Русь. Строительство империи 3 - Виктор Гросов

Переяславец спал. Улицы пустые, только ветер гонял мусор да где-то лаяла собака. Мы двинулись к терему, держась теней. Я шагал быстро, злость еще бурлила внутри.

— Искра — предательница, — начал я. — Заманила меня в дубраву, подставила. А потом к Игорю притащила. Сидела там, в шатре, глаза в стол прятала, пока он мне предлагал сдаться.

Веслава шагала рядом, слушала молча. Я продолжил:

— Игорь меня живым хочет. Золото Березовки ему отдай, говорит, и воеводой служи. Я отказал. Связали, к телеге бросили. Если б не вы…

— Я знала, что она тварь, — перебила Веслава. — С печенегов еще чуяла. А ты ей поверил.

— Поверил, — буркнул я.

Мы дошли до терема. Только свет в одном окне — Добрыня, небось, не спит. Я остановился у крыльца, повернулся к Веславе. Она смотрела на меня, руки сжаты в кулаки.

— Княже, — прошептала девушка. — Дай мне ее убить. Искру эту. Пожалуйста. Я ее своими руками придушу, за все, что она сделала.

Глава 25

Я стоял у крыльца терема, глядя на Веславу. Ее кулаки сжаты, а в голосе — такая злоба, что, кажется, она бы прямо сейчас бросилась искать Искру, будь та рядом. Ратибор молчал за ее спиной, только тень от капюшона падала на лицо. Я вдруг почувствовал, как уголки губ сами поползли вверх — не от радости, а от какой-то усталой иронии. Убить Искру? Да, она предала меня, заманила в дубраву, сдала Игорю, но что-то в этом было слишком мелочным.

— Нет, Веслава, — сказал я тихо, качнув головой. — Не сейчас. Убить ее — это не выход. Пока.

Она дернулась, и открыла рот, чтобы возразить, но я поднял руку, останавливая.

— Я сказал — пока. Она еще пригодится. Живая. А теперь идите оба, отдыхайте. Завтра будет трудный день. И еще… — я посмотрел на двух моих «спасителей», — спасибо вам.

Веслава сжала губы, кивнула коротко и ушла. Ратибор хмыкнул, улыбнулся и тоже ушел. Я смотрел им вслед, пока они не скрылись за углом терема, а потом поднялся по скрипучим ступеням. Внутри было тепло, пахло деревом и чем-то пряным — Милава, наверное, опять травы сушила. Свет в одном окне горел — Добрыня, как я и думал, не спал. Но я не пошел к нему. Сил не было. Ноги сами понесли меня к моей комнате, где ждала деревянная кровать с медвежьей шкурой вместо одеяла.

Я скинул грязную рубаху, бросил ее в угол, стянул обувь и свалился на постель. Шкура пахла зверем и дымом — знакомый запах, почти родной. Я лежал, глядя в потолок. Тишина давила, только где-то вдали лаяла собака да ветер шуршал за ставнями.

И вот тут меня накрыло. Раздражение. Глубокое, тяжелое, как камень на груди. Все это — лагерь Игоря, предательство Искры, бегство по реке, крики Веславы — оно будто сжимало меня в тиски. Я устал от этой бесконечной борьбы, от того, что каждый день — это новый враг, новая угроза, новый повод держать топор наготове.

Я закрыл глаза, и мысли потекли сами собой. Как я вообще здесь оказался? Офисный работник, с кофе в руках и отчетами на столе. Помню тот вечер — корпоратив, а я, слегка поддатый. Шутка над свои руководителем-самодуром. Потом меня сбили на дороге. А потом — раз, и все. Проснулся на поляне в 968 году, в грязи, с травой в волосах и этой проклятой Вежей в голове. Я тогда подумал — ну, прикол, типа сна или игры. А потом пришли разбойники, и стало ясно: никакой это не сон.

Березовка. Маленькое село, где я оказался. Люди там пили медовуху, плясали у костра, а я, чужак в их глазах, пытался понять, что делать. А потом эти бандиты налетели, и Вежа вдруг выдала мне навыки боя — как держать оружие, как бить так, чтобы не просто отбиться, а выжить. Я отбился. Стал старостой. Сначала временным, а потом, когда князь Святослав с боярином Душаном приехали, уже постоянным. Князь тоже был носителями Вежи — я это сразу почувствовал, система сообщает. Святослав тогда сказал: «Делай с селом что хочешь, но держи его крепко». И уехал. А я остался. Чинил колодец, мельницу, разбирался с убийством мельника Тимофея. Золото, что он нашел, оказалось причиной всех бед — и разбойников, и зависти соседей из Совиного.

Я строил частокол, учил дружину, чеканил свои монеты, когда Святослав умер. Власть в Киеве ослабла, и я решил — пора и обособиться. Объявил Березовку независимой. Вежа открыла мне магазин навыков, я начал прокачивать себя и людей. Победил Добрыню в поединке, сделал его десятником. А потом началась осада — боярин Душан и купец Ярополк из Совиного объединились против меня. Я отбился, ночью ходил в их лагерь, получил ранение, но выстоял. Наемники Митро помогли, а потом я узнал про предательство старейшины Тихомира. Захватил Совиное, стал князем. И вот теперь Переяславец. Город, который я укрепил, сделал своим. А теперь что? Игорь хочет его отнять, Искра предает, печенеги осаждают, варяги на подходе. И я лежу тут, уставший до чертиков, и думаю — за что мне все это?

Я перевернулся на бок, шкура зашуршала подо мной. Помню, как начинал: ни черта не понимал в этом мире. Как держать топор, как говорить с этими людьми, которые смотрят на тебя то с надеждой, то с подозрением. Вежа помогала, конечно — язык, навыки, советы. Но каждый шаг был как по тонкому льду. Разбойники, Душан, Ярополк, теперь Игорь. А между этим — золото Березовки, которое я сделал основой всего. Монеты свои чеканил, дружину вооружал, стены строил. И каждый раз, когда казалось, что я вот-вот выдохну, что-то новое. Осада, предательство, засада в лесу. Вспомнил, как еле выжил, когда Митро с Прохором напали на меня в пути из Совиного в Переяславец. Как Милава плакала надо мной, когда я лежал весь в крови. Смешно даже, если бы не так тошно.

Я открыл глаза, уставился в темноту. В Переяславце я хотел чего-то большего. Не просто выживать, а строить. Дал купцам золото, ремесла поднял, стены укрепил. А теперь что?

И Искра. Я до сих пор не понимаю, зачем она это сделала. Говорит, спасала меня, Переяславец, людей. А сама