Русь. Строительство империи 5 - Виктор Гросов

терема нарастал гул: застучали молоты в кузнях, послышались резкие команды на тренировочном поле, заскрипели телеги, подвозящие бревна и железо. Новгород просыпался, сбрасывал дрему мирной жизни, превращаясь в единый кулак, готовый ударить на север. Гонка со временем и Сфендославом началась. И проиграть в ней я не имел права.

Три дня Новгород бурлил. Молотобойцы в кузнях сменяли друг друга, не давая остыть горнам. Плотники и столяры, собранные со всей округи, строгали, пилили, собирали ложа для самострелов и древки для болтов. На тренировочном поле крики десятников смешивались со свистом тетивы и лязгом стали — Алеша с Веславой гоняли людей до полного изнеможения. Я сам почти не спал, мотаясь между мастерскими, казармами и пристанью, где Олег уже налаживал погрузку припасов на первые ладьи, которые должны были идти по Волхову и озерам, догоняя войско там, где возможно.

Искра тоже времени не теряла. Я видел ее то у городских знахарок, выменивающую сушеные травы и коренья на серебро из выделенной ей казны, то в пустующих амбарах, где она вместе с несколькими приставленными к ней женщинами и пожилыми воинами, негодными к походу, сортировала тряпье для перевязок, кипятила в котлах какие-то снадобья, готовила просмоленные мешки для своих запасов. Она работала сосредоточенно, ни на кого не обращая внимания, и даже Веслава, хотя и косилась на нее по-прежнему с неприязнью, вынуждена была признать, что дело свое новая «лекарка» знает.

На рассвете четвертого дня войско выступило. Три тысячи воинов — не считая обозников, лекарей и прочей прислуги. Ядро составляли полторы тысячи моих старых дружинников, прошедших огонь и воду Березовки, Переяславца и Киева, и почти семь сотен арбалетчиков — грозная сила, которую мы успели подготовить. Остальные — новгородское ополчение, крепкие мужики, но необстрелянные, которых предстояло еще превратить в настоящих бойцов.

Я ехал во главе колонны. Рядом — Ратибор, которому я все же не смог отказать в участии в походе, оставив в Новгороде Олега с небольшим гарнизоном, да Алеша с Веславой. Искра со своим маленьким отрядом и повозками с медицинскими припасами двигалась ближе к середине колонны, там, где шли менее опытные воины и ополченцы — именно им, скорее всего, в первую очередь понадобится ее помощь. Сзади маячил обоз.

Поход с самого начала пошел тяжело. Словно сама природа ополчилась против нас. Небо затянуло серыми, низкими тучами, из которых почти непрерывно сеяла мелкая, холодная морось, временами переходящая в затяжной дождь. Дороги, и без того разбитые, превратились в сплошное вязкое месиво. Ноги тонули в грязи по щиколотку, кони скользили, выбиваясь из сил. Телеги обоза постоянно застревали, их приходилось вытаскивать чуть ли не на руках, подбадривая руганью и без того измученных лошадей и волов.

Люди шли угрюмые, мокрые, продрогшие до костей. Тяжелые броньки и шлемы казались неподъемными, мокрая одежда липла к телу, ветер пронизывал насквозь. Настроение падало с каждым днем. По вечерам у редких костров, которые удавалось развести из сырых дров, слышался недовольный ропот. Куда идем? Зачем? Сидели бы в теплом Новгороде. Сфендослав далеко, а холод и грязь — вот они, рядом.

Я понимал их. Сам чувствовал, как стынут руки в мокрых перчатках, как ноет спина от долгой езды, как въедается в душу эта серая, беспросветная хмарь. Но показывать слабость было нельзя. Я старался быть везде: проверял дозоры на привалах, подбадривал уставших, делился куском вяленого мяса с продрогшим ополченцем, сурово обрывал паникеров. Вечерами обходил лагерь, останавливаясь у костров, перебрасываясь парой слов с воинами, интересуясь их нуждами. Нужно было показать им, что князь — с ними, делит все тяготы, верит в победу.

— Тяжко идем, княже, — проговорил как-то вечером Ратибор, глядя на ссутулившиеся у огня фигуры воинов. — Погода против нас. Духи, правда, довольны…

— Обычная дождливая погода. А то, что тяжко — так на войну, не на пир идем. Дойдем. Куда мы денемся. Главное — не раскисать.

— Дойдем, — согласился он. — Но люди устали. И злость копится. Им бы выплеснуть ее…

— Будет им, где выплеснуть. Скоро.

Алеша с Веславой тоже делали свое дело. Арбалетчикам приходилось тяжелее всего — их сложное оружие требовало постоянного ухода, защиты от сырости. Они кутали самострелы в промасленную ткань, прятали тетивы за пазуху, постоянно проверяли механизмы. Алеша следил за дисциплиной железной рукой, Веслава — за сохранностью оружия и боеприпасов. Такшонь был заместо Добрыни, моим воеводой.

Искра на привалах разворачивала свой маленький лазарет. К ней постоянно подходили люди — кто с простудой, кто с натертыми ногами, кто с растяжением. Она молча осматривала, промывала раны, давала какие-то отвары, накладывала повязки. Работала быстро, умело, ее спокойствие передавалось и больным. Кажется, даже самые недоверчивые начали признавать ее пользу.

Так мы шли день за днем. Медленно, мучительно, но упорно продвигаясь на север. Позади остались топи и леса Ильменского поозерья, мы вышли к верховьям Волги, двигаясь вдоль ее еще неширокого русла. До Ростова оставалось еще несколько переходов.

На одном из привалов, когда мы остановились на ночлег в редком сосновом бору, где было посуше, и удалось развести нормальные костры, случилось то, чего я подсознательно ждал. Из темноты вынырнули две изможденные фигуры. Это были разведчики Алеши, ушедшие вперед два дня назад. Сам Алеша тут же подскочил к ним.

— Ну что там? Говорите!

Старший из разведчиков, бывалый дружинник по имени Микула, перевел дыхание и хрипло доложил:

— Видели их. Отряд большой. Варяги и печенеги. Куря сам ведет. Не таятся особо. Идут нам навстречу.

— Навстречу? — я нахмурился. — Сколько их примерно? Где видели?

— Тысячи полторы, не меньше. Конницы много печенежской. Видели у переправы через Устье. Река там быстрая, брод один надежный… Они там… ждут. Похоже, засаду готовят. Место удобное — берег наш низкий, а тот, вражеский, — высокий, лесом поросший. Самое то для засады. Хотят нас на переправе прищучить. Вот только странно, что конные, можа хотят кольнуть и шустро удрать?

Засада. На переправе. Полторы тысячи. Попадись мы там, на открытом берегу, под стрелами и натиском конницы с высокого берега — и все, конец походу, а может, и мне самому. Сфендослав не зря послал своего степного союзника. Расчет был верный — ударить по нам на уязвимом участке, пока мы растянуты и скованы рекой.

Я посмотрел на Алешу, на Ратибора. Их лица были мрачны. Они понимали серьезность ситуации не хуже меня.

— Что думаете, други? — спросил я, хотя ответ был очевиден.

— Ловушка, княже, — проговорил Алеша, нервно теребя рукоять меча. — Явная. И место выбрали удачно. Тот берег высокий, лесистый. Спрячутся — не увидишь, пока в