Очень странные миры - Евгений Иванович Филенко

нет более спокойного и благодарного занятия, чем терраформинг. Абсолютная гармония с собой и окружающей природой. Никто не набрасывается из кустов с намерением помешать или сожрать тебя. Ничто не взрывается под ногами и не извергается на голову. Ни тайфунов, ни цунами. Куда ни кинь взором – бурая сонная трясина.

– И тут появились вы, – негромко заметил Феликс Грин.

– Через пару лет космодром передислоцируется на остров, – сказал Монтойя. – Это можно было бы сделать уже сейчас, но в Агентстве внеземных поселений трудятся очень осторожные люди. Они хотят убедиться, что у нас все получается, и эта твердь не растает под натиском агрессивной окружающей среды, как кусочек масла в горячей каше.

– А она действительно агрессивна? – спросил Грин.

– Не более чем всякое болото. Вы когда-нибудь видели настоящее земное болото? Нужно соблюдать осторожность, не лезть в самую топь без знания гатей и уважать покой местных водяных.

– Здесь есть водяные?! – поразился Кратов.

– Самый крупный из живых организмов, обнаруженных за время пребывания земной миссии в этом мире, – несколько механически продекламировал доктор Монтойя, – размерами не превышал…

– …детский башмачок, – подсказал Урбанович, подавляя зевок.

– Строго говоря, дамскую туфельку, – поправил Монтойя. – Поэтому созданному из жидкой грязи острову ничто не угрожает.

– А еще вышеупомянутое Агентство весьма желало бы убедиться, – вклинился в беседу Ветковский, – что находящийся на планете искусственный объект, известный как Авалонская Башня, не представляет никакой угрозы будущим поселенцам. Оценкой каковой угрозы и заняты ксенологи, обитающие неподалеку от острова и не в пример в менее комфортных условиях.

– Опять вы за свое, Лев, – сказал доктор Монтойя. – Мы сто раз предлагали вашим коллегам кров и радушие наших сердец, но они всегда отговаривались какими-то нелепыми причинами. Если им нравится болтаться на платформах и дышать нехорошим воздухом, кто мы такие, чтобы им препятствовать?

– Вы же знаете, Ксавьер, – меланхолично возразил Ветковский. – Башня должна находиться под постоянным и неусыпным наблюдением. Причем не только и не столько автоматическим, а и человеческим. Вдруг она откроется, а нас не окажется рядом? И какой тогда смысл в многолетнем мониторинге?!

– Вы, верно, не помните, – сказал Монтойя, светски улыбаясь, – но еще год назад я предлагал выстроить перешеек от острова до Башни. Согласись ваши коллеги в ту пору, сейчас перешеек был бы уже сформирован и к Башне можно было бы кататься из Авалон-Сити на велосипедах.

– Мы не знаем, – сказал Урбанович, – и вы, Ксавьер, не знаете, и никто не знает, как Башня отреагирует на соседство и активную деятельность ваших, как вы любите выражаться, маленьких слуг. Что, если она рухнет? Что, если распахнутся бойницы и по всему, что движется, будет открыт смертоносный огонь?

Ветковский расхохотался, а Кратов, которого экскурсия начинала утомлять, мрачновато заметил:

– Вы сами недавно утверждали, что Башня уходит вглубь неизвестно на сколько и уж во всяком случае намного дальше, чем ввысь. И если я что-то понимаю в ксенологии, вы будете только рады, когда обнаружатся бойницы и орудия, потому что это внесет в застарелую и даже слегка проржавевшую тему хотя бы какую-то ясность.

– А хотите полюбоваться на наших малышей? – вскричал доктор Монтойя с громадным воодушевлением.

– Хотим! – объявил Феликс Грин, который вне корабельных стен выглядел слегка подавленным и необычно молчаливым.

«Нисколько», – желчно подумал Кратов. Он поискал взглядом союзников среди визитеров. На смуглом лице Татора легко читалось сомнение в целесообразности всего происходящего. Брандт озирал туманные дали хладнодушным оком, его челюсти двигались подобно мельничным жерновам, а физиономия не выражала ровным счетом ничего. Зато взгляды обоих ксенологов были обращены куда-то в сторону поселка, и в них пылал одинаковый жгучий интерес. В том же направлении, с той же страстью таращился и подошедший пару минут назад Белоцветов, но вдобавок ко всему от удивления у него открылся рот. «Что они там увидели? – подумал Кратов. – Привидение?»

Двери ближайшего домика, белого с зелеными и синими разводами, были раздвинуты. На пороге, старательно кутаясь в плащ, стояла молодая женщина. Издали для подслеповатого глаза она могла бы сойти за подростка. Но на расстоянии какого-то десятка футов были видны черты ее лица – безупречные, словно нарисованные кистью прилежного ученика, выбившиеся из-под капюшона пушистые волосы сиреневого цвета и большие глаза, сияющие бледным пурпуром.

6

– Лили! – воскликнул Урбанович с несколько наигранным энтузиазмом. – Вот уж не ожидали тебя здесь встретить!

Удивительная женщина приблизилась к компании. В ее присутствии все немедленно испытали желание придать себе вид более солидный и мужественный, нежели на самом деле. Даже Брандт прекратил сутулиться и жевать. О планах на что-то там полюбоваться было забыто. Кратов изумленно разглядывал незнакомку. «Юффиэй, – думал он. – Женщина-юфманг. Что она делает в этом аду?»

– Консул! – возгласил Ветковский. – Позвольте вам представить звезду и гордость ксенологической миссии…

– Успокойтесь, Лев, – остановила его женщина серебряным голосом, – я в состоянии позаботиться о себе. – Смешливый, несколько оценивающий взор пурпурных очей переместился на Кратова. – Меня зовут Лилелланк. И я не протестую, когда мое имя разнообразно сокращают. Вы не ошиблись, доктор Кратов, я действительно юффиэй. Что вас удивляет? Что у расы юфмангов существует ксенология и галактические амбиции?

– Признаться, меня здесь все удивляет, – сказал тот. – Добро пожаловать в Верхний Мир, коллега Лилелланк.

– О! – сдержанно удивилась женщина. – Вижу, у вас есть опыт общения с нашей расой. Примите почтение от Нижнего Мира. Надеюсь увидеть вас возле Башни.

– У меня нет планов… – начал было Кратов, но юффиэй Лили совершила отметающий жест и растаяла в жарком мареве.

– Куда это она? – спросил Белоцветов с живым интересом.

– На пристань, – ответил Ветковский. – А оттуда – на форпост. Снегурка наша… – добавил он с обожанием.

– О, дьявол! – встрепенулся Урбанович. – Ведь она сейчас угонит наш куттер!

Ксенологи вприпрыжку, увязая в рыхлом грунте, ринулись вслед за женщиной. Доктор Монтойя проводил их завистливым взглядом, затем тяжко, обстоятельно вздохнул и промолвил:

– За мной, за мной, сеньоры.

Они миновали поселок, не встретив более ни единой живой души, и спустя полчаса очутились на противоположном краю острова. Здесь туман казался еще плотнее, чем повсюду, и доносившийся со стороны болота невыносимый смрад смешивался к равных пропорциях со свежим островным воздухом.

– Ого! – воскликнул впечатлительный Феликс Грин. – Что это за чудища?

В серой мгле тяжко и медлительно колыхались гигантские тени, сходные с раздутыми до непомерной величины аэростатами. Вершины тускло поблескивавших куполов терялись за пределами обзора;