Дети Божии - Мэри Дориа Расселл

– И какую компенсацию получили руна за поддержку планов Китхери?

– Естественным образом, самих информантов пришлось оставить в покое, но их детям было позволено высказывать свое мнение об области их работы. A когда пришло время, и о выборе пары. Это предложила моя подруга Таксайу, – сказала Суукмель, мгновение помолчав, чтобы почтить память умершей. – Она была рунаo, но господин мой Китхери брал мудрость там, гда находил ее. Он даже установил пенсию для информантов-руна, достигших возраста забоя…

– Которые могли еще снабжать его информацией – материей более ценной, чем мясо, – холодным тоном указал Дэнни.

Не уловив его тон, Суукмель заторопилась с объяснениями:

– На самом деле это было радикальной переменой, однако те, чьи домашние слуги получали пенсию от Высочайшего, считали это безвредной его прихотью. Кто станет возражать, если старый сподвижник будет жить на пособие, полученное от щедрости? – спросила она, не ожидая ответа. – В конце концов, мясом нас могли бы снабжать и деревенские родственники привратников, носителей опахал и наемных рабочих…

Она умолкла под его взглядом.

– Другого пути мы не знали, – сказала она, мгновенно устав. – Дэнни, ты должен понять, что не только одни руна были рождены для своей судьбы, а все мы! Ранг от рождения, ранг семьи… даже для мужчины они определяли всю его жизнь! Длину когтей, в какую дверь можно входить, в какую – нет. На ком можно жениться, в чем будет состоять его работа. Количество серег в ушах, качество благовоний, которые ему можно купить! И да – от какой части туши руна будет поставляться ему мясо. Дэнни, Хлавин намеревался изменить все это!

– Перемены требуют времени, – ответил Дэнни. – Вот и еще одна поговорка.

Суукмель чуть приподняла хвост и позволила ему опуститься, давая понять: «Ну как знаешь».

– Я думаю, что время уходит не на сами перемены, но на сопротивление им.

– Но, госпожа моя, Высочайший платил пенсию этим пожилым руна не просто для того, чтобы воздать добром за их службу, – указал Дэнни, сделавшийся более напористым с тех пор, как ближе узнал ее. – Таким образом он сделал накопленное руна знание всего Инброкара непосредственно доступным судам Китхери, личной полиции Китхери и самому Китхери, наконец.

– Да! Конечно! Разве можно сложить стену из одного камня? – спросила она.

– Признаком хорошего решения всегда является множество причин для него. Чем большее количество целей достигнуто посредством решения, тем больше оснований считать его мудрым…

К ее удивлению, Дэнни начал было говорить, но тут же умолк и отвернулся. Сообразив, что он расстроен ее недавними словами, Суукмель решила пояснить их:

– Дэнни, меняя что-то, мы уподобляемся маленьким богам: мы действуем, но каждое действие рождает каскад последствий – иногда ожидавшихся и приятных, иногда удивляющих нас самих и заслуживающих сожаления. Но мы не таковы, как твой Бог, который видит все! Мы не способны увидеть будущее и поэтому пытаемся угадать его и судим по последствиям о том, верна ли была наша догадка.

Неровно дыша, Дэнни застыл в напряженной позе. Она никогда не видела его таким.

– Дэнни, я тебя обидела? – удивилась она.

Он повернулся к ней в полном расстройстве.

– Это невозможно, моя госпожа! – Набрав воздуха в грудь, Дэнни медленно выдохнул и с деланым облегчением проговорил: – Тобой, как инструментом, воспользовалась моя совесть.

После чего попытался улыбнуться, однако попытка эта оказалась неубедительной даже для Суукмель, до сих пор нередко ошибавшейся в толковании выражений лиц иноземцев. Заметив ее смущение, он решил объяснить подробнее:

– Госпожа моя, прежде я верил в то, что, если искать множественность причин, может пострадать узость действия, что в таком случае можно оправдать то, что не имеет оправдания. Когда-то, очень давно, я принял решение, к которому меня подвигло множество причин. Это решение привело меня сюда, но я не знаю, правильно ли оно, и не узнаю, пока не пойду на суд к Богу.

Она надолго задумалась, пытаясь понять выражение лица в такой момент, запомнить запах его стыда, заучить звук угрызений совести в его голосе. А затем повернулась к долине Н’Жарр, взглянула на невысокие каменные стены, золотившиеся под косыми лучами утреннего света.

– Посмотри, – распорядилась она, описав рукой изящную дугу от запада до востока. – И послушай, – ибо все дети руна и жана’ата в данный момент пели. – Как можешь ты сомневаться?

Он не ответил, только молча посмотрел на нее маленькими черными округлившимися глазами. В тот день они шли домой молча и уже не касались более этой темы.

– То, что ты, моя госпожа, говорила мне, служит объяснением политической власти, – сказал Дэнни в один из последующих дней. – Но Китхери видел в ней нечто большее. Люди следовали за ним не ради одного цветка тража’анрона, не ради флажка или рифмованного трехстишия. И, думается мне, не ради богатства, власти или права иметь детей.

– Они следовали за ним из любви и верности, – ответила невозмутимая Суукмель. – Хлавин Китхери начал восприниматься ими как воплощение их собственного величия. Они любили его за то, чем сделался он и они вместе с ним, и ради него они были готовы на все.

– То есть, когда Высочайший давал понять, чего хочет, такие люди теснее окружали его и забывали или прощали Китхери порок… – Он умолк, не желая задеть ее неосторожным словом.

– Чрезмерной сексуальной изощренности… наверное? – предположила она, удивляясь его деликатности.

– Да. Эти люди по собственной воле отдавали своих дочерей или третьерожденных сестер в его гарем.

– Даже зная, что дети от этих браков не получат определенного места в иерархии?

– Да, зная, что жизни этих детей, рожденных в доме Китхери, не будут определяться рождением и управляться смертью. Будь что будет, говорили такие люди. Пусть будущее само проложит себе дорогу, как раздувшаяся в половодье река. Не смущало их и снятие Хлавином запретов на размножение с некоторых третьеродных торговцев. Способен ли ты понять, насколько «революционным» являлось такое преобразование? – спросила она, воспользовавшись заимствованным из х’инглиша словом. – Мы всегда были аккуратными хранителями своего наследия. Наша честь должна была неизменной перейти от отца к сыну, какое бы наследие мы ни получили.

Завещать больше считалось позором, поскольку подразумевало кражу. Завещать меньше было бесчестьем, так как свидетельствовало о расточительстве. Однако Хлавин показал нам, что возможно творение! Чего-то из ничего! Стихи, богатство, музыка, идеи, танец – все это из ничего! Руководство делами могло обеспечить прирост!

Это начинали понимать все, и все мы удивлялись – даже я, не зная, чего мы боялись все эти годы?

Подобно древнему охотнику, повергавшему добытое мясо к ногам собственной жены, Хлавин Китхери сложил все