Дети Божии - Мэри Дориа Расселл

следующие слова: «Aqui estoy». К какому языку они принадлежали, он с ходу сказать не мог, но сами слова запомнил и уже потом спросил остальных священников, что они значат. Жосеба и Джон опознали испанское «Я здесь». Но Шон поправил: так говорил Авраам, когда Бог позвал его по имени – «Вот я, Господи».

Однако Сандос проговорил их с покорностью побежденного, и Дэнни подумал, что, возможно, они означают признание Эмилио в том, что он застрял на «Бруно», откуда нет другого пути, как только вперед.

А может, они выражали смирение Ионы, понявшего, что Бог найдет его и использует, где бы он ни находился – даже в чреве китовом.

Утром Дэнни пробудила не заря, но шум и шевеление, доносившиеся сквозь дверь ангара. Он сел, а потом встал, ощущая себя одеревеневшим и жалким. Сандос не шевельнулся. Дэнни снова отлучился на несколько минут, но вернулся, не позавтракав, так как решил не есть и не пить наравне с Сандосом. Влачились мимо часы второго полного дня, и Сандос оставался неподвижным и безмолвным, глаза его глядели в незримую для всех остальных даль. Визуальный квест, подумал Дэнни, когда душа открывается для того, что может явить ей Великая Тайна, чьи мысли – не мысли человека… Чьи пути – не людские пути…

Он не хотел спать. Дэнни вознамерился стать свидетелем всего процесса, от его начала до конца, так что на третье утро он проснулся рывком, обнаружив перед собой обсидиановые глаза Эмилио Сандоса, сидевшего скрестив ноги на палубе спускаемого аппарата, ожидая, пока проснется Железный Конь.

– Это было трудно, – помолчав, проговорил Сандос голосом глухим и тихим в гулком пространстве отсека.

Дэнни не был уверен в том, что именно хотел сказать Сандос, но в последнее время ничего легко никому не давалось, и он потому кивнул.

– Когда ты смотришь в бездну, – сообщил Сандос, – она смотрит на тебя.

– Ницше, – почти неслышно произнес Дэнни, назвав автора цитаты.

– Есть два пункта. – Восковой и выдохшийся Сандос медленно поднялся на ноги и какое-то время постоял в раздумье. –  Полагаю, что Бог использует нас всех, – проговорил он, направляясь к люку, и постучал в него локтем.

Писк выравнивающегося давления и щелчки запорных механизмов загуляли по отсеку между каменных его стен. Когда дверь открылась, Дэнни обнаружил, что Джон Кандотти также стоял на страже все эти три дня. Однако у двери теперь собрался весь экипаж.

– Он сделал все, что должен был сделать, – проговорил Сандос и, не сказав больше ничего, шагнул в люк.

Впервые с того дня, когда умерла его мать, а Дэнни тогда было всего шестнадцать лет, Дэниэл Железный Конь сломался и зарыдал. Остальные стояли и слушали… Наконец Джон Кандотти сказал:

– Оставьте его в покое, – и небольшая толпа рассеялась.

Выждав благопристойный интервал, Джон нырнул в отсек. Оглядевшись по сторонам, он заметил брошенную Сандосом рубашку и протянул ее Дэнни для того, чтобы тот высморкался. Дэнни рубашку взял, но, поднеся ее к лицу, скривился.

– Тот еще запашок, – согласился Джон. – И если это аромат святости, да поможет всем нам Бог.

Дэнни выдавил смешок и, задрав собственную рубашку, утер нос внутренней стороной воротника.

– Моя мама терпеть не могла, когда я так поступал, – проговорил Джон, плавно опускаясь по стене рядом с Дэнни, пока перед ними не оказались собственные костлявые ноги.

Дэнни утер глаза и прокашлялся.

– Моя тоже, – произнес он почти беззвучно.

Оба они какое-то время смотрели на дальний конец отсека.

– Черт, – наконец промолвил Джон, – если с Эмилио все в порядке, значит, все в порядке и со мной. Pax?

Дэнни кивнул:

– Не думаю, что он в полном порядке, но все равно спасибо.

Джон поднялся на ноги и протянул ему руку, чтобы помочь встать. Вымотанный напрочь Дэнни с благодарностью пожал ее, но сказал:

– Думаю, что мне лучше пока посидеть здесь, шеф… Чтобы прийти в себя.

– Конечно, – ответил Джон и оставил Дэнни в одиночестве.

Глава 26

Великий Южный лес

2061 год по земному летоисчислению

Созрел две ночи назад… – река Пон, но кто-то думает… – нет больше потребности в… – строгая кампания недостаточно снабжена и если… – (Ууннхх.) – этот голоден! У кого… – поля ракар находятся к северу… – Сипаж, Панар! Этот слышал… – слишком рано. Оно созревает… – сфокусируйся вместо на консолидации… – (Ууууннхх.) … – собиратели нитарл в порту Кран… – Сипаж, Джалао, ты, конечно, голод… – Мы нашли больше у рек… – …паари скоро будет там… (Ууууууууууннхх.) – прядильщицы не могут использовать такой… – …о если мы пойдем за ракари – кто-то ту связку рее… – …нала, заставь Исаака прекратить… – Почеши здесь. Нет, Ниже! Йе (Уууууууууууууннхх…)

– Сипаж, Исаак! Прекрати! – крикнула Хэ’энала.

Исаак осел на землю, довольный, хотя голова его кружилась. Вращение могло превратить непостижимое в однородное пятно, и, издавая собственный звук, он мог иногда заглушить шум, но лучше всего удавалось, когда один голос прорезал остальные и успокаивал всех.

– Сипаж, Исаак, – неспешно произнесла Хэ’энала, стараясь говорить негромко. – Пойдем в укрытие. – Выждав правильное количество времени, она добавила: – Будем слушать музыку.

Хэ’энала знала, что такое ясность.

Исаак встал, прижимая компьютерный планшет к обнаженной костлявой груди, ощущая кожей его прохладное, плоское, не имеющее изъяна совершенство. A вокруг него: непостоянство, непредсказуемость, иррациональность. Он не мог доверять даже собственному телу. Ступни удалялись, руки все дальше обнимали тело. Волосы вырастали – там, где их раньше не было. Камни, гладкие и безупречные, в другое мгновение мог прикрыть лист… или их мог опорочить собой случайный жук. Уши, глаза, рты и конечности двигались непрестанно.

Тела сидели и спали в разных местах. Как могли они ожидать, что он поймет все, что они говорят, если он до сих пор не понял, кто они такие? Растения вырастали из земли, меняли размер и исчезали. Бутоны, цветы, все увядшее… появлялись и исчезали. Он мог сидеть и наблюдать часами… днями! Но все равно не видел, как это происходит. Он засыпал, а когда просыпался утром, старое исчезало, появлялось новое, и иногда оно действовало так, как прежде, а иногда нет. Никакой ясности.

В компьютере жил мир, остававшийся в точности неизменным каждое утро, если не считать ежедневных вестей от матери – он знал теперь, что она вносила небольшие изменения в этот мир, поскольку показала ему, как это делается. Он жаловался, так что она начала помещать все изменения в отдельный файл, и это было правильно, потому что не меняло ничего в других директориях; изменения вносил только сам Исаак. Компьютер лучше вращения…

– Сипаж, Исаак. Пойдем со мной, – сказала Хэ’энала, четко