Дети Божии - Мэри Дориа Расселл

что я смог бы жить среди твоего народа. Возле Хэ’эн. Тебя. Твоего Джими. Джоржа. Вы были моими друзьями. И я верю, что… – Он вновь умолк, набираясь отваги, запрокидывая голову назад, чтобы посмотреть на нее с высоты всей своей гордости. – Я хочу также найти Сандоса и подставить ему мою шею. – Она попыталась что-то сказать, но он решительно продолжил, прежде чем Исаак успел повторить последнее слово: – Если он не убьет меня, тогда я и Хэ’энала будем жить с тобой и учить твои песни.

– Учить твои песни, – сказал Исаак, посмотрев при этом на взрослых. Мгновенное проявление непосредственного внимания оказалось столь коротким, что его никто не заметил.

– Куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить[35], – бормотала София на жалком идише. «Мама моя, – подумала она, – я знаю, что у него есть хвост, но, похоже, он намеревается обратиться».

И как могла она ответить отказом? Она ждала все эти шесть бесконечных, бесплодных месяцев, рассчитывая на тот сомнительный шанс, что ее радиомаяк привлечет внимание неведомых ей людей. Рядом с ней, так близко, что она могла ощущать излучаемое его телом тепло, находился мужчина, прекрасно знакомый ей и небезразличный, которого она начинала понимать. Менее чуждый ей, чем собственный сын, более подобный ей, чем могла она подумать еще несколько лет назад, и так же пристыженный тем, что его благодарность руна недостаточна для того, чтобы превзойти буравящую мозг потребность продумать до конца хотя бы одну мысль так, чтобы ее не прервала бесконечная болтовня, сделать хотя бы один жест, оставшийся без внимания и комментариев окружающих, прогуляться по окрестностям без того, чтобы вызвать среди руна тихое, но продолжительное смятение, возникавшее всякий раз после любого временного расставания с группой.

– Ладно, – сказала она наконец. – Если ты действительно думаешь, что так будет лучше для Хэ’эналы. Если ты хочешь этого…

– Хочешь этого.

– Да. Я хочу этого.

– Хочу этого.

Углубившись каждый в собственные думы, они еще немного посидели.

– Пора возвращаться в деревню, – проговорила София спустя какое-то время.

– Скоро красный свет. Супаари поет.

София едва не пропустила мимо ушей эти слова, настолько безразличной она стала к бесцветному голосу своего сына.

«Супаари поет».

Ей пришлось повторить про себя эти звуки, чтобы окончательно убедиться в том, что она слышала их. «Бог мой, – подумала она. – Исаак сказал: «Супаари поет».

Она не заключила ребенка в объятия, не вскрикнула, не разрыдалась, даже не шевельнулась, только посмотрела на Супаари, застывшего в таком же, как и она, изумлении.

Она слишком часто видела, как Исаак утекал прочь – делался Отрицанием реальности, не присутствовавшим в ней, когда к нему прикасались.

– Да, Исаак, – сумела сказать София совсем нормальным тоном, как будто обращалась к самому обыкновенному ребенку, желающему получить подтверждение матери на свои слова. – Супаари поет на втором закате. Для Хэ’эналы.

– Супаари поет на втором закате.

Они ждали, затаив дыхание.

– Для Исаака.

Супаари заморгал с открытым ртом настолько по-человечески, что София едва не рассмеялась. Держа на руках его дочь, София подняла подбородок.

– Для Исаака, Супаари.

Тот встал и подошел поближе к мальчику, внимательно наблюдая за гладкой кожей, ожидая увидеть мелкий, едва заметный трепет мышц, предшествующий бегству. Какой-то инстинкт, прежде никогда не испытывавшийся им в подобной манере, подсказал ему, что не следует становиться лицом к ребенку, поэтому Супаари опустился на колени рядом с Исааком и запел ему негромко и незримо.

Как только первые ноты вечерней песни присоединились к лесному ночному хору: гудению, жужжанию, скрежету и мелодичному посвисту, – София затаила дыхание. И вдруг к мелодичному и плавному басу Супаари присоединилось детское сопрано, безупречное по высоте, безукоризненно и в чудесной гармонии выговаривавшее слова.

Глядя сквозь слезы своим близоруким глазом на светившееся в лучах розового заката лицо сына, София видела его преображенным, живым – подлинно живым впервые во всей своей жизни.

И благословенным «Богом Отцом» ее, даровавшим им жизнь и пропитание, позволившим им дожить до этого мгновения.

Перед последними нотами песни она глубоко вдохнула воздух, как бы пропитанный ароматом музыки. Голосом ровным, с лицом, залитым слезами с одной стороны, София Мендес спросила своего сына:

– Исаак, а ты хотел бы узнать еще одну песню?

Он не смотрел на нее, но с необыкновенной уверенностью и равновесием, сопровождавшими его с первых попыток ходить, он подошел к ней. И, глядя в сторону, этот эльф, ее сын, приложил к ее губам тонкий палец, легкий, как крылышко стрекозы-стрелки. «Да, пожалуйста, – говорил он ей единственным доступным ему способом. – Еще одну песню».

– Эту песню люди нашего народа поют по утрам и вечерам, – сказала она и возвысила голос в древнем призыве: – Ш’ма Исраэль! Адонай Элоэйну, Адонай Ехад. – Слушай, Израиль! Господь Бог наш, Господь Один!

Когда она допела, маленький пальчик снова прикоснулся к ее губам, и София запела снова, и на сей раз к ней присоединился голос ее сына, совершенный в слове и гармонии.

Закончив, София высморкалась в горсточку скомканных листьев и утерла лицо о плечо одной из оставшихся теннисок Джимми, бывшей в тот день на ней. Несколько мгновений погладила изношенную мягкую ткань, радуясь хоть какому-то контакту с отцом Исаака. А потом встала.

– Пойдем домой.

Она уже давно обнаружила посадочный аппарат «Магеллана», с помощью орбитального транспондера корабля, активировавшего его маяк для программ глобального позиционирования орбитальных спутников, передавших координаты на ее компьютерный планшет. Покинутый орбитальный самолет находился всего лишь в нескольких километрах от деревни Кашан. Войдя в его бортовые системы, она обнаружила, что корабль надежно заперт, располагает достаточным запасом топлива для того, чтобы вернуться на орбиту, и как будто бы оставался потенциально работоспособным. Активировав связь, она обнулила метку времени и даты, поставила транспондер в режим ожидания ответа.

– Говорит София Мендес, член экспедиции «Стеллы Mарис». Сегодня 5 марта 2047 года по земному летоисчислению. Я ждала ответа на мой вызов от любого присутствующего на Ракхате человека 165 дней по местному времени. Оставляю эту записку, чтобы предупредить о том, что я намереваюсь через пятнадцать дней по ракхатскому времени на посадочном аппарате «Магеллана» оставить эту планету и перейти на материнский корабль. Если к этому времени вы не сумеете добраться до посадочного аппарата, то останетесь здесь. Я сожалею об этом, но больше ждать не могу.

Она обнаружила, что только с большим трудом сумела рассказать Канчаю и всем остальным о своем намерении покинуть Ракхат, но, к ее облегчению, большого волнения среди руна ее план не произвел.

– Этот уже гадал, когда