выражаясь, сжигаем евреев за то, что они разнесли чуму. В каждом из нас живут Каин и Авель. Мы забрасываем Мерфи камнями, потому что он олицетворяет те черты, которые мы в себе отвергаем. В нем было больше от Каина, чем от Авеля.

– У вас примитивные представления о добре и зле, – презрительно скривился Келексел. – Разве… истребление этого Мерфи было злом?

«О, Боже! – подумал Терлоу. – Добро и зло! Их природа и последствия!»

– Добро и зло здесь ни при чем, – сказал он вслух. – Люди реагируют на уровне подсознания. Это как… прилив, как ураган. Когда такое находит, то накрывает с головой!

Келексел окинул взглядом просто обставленную комнату, кровать, предметы на тумбочке… Фотография Рут! Как этот дикарь смеет хранить о ней память? А у кого на это больше права? Внезапно комната стала отвратительной, чужой. Захотелось убежать куда подальше.

– Ты надеялся найти здесь более совершенную философию, не сознавая, что все психологические философии заводят в тупик, как червоточина в древнем строении.

– Но вы… ты…

– Кому как не червю знать все о червоточинах?

Келексел облизал губы.

– Совершенство непременно где-то есть, – прошептал он.

– Где же? И в чем? Представь себе безупречную психологию и того, кто достиг в ней совершенства. Ты так будешь ходить по этому замкнутому безупречному кругу, пока однажды с ужасом не обнаружишь, что круг не безупречен! Он конечен!

Келексел отчетливо услышал тиканье часов на тумбочке.

– Вымирание, – продолжал Терлоу. – Вот где кончается твое совершенство, иллюзорность вечного рая. Доведенный до совершенства твоей психологией индивид по-прежнему остается внутри замкнутого круга… одинокий, – он кивнул в сторону задрожавшего Келексела, – и напуганный. Ты здесь, потому что боишься того, к чему тебя влечет. Ты надеялся получить избавление, некий примитивный совет.

– Верно. – Келексел моргнул. – Но что ты можешь мне предложить? Ты такой…

Он обвел рукой комнату, не находя слов, чтобы выразить убогость существования этого аборигена.

– Ты помог мне принять важное решение, за что я тебе благодарен, – сказал Терлоу. – Если я появился на этой