Как высоко мы поднимемся в темноте - Секвойя Нагамацу

представлявший собой не слишком качественную копию «Шести флагов»[1] – тротуары в выбоинах, киоски с фирменными конфетами, драконы из папье-маше и заколдованный лес, который, казалось, то ли вот-вот расплавится под солнцем, то ли раскиснет в первый же дождь. Главный тюремный корпус превратили в оформленные в пиратском стиле торговую зону и фуд-корт, очень тактично обозвав их «Бухта мертвеца». В камерах разместились лоточники, торговые автоматы, тележки с едой и интерактивные дисплеи. Со сторожевых вышек светили радужные прожекторы. Но сквозь их сияние проглядывали контуры нацеленных вниз винтовок.

– Без этого правда не обойтись? – спросил я Молли.

– Если люди будут знать, что в случае чего их застрелят, вряд ли они попытаются удрать вместе с детьми, – объяснила она. – Конечно, это скорее показуха, но мало ли. Некоторые наши охранники – бывшие коммандос.

Молли шагала быстро, мы миновали «Автодром», «Сплав на байдарках» и «Смехатерий», где, как сказал мне менеджер, сотрудники старались устраивать семейные импровизации.

– Давно ты здесь? – спросил я.

Молли обернулась на ходу, словно проводила мне экскурсию по кампусу, и махнула человеку в розовом костюме креветки.

– Пару месяцев. Мои родители работают поварами в одном из ресторанов.

– И как? Нравится?

Вопрос был глупый, но мне хотелось понимать, на что я подписался, в самом ли деле у меня здесь получится помогать людям.

Молли, пожав плечами, пробормотала что-то типа «Господи боже», мы прошли мимо оцепленной веревками дорожки с табличкой: «Проход запрещен. Ремонт техники и аттракционов». Миновали старую карусель с подвешенными на ржавых шестах русалками и морскими коньками. Асфальт сменила пыльная тропинка, и вскоре мы вышли к стоявшим кружком автофургонам и домикам на колесах. В центре темнело кострище, вокруг которого стояли раскладные стулья и валялись пивные банки. Чуть дальше, на искусственном газоне, белели невысокие коттеджи. Огни парка отсюда казались оазисом в пустыне. Молли указала на ржавый Виннебаго и вручила мне пакет с брошюрами для новых сотрудников.

– Прочти пока. А завтра кто-нибудь тебе объяснит поподробнее, – сказала она. – В целом тут ничего сложного, просто не доводи детишек до слез.

– А эти для кого? – указал на коттеджи я.

– Для родственников и людей с ограниченными возможностями. Еще мы здесь будем тестировать экспериментальные лекарства, помогать фармацевтическим компаниям проводить исследования.

Я покачал головой. Непонятно было, утомил ли я Молли, или она просто вела себя как типичный подросток.

– Что ж, спокойной ночи.

– В фургоне, скорее всего, полно клопов, – бросила она, уже повернувшись ко мне спиной. – Нам их жертвуют, и с уборкой никто особо не заморачивается.

Включив в фургончике свет, я увидел холостяцкую квартирку – выгоревшие обои мятно-зеленого цвета, в бардачке полно старых «Плейбоев», столешница в пятнах и царапинах. Должно быть, этой машинке много пришлось поездить. Порывшись в ящиках, я нашел консервы, срок годности которых истек всего пару месяцев назад. Съел холодные равиоли, любуясь огнями парка через окно, и отрубился.

* * *

Первым моим подопечным стал Денни (Группа 5А: Не заразные/ IV стадия заболевания). У него были огненно-рыжие волосы и пижама с динозаврами. Я возил его от одного аттракциона к другому на каталке в виде гоночной машины, а его родители ходили за нами по пятам. Несколько часов чистого притворства, все делают вид, что отлично развлекаются. Правда, я невольно замечал, как родители обнимали друг друга, глядя на сына, машущего им со страуса на карусели. Некоторые дети абсолютно ничего не понимали – то ли были слишком малы, то ли слепо верили развеселому маркетингу. Но маленький Денни хорошо соображал. Я периодически спрашивал его, как дела, заметив, что он схватился за ингалятор или не может встать с каталки.

– Отлично! – отвечал он, стараясь делать вид, будто его вовсе не вымотал последний приступ кашля. – Куда дальше?

Последним шел аттракцион «Колесница Осириса», он возвышался над землей почти на две тысячи футов, а поезд на нем разгонялся до двухсот миль в час. Родители Денни, остановившись перед ним, крепко обняли друг друга. Джейми предупреждал, что это самое сложное – ждать, когда родители попрощаются с ребенком, и при этом продолжать излучать счастье и веселье, как положено всем работникам парка. Когда мать Денни выходила из «Лабиринта щекотки», по ее щекам текли слезы.

– Спасибо, что дали нам возможность попрощаться. Мы не хотели, чтобы он умер в какой-нибудь под завязку забитой больнице, – прошептал в мое гигантское мышиное ухо отец Денни. – Знаю, вы просто делаете свою работу, но вы подарили нам еще один день с нашим мальчиком.

Он сжал мои плюшевые мышиные плечи и присел на корточки перед сыном.

– Мы любим тебя, Денни. Мой маленький человечище!

– Мы отсюда посмотрим, как ты прокатишься, – добавила мать. – Наш славный мальчик!

Я не мог представить себя на их месте. Вспоминал, как в первые дни арктической чумы вдоль улиц лежали трупы в маленьких пакетах, как ночами во всех районах города раздавался плач родителей, а потом появлялись белые автобусы и увозили тела на хранение, изучение или в крематорий. Поначалу никто не понимал, что происходит. Эпидемия прокатилась по России и Азии. Мы-то думали, если заразимся, нам придется всего лишь дойти до аптеки или поликлиники, но когда в Америке появились первые случаи заболевания, стало ясно, что ситуация гораздо серьезнее. Новости, специальный выпуск «Гибель детей на гавайском пляже». Съемка с воздуха: на пляже лежат погибшие дети, а вокруг носятся родители, спасатели и просто досужие зеваки.

– Ты видел? – спрашивал мой отец.

Родители сами выросли на пляжах Оаху и потому невольно проецировали происходящее на себя. Мы смотрели новости вместе, там рассказывали, что с каждым днем заражается все больше и больше детей.

– Я как-то странно себя чувствую, – сказала репортеру маленькая девочка с косичками в неоново-розовом купальнике, и ее тут же унесли.

Умерла Лейлани Тульпино через месяц от отказа внутренних органов: клетки ее легких трансформировались в клетки печени. А сердце превратилось в крошечный мозг.

– Просто не представляю, как такое возможно, – отвечал журналистам врач.

Поначалу доктора и медсестры из гавайских больниц говорили, что у пациентов наблюдается «синдром оборотня». Потом в одном из медицинских журналов появилась статья о случае в Сибири. К 4 июля 2031 года – всего через пару месяцев после первой вспышки – дети начали заболевать и на материке: в Сан-Франциско кто-то, видимо, заразился, поев устриц, в начальной школе Портленда эпидемия началась после того, как одна из семей вернулась из отпуска на Мауи.

Перед путешествием к Осирису мать Денни в последний раз обняла сына, дала ему хлебнуть сока из бутылочки и достала шприц.

– Немного эликсира смелости, – она ввела ребенку продававшееся в парке успокоительное.

Делать это было необязательно,