Дети Божии - Мэри Дориа Расселл
Дети Божии читать книгу онлайн
Номинация на премию «Хьюго».
Финалист премии Джеймса Типтри-младшего.
Номинация на премию Британской ассоциации научной фантастики.
Отец Эмилио Сандос, единственный выживший и вернувшийся на Землю участник первой межзвездной экспедиции на планету Ракхат, постепенно приходит в себя от пережитых испытаний. Общество иезуитов готовит вторую миссию на альфу Центавра, и ему нужна помощь
Сандоса в подготовке. Отца Эмилио ждут старые друзья и новые открытия. Ему предстоит решить сложные вопросы о своем месте во Вселенной, границы которой уже вышли за пределы Солнечной системы. У Сандоса нет возможности сбежать от прошлого, но есть шанс изменить будущее. А будущее теперь – за детьми, которые рождены в далеком космосе.
Поражающий воображение богатым, насыщенным сюжетом и запоминающимися персонажами, наполненный человечностью и юмором, «Дети Божии» – незабываемый и вдохновляющий роман, который стал прекрасным преемником «Птицы малой».
«Роман, наполненный прекрасными мыслями и сюжетами. От книги практически невозможно оторваться. С первых слов она стремительно обгоняет "Птицу малую", и это уже чудо само по себе. Остальное же – просто роскошная история». – Sci Fi Weekly
«Еще более амбициозная и масштабная работа, чем "Птица малая". Роман затрагивает проблемы мира, справедливости и веры, давая честные и вдумчивые ответы на сложные духовные и моральные вопросы». – USA Today
«Продолжение высоко оцененной "Птицы малой" Расселл, прочно опирающееся на науку. Но в тоже время эта книга наполнена духовностью, проницательностью и рассматривает проблемы угрозы вере. Сильная проза и запоминающиеся персонажи». —Library Journal
«Этот захватывающий драматичный сюжет является основой для интеллектуального исследования масштабных жизненных тем. Дар Расселл к ведению диалога и задаваемых в романе вопросах о наших душах придает "Детям Божиим" качество, выходящее за рамки жанра. Это настоящая жемчужина». – Toronto Globe and Mail
«Как и в первой книге дилогии, Расселл использует захватывающий сюжет для исследования социальных, духовных, религиозных, научных и исторических вопросов. Неоднозначная фигура Сандоса, вокруг которой вращаются разнообразные межпланетные события, а именно интеллектуальная, эмоциональная и очень личная вражда между отцом Сандосом и его Богом, дают энергию этой книге». – Publishers Weekly
«Жестокий и продуманный рассказ, который заставит читателя усомниться в своих предубеждениях, а, возможно, и разрушит их». – Kirkus
«Роман, как и его предшественник, сочетает в себе захватывающий сюжет с интеллектом и глубоким исследованием… Расселл исследует психологический кризис и его разрешение, освещая все темные уголки разума в великолепном романтическом стиле». – Cleveland Free Times
«Это Бог Иова, и его мир – это моральные джунгли, долина слез, место ужасов и чудес, почти не поддающихся человеческому пониманию. Не обязательно быть верующим, чтобы найти у Рассел портрет мужества, стойкости и человечности… трогательный и захватывающий». – Locus
«История, которую Расселл начала в своей первой книге, получает удовлетворяющее завершение. Писательница имеет докторскую степень по антропологии и поэтому понимает, с какими проблемами связано столкновение культур. Но именно ее писательское мастерство позволяет сделать эти вопросы живыми. "Дети Божии" – прекрасный роман с захватывающим сюжетом, интригующими многогранными персонажами и поэтичностью, которая передает душераздирающую трагедию, которая может произойти даже из самых благих намерений». – Cleveland Plain Dealer
«История, рассказанная на этих страницах, не только невероятно увлекательна и фантастична, но и провокационна с моральной точки зрения». – Book Page
Эмилио ответил не сразу.
– Я подумаю об этом, – проговорил он, моргнув. – Не сейчас. Мне нужно время.
– Может быть, после Нового года, – аккуратно предположила она.
– Может быть, – согласился он. – Не знаю. Может быть.
Спешить было незачем, если не считать собственного желания увидеть его исцеленным, поэтому Джина оставила тему. Он вернулся домой со звезд больным цингой, и соединительные ткани рук попросту оставались слишком слабыми для того, чтобы допустить хирургическое воздействие; чем дольше он подождет, тем больше окрепнет и тем быстрее будет происходить заживление. Руки Эмилио пострадали три года назад. Пауза еще в шесть месяцев не произведет клинического эффекта.
Напоследок, прежде чем отправиться к себе домой, он сообщил ей, что связался с юридической фирмой из Кливленда и банком в Цюрихе и предоставил Джине свободный доступ к своим счетам.
– А ты не хочешь подождать до свадьбы? – спросила она, останавливаясь в дверях.
– Зачем? Или ты решишь убежать с деньгами? – ответил он, Джина почти не различала в темноте его лица. – Нет, я хочу, чтобы ты несколько раз пообедала со своими родителями. В каком-нибудь хорошем месте, ладно? И скажи им, что это моя идея! Я хочу, чтобы они об этом знали. Зять должен предусматривать подобные вещи.
Она рассмеялась, а потом провожала его взглядом, пока фигура его не растворилась в темноте безлунной ночи.
Во время отсутствия Джины они постоянно поддерживали связь, хотя к концу второй недели Эмилио утонул в делах, заканчивая свои программы по к’сану, стараясь успеть к назначенному им самим сроку окончания работы в конце месяца. К тому времени, когда они с Селестиной вернулись в Неаполь, они не перезванивались уже два дня. Она позвонила ему сразу же, как только вернулась домой, однако номер его не отвечал. Она попробовала еще раз, чтобы убедиться, что набрала правильный номер, а потом поехала к нему домой, как только вынесла багаж из машины, сводила Селестину на горшок и покормила ее, твердя себе по пути, что происходит какая-то ошибка.
Главный дом приюта не пустовал, чего она иррационально боялась, однако в нем не было никого из знакомых ей людей. Как оказалось, Козимо сменил брат-мирянин, к тому же вьетнамец, и она не могла даже слова понять из его итало-вьетнамского наречия. Дверь в апартаменты Эмилио в гараже оказалась запертой, и герани исчезли с его не закрытых ставнями окон. Она требовала объяснений, рыдала, кричала, обвиняла, но повсюду ей отвечала omertа – молчание Юга. Ее младшей дочери почти исполнилось десять лет, когда Джина наконец поняла, как все было на самом деле.
Глава 18
Джордано Бруно
2061–2062 годы по земному летоисчислению
– Ладно вам дуться, Сандос, я бы сказал, что постоянно угрюмый вид ниже вашего достоинства, – с холодным весельем промолвил Карло Джулиани, глядя на то, как Нико д’Анджели проверяет биохимические параметры крови, прежде чем подсоединить трубку капельницы к руке Эмилио. – Вы сами во всем виноваты и знаете это. Вам неоднократно предоставлялась возможность присоединиться к нам добровольно. И такая ваша позиция не даст вам абсолютно ничего, кроме пролежней и инфекции мочевого пузыря.
Элегантным движением прислонившись к звуконепроницаемой переборке лазарета «Джордано Бруно», Карло вглядывался в неподвижное смуглое лицо. В нем не было ни расслабленности комы, ни покоя после пробуждения. Одно чистейшее упорство.
– Вы любите оперу, Сандос? – полюбопытствовал Карло, когда Нико, напевая «Nessun dorma»[36], начал обтирать тело Сандоса губкой. – Большинство неаполитанцев оперу обожают. Мы любим страсти, конфликты… жизнь, прожитую с великолепием. – Он помолчал немного, наблюдая за закрытыми глазами Эмилио, тем временем Нико, поднимая обмякшие конечности, ловкими и точными движениями протирал подмышки и пах…
– Джина никогда не любила оперу, – продолжил Карло. – Грандиозная чушь, так она называла ее. Скучная такая домохозяйка, эта ваша Джина. Вы должны поблагодарить меня, Сандос, за то, что я избавил вас от этой затхлой судьбы! Вам скоро наскучило бы сидеть с ней дома, есть пасту и толстеть. Мы с вами созданы для вещей великих.
Закончив омовение, Нико отложил в сторону влажное полотенце и на несколько минут прикрыл Сандоса простыней, чтобы тело его подсохло перед наложением электродов. Никуда не спешивший Карло подождал до тех пор, пока монитор сердечной деятельности снова ритмично запищал, и только потом снова заговорил.
– Видите ли, у нас с вами много общего, даже помимо того, что мы оба пользовались Джиной, – проговорил он и с удовлетворением улыбнулся, после того как монитор запищал в ускоренном ритме. – Например, наши отцы презирали нас обоих. Папа обычно называл меня Чио-Чио-сан, памятуя о «Мадам Баттерфляй», конечно. Этим именем он обвинял меня в том, что я перепархиваю с предмета на предмет, понимаете? С самого дня рождения я был горьким разочарованием для моего отца. Как и ваш отец, мой видел во мне только свидетельство измены своей жены. Тут, быть может, наши судьбы расходятся: мою мать обвинили облыжно. Тем не менее папе всегда было легче предположить, что я не его сын, чем понять, что я не обязан быть его копией.
Неспособный работать и при этом не петь, выражая свою преданность Беллини, Нико перешел к «Норме»: «Me protegge, me difende…»[37]
– Я всегда преуспевал во всех делах, за которые брался, – без ложной скромности провозгласил Карло. – Каждый из учителей, с которыми я занимался, проявлял ко мне интерес. Каждый предполагал, что пойду по проложенной им стезе – стану инженером, биологом или пилотом.
А когда я отказывался идти следом, они обвиняли меня в непостоянстве и неверности, вместо того чтобы признать собственное стремление получить талантливого ученика. Но я ни за кем не следую. Моя жизнь принадлежит мне самому.
Нико перешел к ногам постели, чтобы заменить мешочек для мочи. Сделать это в тесном пространстве в конце медицинского отсека было непросто, однако он принадлежал к числу людей методичных и осторожных, делающих дела строго по очереди и в обусловленном порядке, и умел совершать этот маневр с минимальными затруднениями.
– Я знаю, о чем вы мечтаете, Сандос: вы обманываете себя иллюзиями величия, – рассудительно промолвил Карло. – Люди, подобные вам и вашему отцу, преуспевают на узком поле деятельности. Такие, как вы, с юности концентрируются на чем-то одном, добиваются многого еще в молодые годы, и презирают тех, кто не сосредотачивается подобным образом.
Мой отец, например, подчинил себе Неаполь, когда ему еще не исполнилось тридцати лет, – и это было удивительное восхождение к власти, – признал Карло. – К сорока годам он контролировал восемнадцать процентов общего национального
