Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001 - Альберт Беренцев

И я счел их местной элитой, самыми искусными практиками из послушников черной Башни. Конечно же, я хотел завести знакомство с кем-то из них, и Бурхан мне нравился больше всех. Что бы там про него не болтал Заки…

Вот почему я решил прогуляться в горы в компании Бурхана и Заки. А троих моих неудавшихся убийц я взял с собой, потому что у меня вдруг возникла одна догадка по поводу всего происходящего. И эту догадку я намеревался немедленно проверить.

Глава 36: Как шаэли собирают травы

Мы все шестеро собрались возле северной калитки, за ней начиналась тропа в горы. Именно по этой тропе в обитель носили воду из родника, но нам сейчас предстояло отправиться намного дальше и выше источника.

Калитка была сейчас открыта — назначенные мною водоносы уже взялись за работу.

У каждого из нас за спиной была плетеная корзина, чтобы собирать травы, а на поясе — кинжал, чтобы их срезать. Еще мы взяли воду и лепешки. Был святой месяц Харара, когда правоверные не едят до наступления темноты, однако мы сейчас отправлялись в путешествие, пусть и недалекое, а путешественникам есть дозволяется, так писано в священной Преждесотворенной.

Стоило мне подойти к калитке — и Усама взорвался пылкой речью:

— Я никуда с тобой не пойду, шайтан. По-твоему я совсем дурак? По-твоему я не понимаю, что происходит? Ты бы никогда не пошел в горы с нами, твоими убийцами, потому что знаешь, как мы тебя ненавидим! Так что твой план мне ясен — ты выведешь нас из святой обители, где мы по воле шейха защищены от зла, и там, в горах, скормишь нас голодным джиннам, твоим дружкам! Я знаю, что такое голодный джинн, я видел! Моего отца семь лет назад растерзал в пустыне джинн, и нам домой привезли лишь его окровавленное ребро. Одно ребро! Вот всё, что осталось от моего батюшки, да пребудет он в Раю с Отцом Света. Все остальное тело моего родителя было пожрано джинном, даже кости перемолоты, даже кровь выпита… Нет, я не хочу себе такой судьбы. Убей меня здесь, проклятый Ила, порок и кара нашего монастыря. Убей меня кинжалом, чтобы я хотя бы умер по-человечьи. Я никуда не иду.

Я хмыкнул.

— Как скажешь, братик Усама. В таком случае… Видишь вон тот мегалит в центре двора?

— Вижу. Это святой камень. Не смей поминать его своими шайтановыми устами!

— А видел ли ты, братик Усама, когда-нибудь статуи? Ну обычные глиняные статуи, которые стоят в храмах неверных?

— Этой идолопоклонской мерзости не видел. Отец Света миловал меня от этого зрелища. Но я понимаю, о чем ты говоришь…

— А раз понимаешь — то иди тогда к мегалиту, встань подле него, и застынь, как статуя. И стой так до самой дневной молитвы. Не садись, не ложись, не верти головой, а стой неподвижно. И если кто будет спрашивать — говори, что это я наказал тебя. Не за то, что ты пытался меня убить, нет. А за трусость!

Усама покраснел от гнева, кровь бросилась ему в лицо.

— Ах ты…

Однако страх победил. Усама бросил свою корзину и побрел к мегалиту. Его соратник Кадир молча, не говоря ни слова, двинулся следом.

— Замечательно, — констатировал я, — Муаммар?

— Я иду в горы, — коротко ответил Муаммар.

Вот этот точно не сдастся. Этот попытается меня убить, как только мы отойдем от обители — а мне ведь того и надо…

Я понимал, что мои действия слишком рискованны, но меня охватило какое-то странное, невиданное безумие. Я чувствовал сейчас только азарт. Кто из нас охотник, а кто жертва? Я или Муаммар? Сейчас это выяснится.

Заки все еще трясся, хотя теперь уже меньше — ему явно полегчало, когда выяснилось, что Кадир и Усама не будут нас сопровождать.

— Нам туда, — сообщил Бурхан, указав на самые горные вершины, где далеко-далеко от нас росла какая-то зелень.

— Четырех человек хватит, — кивнул я, — Обычно за травами ведь и посылают четверых послушников, а не шестерых?

И мы двинулись в путь.

Бурхан, как проводник, пошел по тропе первым, за ним следом шагал Муаммар, потому что я не собирался подставлять ему спину, я шел третьим, а замыкал Заки.

Мы поднялись совсем невысоко, когда встретили водоносов с ведрами, те весело болтали, но завидев меня — тут же все заткнулись.

— Поспешите, братья. Не тратьте время на лишние разговоры, — поторопил я мюридов с ведрами.

Мы потеснились, чтобы те могли пройти мимо нас по узкой тропе.

Потом мы продолжили путь, поднимаясь все выше и выше.

Тропа петляла и становилась все круче, она со всех сторон была зажата громадными скалами, вот мы уже прошли поворот к роднику — я даже услышал его журчание…

— А куда этот родник стекает? — спросил я, потому что внизу, возле обители, никаких речек и озер, разумеется, не было.

— Вода уходит в недра горы, — задумчиво объяснил мне Бурхан, не оборачиваясь.

Дальше мы шли в мрачном молчании. Тропа была и дальше, но мы свернули с неё и полезли прямо по скалам, уходившим куда-то вбок. Скалы тут были пологие, хоть по ним и приходилось местами прыгать. А большие скалы нависали над нами с обеих сторон, так что равнины и обители отсюда видно не было. Но я чувствовал, что мы забрались уже довольно высоко, стало холоднее, и дышать было тяжело.

Вскоре пологие скалы под нашими сапогами сменились очередной каменистой тропой. Эта была еще круче и еще уже, чем та, что вела к роднику. И точно также шла вверх.

По бокам из скал росли какие-то чахлые деревца, мох и трава, но это все были бесполезные растения, мы шли не за ними.

— Бурхан, тут есть медведи? — нарушил тишину Заки.

— Тут нет. Медведи предпочитают горные долины.

И снова повисло молчание. Муаммар и я сильно запыхались от подъема и горного воздуха. Опытный Бурхан и сын горянки Заки чувствовали себя намного лучше.

Здесь царила странная тишина, но я прислушивался сейчас лишь к своему сердцу. У меня еще сегодня утром возникла догадка, что возможно мои способности джинна проявляются лишь за пределами монастыря. Мне же говорили — и шейх, и Шамириам — что обитель защищена от всякого зла. Так что я был уверен, что я не повинен в смерти Хама и Каморана, которые погибли в своих кельях.