Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001 - Альберт Беренцев

— Ну что ты! — всплеснул рукам шейх, — Конечно же, доверяем. Неужто ты думаешь, Абдулкуддус, что я при моих сединах не могу отличить доброго человека от злого? Нет, брат, я готов доверить тебе мой сон. Но первым пусть стражу несет мой внук Садат, потом — Ила, а потом ты. Ты выглядишь уставшим.

— Пусть будет, как ты сказал, — рассмеялся горец.

И, сотворив молитву, мы легли спать.

Я лег дальше всех от входа в пещеру, постелив для себя верблюжье одеяло, слова Абудулкуддуса о медведях и разбойниках напугали меня. Медведя я не видел ни разу в жизни, но слышал, что это страшный зверь, подобный человеку, только большой, волосатый, дикий и свирепый.

Уснул я быстро. Странно, но в ту ночь мои обычные кошмары не посетили меня — в моих снах была лишь тьма, пустота, шум дождя и далекий горный гром. А потом в мой сон пришёл шейх, впервые за всё наше путешествие…

— Проснись, Ила, — спокойно произнес шейх в моем сне.

Я и правда проснулся, открыл глаза.

Костерок все еще тлел, возле него сидел лицом ко входу в пещеру Садат, сейчас было его время караулить. Горец спал, расстелив на полу пещеры свою мохнатую бурку, он тихонько посапывал во сне. А вот шейх поднялся на ноги.

Действуя совершенно бесшумно, как призрак, шейх взял мой ятаган, также бесшумно вынул его из ножен и протянул мне. Я взял оружие, ничего не понимая, я еще не до конца проснулся. Я не спал всю прошлую ночь, да и сейчас мне дали поспать только чуть-чуть.

— Убей его, — сказал мне шейх, так тихо, что мне пришлось читать по губам.

Шейх указал на горца.

Я в ужасе замер с обнаженным ятаганом в руке. Убить? Как так? Может быть я ослышался?

— Убей, — тихо повторил шейх.

А как же законы гостеприимства? Кроме того, этот горец не сделал нам ровным счетом ничего плохого, наоборот, он угостил нас мясом. Да и честно ли убивать спящего человека? Разве это не большой грех?

Я так и не двинулся с места, только в страхе глядел — то на шейха, то на спящего горца. Шейх нахмурился.

И вдруг голос шейха явственно прозвучал у меня прямо в голове. Сам шейх не раскрывал рта, он будто просто вложил слова мне сразу в сердце, минуя уши:

«Помни, что я говорил тебе в каменной пустыне, Ила».

Я помнил. Шейх сказал, что может приказать мне сделать странные и непонятные вещи, но я должен быть покорен и слушаться.

Обращенный на меня взгляд шейха стал совсем суровым…

Я кивнул.

Да. Я сделаю, если шейх хочет.

Я подкрался к горцу, и ливень, стучавший о камни снаружи пещеры, скрывал звук моих шагов. Горец безмятежно спал, лежа на спине. Я прицелился в сердце, я хорошо знал, где оно находится, не зря же я много лет был учеником лекаря.

Я опустился рядом с горцем на колени, сжимая ятаган обеими руками…

Прошло несколько вздохов, но я медлил. Я боялся. В моих фантазиях я часто становился великим воином и убивал людей — но ведь это всё были мои враги — чернобородый командир шаэлей из моих снов, его молодой мюрид, унизивший меня и убивший моего брата… И в моих мечтах я убивал их в честном бою! А сейчас мне предлагали зарезать совершенно неизвестного мне человека, который был добр ко мне, говорил вежливо и накормил меня вкусным мясом. Зарезать во сне!

Я медлил. Руки мои тряслись, ятаган ходил ходуном.

И горец почуял неладное, он вдруг перестал сопеть, и его глаза открылись. Он проснулся быстро, как зверь.

Он сразу сообразил, что происходит. Горец коротко выругался на неизвестном мне языке, а его рука метнулась к кинжалу, висевшему у горца на поясе, он не снял своего кинжала, даже когда ложился спать.

А я все не решался… Я понимал, что я сейчас умру, что горец зарежет меня за один миг, но я не решался… Рядом со мной вдруг возник Садат.

— Да что ты, как баба! Смотри, как надо.

Садат обхватил мои руки, сжимавшие рукоять ятагана, своими и резко с силой дернул вниз. Ятаган пробил шерстяную одежду горца, кожу, плоть, царапнул кости и вошёл прямо в сердце — стремительно, не успел горец даже вздохнуть. Шамерская сталь разрезала горца легко, будто тот состоял из масла.

Тело Абдулкуддуса дернулось в последней конвульсии, его рука крепче сжала кинжал, но пустить оружие в ход он не успел. Через миг он был уже мертв, на его губах пузырилась кровь. Конь горца, привязанный дальше в пещере, жалобно вскрикнул, почти как человек…

— Собаке — собачья смерть! — злобно заметил Садат, вынув из трупа лезвие ятагана и наконец отпустив оружие.

Я вскочил на ноги, бросил ятаган. Меня вдруг охватил великий ужас. Я смотрел на мертвеца и не мог поверить, что это было сделано и моей рукой тоже.

— Вы оба нарушили мои приказы, — раздался спокойный, но оттого еще более жуткий голос шейха, — Я сказал Иле убить горца. А тебе, Садат, я этого не приказывал.

Я перепугался еще больше. Сердце провалилось куда-то в пятки. Что же теперь будет? Шейх изгонит меня? Я оказался никчемным, я подвел учителя. Я снова почувствовал себя маленьким и слабым, будто вернулся в тот проклятый день, когда убили мою семью. По моим щекам текли слезы. Садат не плакал, но тоже выглядел пристыженным и испуганным.

Шейх подошел к нам, подобрал кинжал горца и разрезал им одежду мертвеца на груди.

— Посмотрите-ка внимательно.

Грудь у горца оказалась шерстистой, чуть выше страшной залитой кровью раны, над левым соском у мертвеца была черная татуировка — она изображала ладонь, эта ладонь будто держала надпись «Творец», сделанную джахарийской вязью.

— Он никакой не Абдулкуддус, — произнес шейх, — И не правоверный. И никакого брата в Аль-Мадиннате у него нет. Все его речи — лишь сладкая ложь. Глядите на этот знак на его груди и уясните, что это — абсолютное зло. Я знаю, что вы думаете, мои мюриды. Что этот человек наверное шаэль из враждебной секты… Вы ошибаетесь. Он не шаэль. Он много хуже. Он — анти-шаэль, если можно так выразиться, враг Отца Света и слуга тьмы.

Шейх замолчал.