Венценосный крэг - Ольга Николаевна Ларионова

дом, даже если это дом чародея, тропой обмана. И ценой обмана нельзя приносить в семью детей. Как я молила моего супруга и короля не делать этого… Он не послушал меня, и то, что сейчас случилось с ним, – это кара судьбы. И он понимал это, удаляясь в искупительное изгнание.

Заплаканная Ушинька опять поставила все с ног на голову. Ну не было принцев – нашли молодого рыбака… Даже двоих. Старшие королевны, между прочим, обиженными не выглядели, хоть и вляпались в подпольный династический мезальянс. Да о чем речь – она сама, раз и навсегда выбрав своего звездного эрла, ни единого мига не горевала по поводу сомнительности его аристократического происхождения.

Только одна беда – сравнением с собой королеву не утешишь.

– Не будь слишком строга к нему, великодушная королева Ушинь. – Сэнни тем не менее продолжала свои попытки, даже понимая неубедительность своих слов. – Никакое чудо не может быть недобрым, на то оно и чудо, а не чернокнижная ворожба. И если Алэл для кого-то создал иллюзию…

– Недопустимую иллюзию! – запальчиво воскликнула королева-мать. – Облечь своих дочерей в образ другой женщины… Женщины, чей муж всегда смотрел на них с жалостью и едва ли не с насмешкой, – увы, зоркость материнских глаз порой безжалостна… И они согласились лежать в его объятиях, когда он в колдовском наваждении считал, что делит ложе со своей возлюбленной! Одна лишь Ардиень не пошла на это. Не смогла. Потому что…

Королева внезапно запнулась и замолчала. Что-то еще открылось материнскому взору, нечто такое, о чем она не решилась говорить даже после всех своих неожиданных признаний.

А Алэл-то каков – не допустил, чтобы простой парень из рыбацкого семейства узнал о том, что он осчастливил правящую династию наследниками престола. Спесь не позволила. Напустил на дочек чары, обратил их в простых рыбачек – не иначе как высокородные девы потом три дня отмывались от рыбного запаха и клейкой чешуи… Только вот одно непонятно.

– Но как же получилось, что у средней сестры родился рыженький малыш – вылитый Захео?

Королева снова запнулась, еще бы – выдавать такие сокровенные семейные тайны! Но с другой стороны, ведь никто ее не вынуждает. Давно могла бы замолчать, мол, «устала я, милая вы моя…». Но «милые вы мои» сегодня тоже были что-то позабыты. Каждое слово Ушинь произносила так, словно отдавала непосильный долг:

– Всего на одну ночь Алэл снимал с дочерей свое заклятие, и вот надо ж было случиться, что именно в эту ночь законный муж Шамшиени настоял на своих супружеских правах! Честно говоря, я думала, ты догадаешься, что у ее двойняшек разные отцы. Но ты так недогадлива…

– А я сейчас о другом думаю – вернее, о другой. О той женщине, которую, как ты сказала, вроде бы любил этот… Рыбак. Виновник чуда. Так вот, не верю я, что любил он ее по-настоящему! Иначе никакое колдовство не заставило бы его обмануться. Даже если разум не заметил подмены, обманули глаза и уши, то могли же подсказать правду хотя бы кончики пальцев! Так что если мне кого-то и жаль в этой истории, то именно ее. И хорошо бы она никогда не узнала…

– Алэл так ей и обещал, – едва слышно прошептала Ушинь, – но он не предусмотрел, что дети будут так похожи на отца, что правда неминуемо должна будет всплыть сама собой, рано или поздно.

– Что-что? – не поверила своим ушам принцесса. – Обещал? Так Алэл с ней договорился? И она согласилась?

Ушинь внезапно выпрямилась во весь рост, опустив руки, и замерла, точно соляной столб.

– Да, – медленно и невыразительно, словно читая древнюю рукопись, проговорила призрачная королева. – Отдавая ей в ленное владение один из своих островов, король Алэл сказал: «Взамен я возьму то, что у тебя не отнимется, то, о чем ты не пожалеешь, то, о чем ты не узнаешь». Он был прав в одном: от тебя действительно ничего не отнялось, ведь с твоим супругом каждый раз была ты, до кончиков смуглых пальцев – только ты… Мой Алэл был хорошим волшебником.

26. Черная полоса, белая полоса

Такое бывало только в далеком, почти невспоминаемом детстве: накатывал ужас, ледяной и обжигающий одновременно, и какую-то долю мгновения казалось, что его можно оттолкнуть обеими руками, как снежный ком, и зажмуриться, и твердить крохотное беспомощное заклинание: «…это не со мной, с кем угодно, но только не со мной…»

Она открыла глаза и увидела себя в полумраке своего шатрового покоя, и ватный, неживой шорох-шепоток еще катился вдоль стен: «это не со мной…» Все было на самом деле, и не в игрушечном мирке детских ужасов, и не с кем-нибудь, а именно с нею, ненаследной принцессой Джаспера. Один, нелюдь полуночный, наигрался ею вдоволь и решил, что пришла пора наконец уложить ее в свою лунную постель; а другой, безродный эрл с неприветной Земли, попросту, по-земному взял и переспал со всеми колдуновыми девицами… Ну не со всеми, но какая разница?

И не опустилась на дно морское зеленая Игуана, муж мой, любовь моя, и не засветилось солнце черным светом.

Ее и раньше охватывал беспредельный ужас, бывало такое – когда на Тихри исчез крошечный сын или в золотом колодце, где она ощутила себя замурованной заживо; а то и совсем недавно, в первую свою встречу с Нетопырем, когда под клейкой пленкой лунной поволоки не осталось воздуха для дыхания… Но тогда каждый раз маячил крохотный лучик надежды, который можно было поймать на ладошку, как светлячка. И вот впервые в жизни она стояла перед тем, что непоправимо.

– Фируз, – негромко и очень-очень спокойно позвала она, поднимая руку.

Но ничего не произошло – послушная голубая птица впервые не отозвалась на ее призыв. Непривычная тишина заполняла шатер, ни шороха, ни дыхания. И только легкое движение воздуха, словно приподнялись крылья – и тут же опустились.

– Кукушонок, ты? – Снова взмах крыльями, но никакого перламутрового проблеска в этой безрассветной тени. – Где Фируз?

– В одном из замков Равнины Паладинов.

– Кто позволил ему?..

– Его унесли тайком.

Так. Этого еще недоставало.

– Сейчас я велю…

– Нет. Ты сделала его причастным к чародейному убийству. Теперь здесь ему не место.

Она вдруг почувствовала, что у нее нет сил на то, чтобы выяснять – кто, где, когда и в чем еще виновен. Сейчас все ее существо было подчинено одному, но уж на это, она знала твердо, сил у нее хватит.

Она повернулась на каблуках и, больше не заботясь о бесшумности своих шагов, на негнущихся от усталости