Очень странные миры - Евгений Иванович Филенко

– Перестань, Лев, – поморщился Урбанович. – Доктор Кратов не обязан знать обо всем. Никто не обязан знать обо всем, даже тектоны. Хотя они-то как раз изо всех сил стараются ничего не упустить из виду… Вот здесь сидят три весьма приличных и уважаемых ксенолога. И пусть теперь поднимут руки те, кто слыхал, к примеру, об Эрандекском криптополисе.

Кратов с охотой поднял руку.

– Я ответственный специалист, – объявил Ветковский. – Если о чем и не слыхал, то не стану и притворяться.

– А о трансмантийных катакомбах Онатаршохана? – спросил Урбанович.

Кратов повторил свой жест. К удивлению ксенологов, к нему присоединился Мадон.

– Я работал на стационаре «Сирано де Бержерак», когда были найдены катакомбы, – пояснил тот в ответ на недоумевающие взгляды. – А потом трижды высаживался на Онатаршохане вместе с Арланом Бреннаном. Неприятное местечко, доложу я вам. Постоянный мороз по коже. Кажется, что все, кто там умер тысячи лет назад, на самом деле вовсе не умерли, а лишь дремлют и с неудовольствием поглядывают на непрошеных гостей из своих гробниц.

– Ну, допустим, – сказал Урбанович немного растерянно. – Я только хотел доказать, что никто не может быть всеведущим. Кроме Всевышнего, разумеется, который, во-первых, не только всеведущ, но столь же всемогущ, как и всепрощающ. А во-вторых, сам все это в этом мире и устроил.

– Так что там за Башня? – спросил Кратов.

Белоцветов же отреагировал в своей обычной манере:

Большая башня с толстою стеной,

Главнейшая темница в той твердыне

(Где рыцари в плену томились ныне,

О коих был и дале будет сказ)…[12]

– Вообразите себе эту гнусноватую планету с высоты птичьего полета, – сказал Урбанович. – То есть куда ни кинь взгляд, одни бескрайние болота, зеленовато-бурая гладь, полускрытая тяжелыми влажными испарениями… какие-то самого гадкого вида пузыри лопаются… смрад, естественно… и вдруг – она. Башня. Эдакий нежданный ландшафтный всплеск на полторы мили в высоту и один бог ведает на сколько в глубину. Да не просто башня, а изящное архитектурное строение в не присущем ни одной известной культуре стиле, да не из ординарного грубого камня, а из слоновой кости!

– Так уж и слоновой, – усомнился Мадон.

– Разумеется, нет, – ответил Урбанович. – Откуда на Авалоне слоны? Здесь одни сапрофиты и сапрофаги, причем не обнаружено ни единого живого организма, превышающего по размерам детский башмачок. Просто этот образ был первым, какой пришел в голову первооткрывателям при виде Башни.

– Они сами придумали эту странную метафору? – с интересом спросил Белоцветов.

– Разумеется, нет, – сказал Ветковский. – Откуда у ксенологов образное мышление? Посмотрите хотя бы на нас с Марком или вот на Консула… Кажется, Сент-Бёв.

«Еще один тупик на моем пути», – подумал Кратов. Кое-что об этой парочке он уже выяснил. Несмотря на то, что Ветковский был ксеносоциологом, то есть занимался сравнительным исследованием общественного устройства внеземных культур, а Урбанович изучал языковые системы вокального типа и по этой причине считался ксенолингвистом, создавалось впечатление, что оба владеют информацией, простирающейся далеко за пределы их профессиональных интересов. Темными крыльями вздымались за их спинами какие-то неясные тени неких широко не афишируемых спецопераций, странным образом связанных с мрачноватой организацией под названием «Департамент оборонных проектов», и не только они… В свете этих сомнительных аллюзий возникал резонный вопрос: что эти люди потеряли на скучной планете с бедной биосферой, где по указанной причине нет ни общества как такового, ни языковых систем, ничего, что бы имело касательство к самому понятию цивилизации.

– Башня есть, – сказал Белоцветов прямо и бесхитростно. – А хозяев нет? И вы торчите в этом смердеже, чтобы их отыскать и вернуть забытую вещицу?

– Мы не торчим, – возразил Урбанович. – Это полевые ксенологи торчат, и довольно давно. Мы присоединились примерно декаду тому назад. Речь идет, разумеется, о местной декаде, что эквивалентно четырем земным неделям.

– И каковы результаты? – спросил Кратов.

– Никаких, – сказал Ветковский. – Дело в том, что Башня никого не впускает.

– А вы пробовали постучать? – осведомился Мадон.

Ветковский захохотал, а Урбанович, болезненно кривясь, сказал:

– Мы… а точнее, они испробовали все неразрушающие способы получить информацию об устройстве Башни. Загвоздка в том, что материал, из которого она сложена… мнимая слоновая кость… представляется чрезвычайно прочным и одновременно хрупким. Эти данные получены при помощи квантового сканирования. Прорезать в нем отверстие означает вызвать разрушение неопределенного фрагмента всей структуры, а то и обрушение. Чего, по понятным причинам, мы допустить никак не можем.

– Хорошо, – сказал Мадон. – Сканирование. Тогда вы, по крайней мере, имеете представление, что находится внутри.

– Ни малейшего, – сказал Ветковский, моментально сделавшись серьезным. – Помехи… возможно даже, энергетические поля высокой насыщенности.

– И чего тогда они здесь торчат, эти ваши ксенологи? – удивился Белоцветов. – Только время теряют.

– А что им остается? – пожал плечами Урбанович.

– Домой вернуться, – желчно сказал Мадон. – В семью.

– К новым обещающим свершениям, – подхватил Белоцветов.

Ветковский ограничился саркастическим хмыканьем, а Урбанович пояснил:

– Ксенология – это такая научная дисциплина, которая желает ясности во всяком вопросе, который перед нею поставлен.

– И чем она отличается, к примеру, от математики? – спросил Белоцветов.

– О, это богатый вопрос, требующий развернутого ответа! – сказал Ветковский. – Может быть, коллега Кратов сочтет возможным?..

– Как всякая научная дисциплина, – сказал Кратов, – ксенология использует математический аппарат quantum satis. Как всякая научная дисциплина, ксенология не может утверждать, что имеет дело исключительно с точными, однозначно определяемыми параметрами изучаемого предмета. Как всякая научная дисциплина, ксенология подразделяется на изрядное число специализированных направлений. Упомянутые уже три ксенолога принадлежат к трем различным направлениям. Бывает и хуже, когда ксенологов трое, а направлений пять, а то и все шесть, я сталкивался с такими ситуациями…

– Вы уклонились от ответа, Консул, – сказал Белоцветов укоризненно. – И только всё запутали еще сильнее, чем было.

– Алекс, друг мой, – сказал Кратов ласково. – Ничем ксенология от математики не отличается. Только предметом исследования. И то не всегда.

Ветковский в очередной раз закатился благодарным смехом.

– Консул, – произнес он проникновенно, – неужели вы побываете на Авалоне и упустите возможность повидать Башню?

Кратов не успел ответить, что именно эту возможность упустить он намерен с большой охотой. С музыкальным перезвоном растворились прозрачные двери отеля «Камелот», и на пороге возник Элмер Э. Татор. Он был облачен в легкий скафандр модели «Арамис» с дыхательной маской и просторный плащ из тонкого