Проклятие Матери гор - Ростислав

нему голову и неожиданно выбила из его рук подношение. Балахон окрасился алым, и Владыка отшатнулся.

– Грядет последний день проклятья, – прошамкала карга. – Грядет. Худо будет всем. Скоро.

С этими словами она заковыляла к своей избе и скрылась за дверью.

Воцарилась тишина. Наконец Владыка сказал:

– Вы слышали ее, братья. Горе нам. Жертву надо.

– Жертву, – зашелестели перепуганные голоса. – Жертву… что же будет с нами-то…

– Жертву, – продолжал Владыка, – омытую кровью невинных. Жертву, символизирующую богатство и бедность, начало жизни и конец ее. Не отчаивайтесь, братья. Матерь Гор сказала свое веское слово, и мы готовы, готовы достойно вынести это испытание. Только твердость духа нас спасет. – И его палец зловеще указал на старика с девочкой. – Начало жизни и конец ее, богатство, – палец повернулся в сторону Грогара и Лунги, – и нищета, справедливость и обман. Наберите еще чашу. Омоем их, сестра. А вы, братья, – обратился он к толпе, – молитесь, громко молитесь!

– Может, не надо малышку… – растерянно сказал Грогар и замолчал. Он вдруг, как никогда четко, ощутил, насколько враждебны ему эти безумцы.

И сжался, слепо отдавшись страху.

Владыка, набрав еще чашу крови, вылил ее на головы Грогара, Лунги, старика и девочки.

Лунга горько плакал, теребя в руках свою широкополую шляпу. Кровь тонкими струйками стекала по его лицу.

– А теперь вы отправитесь в путь. Идите. Идите же!

И жертвы обреченно двинулись к ущелью. У входа Грогар бросил взгляд назад – крестьяне, что-то скорбно бормоча, обступили мертвую девушку. Владыка же со своей спутницей и служками степенно пошли прочь.

Старейшина, растерянно потирая седую голову, поплелся им вслед.

7

Узость ущелья пугала. Казалось, что громады, нависшие с обеих сторон, никогда не кончатся. Плечи упирались в скалы, острые грани камней рвали одежду, пыль щекотала ноздри. Было жарко.

И здесь царила полная тьма.

Грогару не хватало воздуха, да и не только ему, всем остальным, наверное, тоже. Ярлу казалось, что он тонет, – однажды в детстве он испытал это до крайности неприятное чувство.

Девочка всхлипывала, а старик глухо, одиноко успокаивал ее.

И, когда Грогар уже готов был завопить в приступе истеричного страха и бессильного бешенства, земля вдруг ускользнула из-под ног и вся четверка скатилась во внезапно открывшийся грот.

8

«Тьфу. И здесь воняет», – подумал Грогар и открыл глаза.

Безжизненный лунный свет заливал пещерку, выхватывая из мрака угрожающие призрачные очертания чего-то, громоздившегося у стен. Прохладный ветер залетал сюда – тот самый ветер, что властвует в диких Изломанных Землях. Он прикоснулся к перепачканному кровью и грязью лицу ярла, заставив мужчину вздрогнуть, и затих.

Только сейчас Грогар почувствовал, как близок этот пресловутый и осмеянный им же край мира, населенный сказочными доденами, двархами, шнеями и прочей нечистью.

Пленившись величием момента, Грогар вышел из грота.

Перед ним простирался лес: волнующееся, шумящее море, окруженное ровной, будто рукотворной цепью высоких заснеженных гор. В самом центре леса темнел замок – многочисленные узкие башни, увенчанные копьями-шпилями, вздымались к небу, словно отчаянно моля о помощи. За замком, чуть справа, простиралось круглое озеро, и его черные мерцающие воды напоминали вход в бездну.

Грогар обернулся. Лунга, морщась и стеная, старательно вытирал лицо крохотным платочком, отряхивал безнадежно испорченное платье. Вездесущая его шляпа лежала на валуне. Закончив приводить себя в порядок, Лунга со скорбным выражением лица начал ее чистить. Старик приобнял девочку и осматривался вокруг блуждающим взглядом человека, привыкшего повиноваться и принимать судьбу такой, какая она есть.

Грогар рассмеялся. «Несколько вымученно», – подумал он.

– Ну! Мы живы! Мы живы, и не все так плохо, клянусь печенью мадам Пепелины!

(К слову, мадам Пепелина, или вдовствующая королева-мать Элоиза Марируэлла Кастелла… тра-та-та… герцогиня Ровальская и Брахтендорденская… еще что-то там… славилась своим ужасно сварливым и неукротимым нравом. Однажды она прилюдно – в присутствии сановных послов из Пагорга и Вууденроха, на глазах у всей форнолдской знати, – отстегала тридцатилетнего сына-короля по, простите, голому заду. Представьте себе, мадам Пепелина, будто волчица, вцепилась в штаны короля мертвой хваткой и, несмотря ни на что, умудрилась стянуть их, а после крепко пройтись по царственной попе кожаной плеткой, бывшей всегда при ней. Скандал, скандал! Между прочим, попа-то у короля была нежная и розовая, как у младенца, уж это все заметили).

Это забавное воспоминание, а также полные глубокой тоски вздохи Лунги, рассматривавшего свою шляпу так, словно от нее зависела его жизнь, заметно приободрили Грогара. Его всегда веселили нарочитые благочестие и печаль слуги.

– Чего вы радуетесь? – спросил Лунга.

– Ты что, не замечаешь очевидного? Может быть, ты думаешь, будто уже попал на небо, в чертоги… э-э-э… кого там… ну, ты понял. Тогда ущипни себя, ущипни, авось очнешься.

– Простите меня, ваша милость, но вы ведете себя, как неразумное дитя. Неужто эти… дикари сунули нас сюда просто так?

– Ну… на то они и дикари.

– Я далеко не так уверен, мой господин. – Лунга кивнул в сторону стен. – Присмотритесь.

О боги! Фигуры, те самые призрачные фигуры, – с них спала пелена мрака, и Грогар увидел… скопление костей.

Нагромождение человеческих костей и черепов – древних, вросших в землю; более свежих, вокруг которых виднелись остатки истлевших внутренностей; и совсем новых, наспех обглоданных, – около них днем наверняка роились мухи и пищали крысы.

– Пока ночь, – неожиданно сказал старик, – надо уходить. Подальше. Как можно дальше. Ибо утром он придет.

Речь старика – правильная и мягкая – выдала в нем человека ученого. Он нежно прижимал к себе вздрагивающую девочку и смотрел на Грогара грустными, глубоко посаженными глазами.

Грогар покосился на старика, и на секунду ему стало страшно. Эти глаза… старик многое пережил, и облик его хранил в себе мудрость... Или хорошо замаскированное безумие?

– Кто ты? Как тебя зовут?

– Дьярв Лёлинг, исследователь древностей из королевского университета, к вашим услугам, ваша милость. Для меня честь… если, конечно, сейчас уместно…

– Да бросьте! – махнул рукой Грогар и призадумался. – Лёлинг, Лёлинг… Что-то знакомое… Вы, кажется, пропали года три… или… четыре тому?

– Два с половиной, господин Грогар.

– Два с половиной… хм. Ах да! Я вспомнил! Итак, любезнейший мой Лунга,