Глаза Гейзенберга - Фрэнк Херберт

за плащ. Режиссер в гневе рявкнул:

– Что еще?

Директор отшатнулся, глядя на Фраффина снизу вверх.

– Достопочтенный режиссер, сообщение по интеркому… – Латт тронул приемник, встроенный в шейный позвонок. – Судно Келексела замечено на планете.

– Где?!

– В родном городе той аборигенки.

– Его еще видно?

Фраффин затаил дыхание.

Латт прислушался, покачал головой.

– Иглолет пролетел мимо поста без маскировки. Заметивший дежурный осведомился о причине нарушения правил безопасности, но не получил ответа и потерял его из виду.

«Он на планете», – подумал Фраффин и приказал:

– Срочно бросайте все дела! Задействуйте всех пилотов. Найдите мне иглолет! Найдите его!

– Что с ним потом делать?

– Аборигенка, – подсказала Инвик.

Фраффин метнул взгляд на бестелесную голову, висящую над селектором, и вновь уставился на Латта.

– Да, аборигенка. Пусть ее заберут и доставят сюда. Она – наша собственность. А с Келекселем мы договоримся. Никаких глупостей, ясно? Доставь ее мне.

– Если смогу, достопочтенный режиссер.

– Уж постарайся, – грозно сказал Фраффин.

18

Терлоу проснулся от первого щелчка будильника и выключил его прежде, чем тот зазвонил. Он сел на кровати, борясь с отвращением к предстоящему дню. В больнице его ждал ад. Вейли пустил в ход все свое влияние и теперь не остановится, пока… Терлоу сделал глубокий вдох. Он понимал: его дожмут, и он уволится.

К такому же решению подталкивали и сограждане – поступали анонимки с угрозами, злобные телефонные звонки. Доктор стал изгоем.

На этом фоне неожиданным контрастом выделялось поведение судебных профессионалов, таких как Парет и судья Виктор Веннинг Гримм. Их отношение к нему в суде и за его пределами, по-видимому, помещалось в тщательно изолированных друг от друга отсеках сознания.

– Все уляжется, – говорил Гримм. – Надо просто переждать.

А Парет:

– Ничего не поделаешь, Анди. Где-то выиграл, где-то проиграл.

Терлоу толком не знал, испытывают ли они по поводу смерти Мерфи хоть какие-то эмоции. Парет получил приглашение на казнь, и в суде поговаривали, что он никак не мог определиться на этот счет. В конце концов здравый смысл восторжествовал – коллеги отсоветовали, объяснив, что его появление может быть истолковано мстительностью.

«А я-то зачем пошел? – спрашивал себя Терлоу. – Испить чашу страданий до дна?»

На самом деле он знал, что, уступив полушутливой просьбе осужденного «посмотреть, как я умру», надеялся проверить, увидит ли вновь странных наблюдателей в летательном аппарате.

И они – или оптический обман – там были.

«Они настоящие? Они мне не чудятся? – вертелось у него в голове и неизменно сопровождалось вопросом: – Где ты, Рут?»

Ему казалось, что, вернись она с правдоподобным объяснением своего исчезновения, галлюцинации сразу прекратятся.

Мысли вновь вернулись к казни. Такое воспоминание за выходные не сотрешь. В голове прочно засели звуки – лязг металла, шарканье ног, – когда охрана подвела Мерфи к месту казни.

Перед мысленным взором Терлоу предстали остекленевшие глаза приговоренного к смерти. Мерфи больше не выглядел толстяком – тюремная роба висела на нем, как на вешалке. Он передвигался с трудом, подволакивая одну ногу. Впереди шел священник в черной сутане и пел зычным голосом, который то и дело сбивался на подвывания.

Когда процессия остановилась, публика замерла, затаив дыхание. Все взгляды обратились к палачу. Высокий, деловой, с услужливым лицом, как у бакалейщика, он стоял перед обитой резиной дверью в маленькую зеленую комнату с глазками-иллюминаторами.

Взяв Мерфи за руку, палач помог ему перешагнуть через порог. Следом вошли один из охранников и священник. Со своего места Терлоу мог видеть всю комнату и слышать их разговор.

Охранник обернул вокруг левой руки Мерфи ремешок и велел сесть поглубже.

– Подвинь руку, Джо. Чуть дальше сюда. – Он затянул ремешок. – Не жмет?

Мерфи мотнул головой. В его по-прежнему остекленевшем взгляде читался страх загнанного зверька.

Палач обратился к охраннику:

– Может, останешься, Эл? Подержишь его за руку.

Мерфи внезапно очнулся и отчетливо произнес:

– Лучше оставаться в повозке с мулами.

Ошарашенный Терлоу отвел взгляд. Он не раз слышал эту фразу от Рут – семейная присказка, смысл которой понятен лишь узкому кругу посвященных. Произнесенная теперь Мерфи, фраза стала связующим звеном между отцом и дочерью, разорвать которое ничто не могло.

После этого наступила банальная развязка.

Терлоу вздохнул, спустил ноги с кровати и ступил на холодный пол. Сунул ноги в тапочки, накинул халат и подошел к окну. Из него открывался вид, ради которого двадцать пять лет назад его отец и приобрел этот дом.

Утренний свет больно ударил по глазам, они заслезились. Терлоу взял с тумбочки затемненные очки, надел их и подрегулировал линзы, пока боль не отпустила.

Над долиной начиналось обычное утро, между секвойями стелился туман, который часам к одиннадцати часто рассеивался. На ветке дуба чуть поодаль сидели и каркали два ворона, зовя невидимых сородичей. С листа акации прямо под окном скатилась капля росы.

За деревом что-то шевельнулось. Терлоу всмотрелся – цилиндрический предмет футов тридцати в длину поравнялся с верхушкой дуба, спугнув воронов. Они полетели прочь, пронзительно каркая.

«Птицы их видели! – понял Терлоу. – Значит, это не галлюцинация!»

Объект рывком метнулся влево и растворился в утренней дымке. Почти тут же мимо промчалась эскадрилья из воздушных скафов и дисков и скрылась в облаках.

Во внезапно наступившей тишине раздался дребезжащий голос:

– Ты – тот самый абориген.

Терлоу резко обернулся – на пороге спальни возникло странное видение: приземистая кривоногая фигура в зеленой накидке и трико; над квадратным лицом темнела копна волос, серебристую кожу прорезало широкое отверстие рта. Глаза существа лихорадочно блестели из-под нависших бровей.

Рот пришельца открылся, и из него задребезжал все тот же голос:

– Мое имя – Келексел.

Терлоу оцепенел. «Карлик? Психопат?» Видение не укладывалось в голове.

Келексел метнул взгляд в окно. Забавно, как свора Фраффина ринулась в погоню за пустым иглолетом. Разумеется, автопилот не сможет долго дурачить преследователей, но когда они поймут свою ошибку, будет поздно. Мертвых не воскресишь.

Придется Фраффину ответить и за это… и за свое преступление.

Нахлынувшая гордость укрепила решимость Келексела. Он хмуро смотрел на Терлоу и думал: «Я выполняю свой долг. Рут скоро очнется и выйдет на наши голоса. Тогда она станет свидетельницей моего неслыханного триумфа и будет польщена, что приглянулась хему».

– Я следил за тобой, врачеватель, – сказал он вслух.

В уме Терлоу мелькнула мысль: «Психопат, задумавший меня убить из-за моих показаний в суде?»

– Как вы проникли в дом? – спросил Терлоу.

– Для хема это проще простого, – ответил Келексел.

В душу Терлоу закралось кошмарное подозрение, что посетитель как-то связан с летающими объектами, которые наблюдали за ними раньше…

«Что значит «хем»?» – подумал он и спросил:

– Как именно