Игорь Васильков - Тайна двух сфинксов

Виктор Петрович начал агрессивно:

— Позвольте дать объяснение, батенька мой. Во-первых… — он многозначительно взглянул на Нину. — Во-первых, и даже во-вторых, что должна означать сия записка? — И он повертел перед глазами Андрея клочком бумаги. — Я привык разбираться в самых запутанных иероглифах, но тут все мои познания, весь мой опыт оказались бессильными.

— Константин Сергеевич! — обратился Андрей к ассистенту. — Посмотрите, пожалуйста, как идет опыт шестьдесят седьмой… и, пожалуй, Верочка вам поможет.

Ассистенты вышли.

— Прежде всего я очень рад видеть вас, — начал Андрей таким тоном, как будто до этого ничего не было сказано. — Особенно вас, Нина! Вы у меня здесь самый неожиданный и самый приятный гость. И пришли как нельзя более кстати. Быть может, вы помните? Это было давно, у вас на даче. Мы тогда несколько повздорили с Виктором Петровичем на сугубо научную тему и пришли к выводу, что легче написать научно-фантастический роман…

— Вот я же говорил вам, что дело дойдет до фантастики! — подхватил Виктор Петрович.

И Нина впервые за все время улыбнулась.

— …чем переубедить, — продолжал спокойно Андрей, — упрямца, привыкшего верить в науке только каменным склепам тысячелетней давности.

— Нет, ты все же должен мне объяснить! — Виктор Петрович протянул ему злополучную записку.

Андрей повертел ее в руках и улыбнулся.

— А ты разве не любишь воблу?

Он быстро подошел к белому шкафу и раскрыл его. Там внутри сразу же вспыхнула электрическая лампочка, и тогда стало ясно, что это сушильный шкаф усовершенствованной конструкции. В ярком свете были видны высушенные лягушки и изолированные органы животных: овальные комочки — сердца земноводных и млекопитающих, сморщенные ящерицы, длинные просвечивающие уши кроликов. А ниже на сетчатых полочках лежала… обыкновенная вяленая рыба.

Андрей взял одну рыбину за голову и бросил на стол. Она покорно шлепнулась рядом с какой-то колбой и, перевернувшись, осталась лежать неподвижная и плоская, уставившись на Виктора Петровича глубоко запавшим глазом.

— Так, так, — сказал Виктор Петрович. Он взял рыбу в руки и постучал ею о край стола.

— Нет, батенька, это не вобла, — разочарованно протянул он.

— Да, но еще более суха, чем вобла. Не правда ли?

— Коптим? — иронически полюбопытствовал Виктор Петрович.

— Сушим! — поправил Андрей.

— Предположим… только тогда лучше говорить — вялим. А пиво, позвольте узнать, вы где, в аквариуме держите?

Андрей спокойно взял рыбу из рук Виктора Петровича и опустил ее в аквариум.

— Что ж, подведем итоги! — Виктор Петрович зашагал по комнате. — Жил-был ученый, — сказал он, обращаясь к Нине, — хороший ученый! Можно сказать, талантливый ученый! Занимался он проблемой оживления организмов… Хорошее, полезное дело! В один прекрасный день ему надоела эта проблема — вся, целиком. И решил он заняться новыми опытами. Спокойной жизни захотел наш ученый! Притащил он два аквариума, сушильный шкаф для рыбы и, решив, что наука подождет, устроил у себя в лаборатории рыбозавод.

Андрей и Нина стояли теперь у окна и следили за Виктором Петровичем, который, сутулясь, расхаживал большими шагами по комнате и жестикулировал, многозначительно поднимая вверх указательный палец.

Вот Виктор Петрович подошел к аквариуму, зачем-то понюхал воду и на мгновенье опустил в нее указательный палец.

— А вода-то, оказывается, теплая, — удивился он. — Должно быть, нас собираются здесь вместо воблы и пива угостить ухой.

— Виктор, не можешь ли ты сказать мне, сколько сейчас рыб в аквариуме? — спросил Андрей таким тоном, будто не слышал горячей тирады друга.

Виктор Петрович вновь заглянул в аквариум.

— Вы хотели, наверное, спросить, сколько здесь дохлых рыб? — ответил он, подчеркивая слова «вы» и «дохлых». — Ну, что же, пожалуйста. Четыре рыбы лежат на дне, а одна, которую вы изволили только что бросить, еще болтается в воде.

— И больше в аквариуме нет ничего? — снова спросил Андрей.

— Больше ничего!

Виктор Петрович подошел к Андрею и взял его за пуговицу халата.

— Вы взгляните на свою лабораторию взглядом постороннего человека. Мне кажется, тут не хватает четырех удочек: двух вам и по одной ассистентам. И кроме того, в этой обстановке вам не к лицу этот халат. С вашего разрешения я пришлю вам пижаму и соломенную шляпу. Но мой совет — не поленитесь, перенесите вашу лабораторию куда-нибудь на озеро.

Он говорил довольно долго в этом же тоне, не то шутя, не то серьезно, затем подошел к шкафу, скептически оглядел его содержимое, потом шагнул к аквариуму и…

Виктор Петрович растерянно посмотрел на Андрея, на аквариум, на Нину и опять на аквариум, потом ткнул пальцем в стекло, указывая на плавающих рыб.

Некоторое время Виктор Петрович молча стоял, смешно согнувшись, прижимаясь лбом к толстой стеклянной стенке, и наблюдал за рыбами, плавающими в аквариуме, а когда повернулся, в глазах его больше не было ни иронии, ни юмора. В них светилось жадное любопытство.

— Так, значит, это не фантазия? Конечно, нет! Это успех! Большой успех! — почти крикнул Виктор Петрович. — Ну что ж, рассказывай, рассказывай! — требовал он и присел на стул рядом с Ниной.

— Что же тут рассказывать, — Андрей улыбнулся широко и добродушно. — Начал опыты почти два года тому назад. Были, конечно, неудачи. Тревожили сомнения, высказанные крупными учеными, неверие окружающих, иногда даже насмешки. Помогала внутренняя уверенность в конечном успехе. А потом… ну то, что получилось потом, вы сейчас видели.

— Но как ты мог добиться таких поразительных результатов?

— Простите, Нина, — повернулся Андрей к девушке. — Сейчас, кажется, опять начнется скучный спор на научные темы. Но, если вы позволите, я коротко объясню Виктору.

— Что вы, Андрей Петрович, это так интересно! — и Нина с просительным выражением коснулась его руки.

— Так вот, — начал Андрей, — в нашей стране проделаны сотни исследований анабиоза рыб при замораживании. Большинство этих попыток закончилось неудачей, так как при сильном охлаждении образовывались ледяные кристаллы и накапливались соли, нарушающие целостность живых клеток. Потом было замечено, что при охлаждении до нуля градусов рыбы не замерзают, но впадают в состояние полной неподвижности, дыхание у них прекращается, и они производят впечатление мертвых. Такое состояние окоченения может продолжаться часами. А если перенести рыб в более теплую воду, они оживают. Был даже такой случай: осетров, находящихся в состоянии окоченения, вынули из воды, положили на лед в изолированные ящики и доставили на самолете в Ленинград. Там осетры были опущены в воду, ожили и плавали в аквариумах рыбных магазинов. Однако окоченение, в котором находились эти рыбы, еще не было анабиозом. Это скорее преданабиоз, так как жизненные процессы в организме в данном случае лишь снижались до минимума, но не приостанавливались совсем. Вероятно, поэтому рыбы в состоянии окоченения могут пробыть не более суток и только при условии сохранения постоянной температуры. Можно ли удлинить период пониженной жизнедеятельности? Становилось ясным, что это осуществимо только при полном анабиозе. И так как замораживание не дало ожидаемых результатов, я занялся анабиозом при высыхании. Эксперименты с высушиванием и оживлением лягушек и изолированных органов животных прошли хорошо. А вот на рыбах я споткнулся. Да это и понятно. Ведь рыбы всю жизнь проводят в водной среде и их организм наименее приспособлен к потере влаги. Но именно трудность этой задачи и увлекли меня. Я ставил опыт за опытом. Результат был один и тот же: рыбы, засушенные самыми различными способами, не оживали. Они задыхались еще до того, как замедлялась благодаря высушиванию жизнедеятельность их организма. И вот тогда пришла мысль: а что, если на службу сухому анабиозу поставить анабиоз холодный? Мысль эта оказалась счастливой. Вот посмотрите, — Андрей подошел к мудреному стеклянному прибору, который уже давно заметила Нина, и, указывая поочередно на стеклянный колокол, змеевик и сосуды, продолжал: