Джек Вэнс - Тшай планета приключений.

«Сколько?» — спросил Рейт.

«Сто тысяч цехинов творят чудеса».

«Не сомневаюсь. В данный момент у меня нет и сотой доли такого состояния».

Зарфо кинул к ногам Рейта свои пять тысяч: «Вот, возьми. Я чувствую себя так, будто мне отрезали ногу. Зато я первый внесу вклад в общий котел».

Рейт вернул деньги: «В котле так пусто, что твои цехины будут звенеть и разобьются».

Через тринадцать дней, спустившись пешком от Инфнеца к Блалагу, путники вернулись в Смаргаш на самоходном фургоне.

Три дня Рейт, Аначо и Траз отъедались, отсыпались, любовались танцами местной молодежи.

Вечером третьего дня Зарфо встретил их в пивной: «Потолстели, разленились! Слышали новости?»

«Какие?»

«Во-первых, я приобрел чудесный участок у излучины Висфера, с пятью высокими килями, тремя псильями и аспонистрой — не говоря уже о таягодниках. Там я проведу остаток дней — если вы меня не втянете в еще какую-нибудь самоубийственную историю. Во-вторых, сегодня утром из Ао Хайдиса вернулись два механика. Наступают новые времена, невиданные перемены! Ванхменов выселяют из крепостей — они будут жить в хижинах вместе с пегими и лиловыми. Похоже, что ванхи больше не выносят их присутствия».

Рейт усмехнулся: «В Татише инопланетяне паразитировали на людях. В Ао Хайдисе люди паразитировали на инопланетянах. В обоих случаях ситуация изменилась. Аначо, будь человеком, избавься от своей унизительной философии — увидишь, к тебе вернется рассудок».

«Меня убеждают факты, а не слова. Покажи мне Землю».

«Туда не доберешься пешком».

«На задних дворах космического комплекса в Сивише простаивают десятки подержанных космических кораблей. Все, что нужно — мелкий ремонт, аккумуляторы, кислород, провиант».

«Прекрасно — где мы возьмем цехины?»

«Не знаю», — сказал Аначо.

«Кто знает?» — отозвался Траз.

Книга 3. Дирдиры

1

С прохождения старого солнца, Карины 4269, через созвездие Тартусс начинался Балуль-Зак-Ахг, «пора противоестественных грез», когда по всему Лохарскому нагорью прекращались кровопролития и грабежи, захват рабов и поджоги. Ежегодно Балуль-Зак-Ахг становился поводом для устройства Большой ярмарки в Смаргаше. Вероятно, именно Большая ярмарка когда-то впервые принудила племена к перемирию — постепенно, за несчитанные сотни лет, возник обычай временно складывать оружие. Со всех сторон Лохарского нагорья и его окрестностей в Смаргаш стекались кзары, журвеги, серафы, ниссы и прочие — торговать и обмениваться сплетнями, заключать сделки, временно укрощавшие закоренелую вражду, разведывать намерения соседей. Напряжение ненависти висело в воздухе подобно зловонию. Цветастая неразбериха базара перемежалась злобными взглядами в спину, шепотом проклятий, резкими вздохами плохо сдерживаемого отвращения.

Бродя по базару на второй день Балуль-Зак-Ахга, Адам Рейт понял, что за ним ведется наблюдение. Догадка вызвала гнетущее предчувствие катастрофы: на Тшае любая слежка была чревата самыми мрачными последствиями.

Рейт решил проверить свое впечатление, надеясь, что оно ошибочно. Десятки врагов могли желать его смерти — даже для тех, у кого не было оснований для личного недовольства Рейтом, само его существование представляло идеологическую опасность. Каким образом его проследили до Смаргаша? Рейт пробирался через толпу вдоль базарных рядов, то и дело задерживаясь у палаток и навесов, чтобы украдкой обернуться. Но увязавшийся «хвост» — если он не был игрой воображения — потерялся в толчее. Вокруг надменными широкими шагами, как хищные птицы двухметрового роста, расхаживали ниссы в длинных черных плащах, кзары и серафы. Кочевники-дугбо сидели на корточках у костров. Появлялись и исчезали люди-невидимки в керамических масках, скрывавших выражение лиц, журвеги в кофейно-коричневых кафтанах, чернокожие беловолосые местные жители — лохары. Отрывистым стаккато прорывались, заглушая говорливый шум толпы, причудливые звуки: звон железа, скрип кожи, хриплые голоса, визгливые окрики, музыка дугбо — заунывное пиликанье, скрежет и нестройное позвякивание бубнов. Неожиданно сменялись запахи пряного папоротника, желудевого масла, разведенного мускуса, взметающейся и оседающей пыли, щекочущие ноздри испарения маринованных орехов, дым горящего на рашперах мяса, пьянящие духи серафов. Рябили в глазах цвета — черный, глуховато-коричневый, оранжевый, тускло-багряный, темно-синий, темно-золотой. Покидая базар, Рейт пересекал пустующую танцевальную площадку. Резко остановившись, краем глаза он заметил сзади фигуру, скользнувшую за палатку торговца.

Невесело задумавшись, Рейт вернулся в гостиницу. Траз и дирдирмен Анхе-ат-афрам-Аначо молча обедали в трапезной бутербродами с мясом. Эти двое отличались друг от друга настолько, что их способность как-то уживаться казалась загадочной им самим. Аначо — долговязый, тощий и бледный, как все дирдирмены, был совершенно лыс. Последнее обстоятельство он теперь пытался скрывать, надевая, наподобие яо, мягкий берет с кистями, приобретенный в Катте. Отличаясь непредсказуемым темпераментом, обычно он был рассудителен и словоохотлив, но проявлял склонность к капризным выходкам и внезапным приступам раздражения. Траз, человек прямой и закаленный, с ровным, замкнутым характером, во многих отношениях представлял собой полную противоположность дирдирмену. С его точки зрения Аначо был тщеславен, чрезмерно утончен, изнежен цивилизацией. Аначо, в свою очередь, считал Траза бестактным юнцом, упорно не желавшим понимать изысканные выражения иначе, как в самом буквальном смысле, и предъявлявшим к себе и другим смехотворно строгие требования. Тем не менее, они сохраняли способность к относительно дружелюбному сотрудничеству, чем немало удивляли Рейта.

Рейт подсел к их столу. «Кажется, за мной слежка», — объявил он.

Аначо огорченно откинулся на спинку стула: «Значит, пора готовиться к беде — или к побегу».

«Предпочитаю побег», — сказал Рейт и налил себе эля из каменного кувшина.

«Ты все еще намерен сбежать в космос и добраться до своей мифической планеты?» — дирдирмен говорил, как воспитатель, выговаривающий упрямому сорванцу.

«Конечно, я хочу вернуться на Землю».

«Бред, да и только, — буркнул Аначо. — Ты либо спятил, либо стал жертвой мистификации. Неужели ты не можешь здраво рассуждать? О твоем плане можно говорить и спорить без конца, но он невыполним. Космический корабль — не ножницы для ногтей, его не купишь за гроши в палатке базарного торговца».