Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001 - Альберт Беренцев

Нагуд Лекарь в свое время учил меня, что основа медицинской науки — опыт, эксперимент. И он часто ставил на наших больных эксперименты. Теперь же я хотел провести эксперимент с Муаммаром — смогу ли я причинить ему вред моей силой джинна здесь, за пределами святого монастыря?

Я больше не стыдился своей мощи. Она вдруг стала мне интересна.

Однако я ничего не чувствовал сейчас. Вообще ничего. Ни силы джинна, ни даже ненависти к Муаммару. Так было сегодня, с самого раннего утра. Будто все мои чувства остались во вчерашнем дне. Будто это я умер сегодня ночью, и вместо Илы проснулся и сейчас шёл по горам совсем другой юноша…

Очень странно.

Через пару часов мы наконец пришли — нам открылась чудесная горная долина, поросшая травой и деревьями. С востока и запада она была зажата скалами, уходившими уже куда-то под самые небеса, а на юге была пропасть — там я видел лишь синее небо.

— Вон там наша обитель, — указал на юг Бурхан, — А здесь растут анис, горный лук и мята. И волшебные цветки огнелиса тоже встречаются. Огнелис — цветок мистиков. Наши братья из белой Башни из них заваривают себе напиток. Так что если увидите красный цветок — считайте, что вам повезло. Не перепутайте с ядовитым ослиным цветком.

И мы разошлись по долине, которая была довольно большой — Бурхан пошёл на север, Заки на восток, Муаммар на юг, а я…

А я не намеревался собирать травы. Жизнь Муаммара — вот что я хотел собрать. Так что я двинулся вслед за ним. И Муаммар заметил это. Он снял с плеч свою корзинку, потянулся, потом сказал:

— Решим все, как мужчина с мужчиной, Ила?

Я тоже бросил мою корзинку, и вместе с Муаммаром мы пошли дальше на юг долины, к обрыву.

Я сосредоточился, пытаясь призвать на Муаммара болезнь и горячку, как тогда раньше на Хама, но ровным счетом ничего не происходило.

У меня не было никакой силы!

И вот тогда я растерялся…

— Будь я и правда шайтаном — ты был бы уже мертв, Муаммар, — заметил я.

— Мы будем драться или будем болтать?

— Дерись, если хочешь.

— Я хочу честного боя! Я готов сразить джинна!

— Я не джинн…

— А что тогда случилось с братьями?

— А что с ними случилось? Хаму просто стало плохо. Сам видишь, какой тут воздух, в горах…

— Хам целый год таскался в эти горы к роднику за водой! Каждый день. И даже не кашлянул ни разу. А плохо ему стало, когда он пошёл с тобой… А потом он умер.

— Ну предположим. Предположим, это я погубил Хама. А как быть с Камораном? С Камораном у меня конфликта не было. Я этого парня даже толком не знал. Зачем же мне его убивать? Подумай сам, Муаммар…

— Тут и думать нечего. Каморан был грешником. Ты сам знаешь. Твой Заки же тебе все про него рассказал. Заки целыми днями ходит и вынюхивает для тебя грешки братии.

— Ну и что?

— А то, что ты, Ила, правоверен до скрежета зубовного. И нет, это сейчас не комплимент тебе. Ты фанатик. В тебе нет любви. Я это чувствую, все братья это чувствуют. А святая Преждесотворенная учит нас, что «вне любви не бывает и веры». Так что твоя вера, Ила — пустышка, ничто. Ты любишь закон, а людей не любишь. И вот поэтому ты убил Каморана. Ты решил, что грешнику лучше не жить. Ты возомнил себя Отцом Света, возомнил себя Богом. А может ли быть грех хуже?

— Ничего подобного…

— Ты стал, как принцесса Зиш-Алис, вот что. Она тоже себя полагает равной Всевышнему!

А вот теперь я разозлился, Муаммару удалось вывести меня из себя.

— Принцесса убила всю мою семью, подонок!

Однако в этот момент мы дошли до края долины, до той пропасти, которой кончался её южный край. И нам открылся настолько потрясающий вид, что мы на миг забыли и про нашу перепалку и про нашу жажду пустить друг дружке кровь.

Далеко внизу расстилалась бурая каменная равнина, до самого горизонта. Каждый из нас — и я, и Муаммар — хотел сейчас казаться отчаянным смельчаком, так что мы оба, одновременно, опустились на колени и нагнулись, чтобы заглянуть прямо в пропасть. И мы увидели то, что ожидали — наш монастырь, жавшийся внизу к телу горы.

Отсюда сверху он казался игрушечным, но было видно все три Башни — зеленую, черную и белую. Можно было даже разглядеть черные фигурки послушников, сновавших во дворе. Я с удовлетворением заметил, что только две из них — Усама и Кадир — не двигаются и все еще стоят у монолита в центре обители, неся свое наказание.

А потом у меня закружилась голова, отвага оставила меня и я отшатнулся от пропасти. Впрочем, Муаммар отшатнулся еще раньше меня. Мы оба были джахари, а джахари непривычны к горам. Наш народ живет в пустынях, где высот не бывает.

Я поднялся на ноги, отряхнул колени, а потом…

Меня вдруг окатило странной волной жара. Я ощутил влечение, жажду, сильную и всепоглощающую. Но то была не жажда воды, пищи, женщины или мести… То было нечто неясное. Нечто для чего нет даже слова в языке.

Была какая-то точка. Не здесь в горах, не в небесах над горами, не внизу в обители. Нет, точка была на западе — где-то в бурой пустыне. Там что-то было. Что-то, чего я страстно желал.

Я уставился на запад — на бурые каменные холмы до горизонта. Холмы странной формы… И я осознал, что там лежит проклятая Долина Крови, вот куда я сейчас смотрел, вот куда рвалось из груди мое сердце.

Будто там, в мертвой проклятой земле, был мой дом, мое обиталище. Будто моя мама была там, и звала меня…

— Стой! Стой, безумец!

Муаммар схватил меня как раз вовремя, когда я уже занес ногу над пропастью.

Он швырнул меня на траву, подальше от обрыва, я вскочил на ноги, схватился за кинжал. Муаммар тоже обнажил оружие.

Но никто из нас не нападал.

— Давай! — потребовал Муаммар.

— Ты только что спас мне жизнь, дурень, — огрызнулся я, — Хотел бы моей смерти — так дал бы мне упасть.

— Самоубийство —