Дети Божии - Мэри Дориа Расселл

И помоги мне», – подумал Джон. Протянув руку к четкам, он попытался очистить ум от всего, кроме ритма знакомых молитв. Но слышал он при этом ритмичный топот на беговой дорожке: невысокий, испуганный, стареющий мужчина одолевал свою дополнительную милю.

Глава 28

Центральный Инброкар

2061 год по земному летоисчислению

Свет ударил в глаза Хэ’энале уже после второго восхода, и она проснулась. Отвернувшись от света, она посмотрела на еще спавшую Пуску.

«И как же я скажу Софии?» – ощущая свое несчастье, спросила она себя – первая мысль этого дня совпала с последней мыслью дня вчерашнего. Сев, она осмотрела себя и скривилась: шерсть на теле испачкалась и свалялась, зубы ныли, голова тоже. «Ох, Исаак», – подумала она безрадостно, медленно вставая, по одной протягивая затекшие конечности. В голове было пусто, как на уходившей вдаль, на восток, равнине. Сиреневые цветочки на покрывавшей ее невысокой траве поблекли в ярком свете полного дня.

– Сипаж, Пуска, – проговорила Хэ’энала. – Просыпайся!

Пощупав вокруг себя хвостом, она шлепнула Пуску по попе. Та отмахнулась.

– Пуска! – воскликнула Хэ’энала более настоятельным тоном, не смея повернуть голову, чтобы не потерять ниточку запаха. – Он жив! Я чую его.

Рунаo торопливо перекатилась на ноги. Посмотрев в том же направлении, что и Хэ’энала, Пуска не увидела никого.

– Сипаж, Хэ’энала, – сказала она усталым голосом, – там никого нет.

– Исаак там, – настаивала Хэ’энала, попытавшись наскоро стряхнуть засохшую грязь с шерсти. – Все зависит от ветра, но эта думает, что он идет на северо-восток.

Пуска не смогла найти поблизости ничего полезного, за исключением нескольких покрытых плодами синтарон и небольшого участка, поросшего сладким листом, вполне годящимся на приличный завтрак.

– Сипаж, Хэ’энала, пора поворачивать домой.

– Нам нужно сначала догнать его…

– Нет, – возразила Пуска.

Потрясенная отказом, Хэ’энала обернулась к Пуске, обнаружив на ее лице равную смесь скептицизма и сожаления.

– Не надо бояться… – начала она.

– Я ничего не боюсь, – откровенно произнесла Пуска, слишком уставшая для любезностей. – Я больше не верю тебе, Хэ’энала.

Последовала неловкая пауза.

– Сипаж, Хэ’энала, эта думает, что ты ошиблась в этом с самого начала.

Они долго смотрели друг на друга: более не сестры, почти незнакомки. Молчание нарушила Хэ’энала.

– Хорошо, – проговорила она ровным голосом. – Эта пойдет дальше одна. Скажи Фиа, что эта найдет Исаака, даже если для этого придется дойти до моря.

Когда звуки следов уходящей Пуски затихли вдали, Хэ’энала зажмурилась и представила себе след: нечеткий и широкий на вершине, сужающийся к основанию в точку, которую она найти не могла, однако могла судить о ней по углу. Не обращая внимания на то, что Пуска сдалась, она произнесла вслух:

– Он там, – и последовала за столпом его запаха в глушь.

В несколько первых часов ветер играл со следом, и ей пришлось дважды возвращаться назад, чтобы найти то направление, в котором оставленный им на земле запах будет сильнее. Но солнца карабкались вверх, ветер стихал, и она набралась достаточно опыта, чтобы определять нужное направление, чуть повернув голову.

Равнина, однако, оказалась не пустой, как ей сперва показалось, на самом деле она была изрезана узкими ручьями, полными воды после вчерашнего ливня. По берегам многих ручьев росли кусты, покрытые сиреневыми плодами, которые Исаак ел, что она обнаружила, обследовав его помет. Хэ’энала почти постоянно была голодна и потому внимательно осматривала по пути берега, на которых можно было вытащить из нор неизвестную ей мелкую живность, зацепив ее когтем или выкопав. Однажды в жару, усталая и грязная, она забрела в воду и уселась на каменистом дне ручья, надеясь на то, что рожденный дождем поток смоет с нее грязь и охладит; к ее удивлению, когда она откинулась на хвост и расставила ноги, в пах ее ткнулась какая-то водоплавающая живность.

– А вот и манна небесная! – воскликнула она и рассмеялась, обратившись лицом к солнечному свету.

Здешние края были полны чудес. Теперь она могла видеть мир от одного его края до другого, и на шестой день пути, увидев, как встают и садятся светила, наконец поняла, почему меняется цвет неба. Удивляло и собственное тело. С детства обитавшая в густом подлеске, она не имела никакого представления о том, насколько легок ее природный шаг. Сам ритм ровного движения пел в ее ушах: стихами ходьбы, безмолвного пространства, цели. Перейдя на парящий кентер, держа хвост параллельно земле, она впервые познала равновесие и скорость, точность и изящество движений. Однако нужды торопиться не было: она догоняла Исаака, зная, что он жив и здоров. И при этом знала, что он счастлив – как и она сама.

Она позволила себе отдохнуть целый день возле ручья, в неглубоких омутах которого обнаружила сотни гнезд, полных какой-то едва проклюнувшейся мелюзги, которую беспечные родители оставили без присмотра, и в ту ночь уснула с полным животом, зная, что Исаак недалеко, что она сможет найти его даже в дождь, и проснулась на следующее утро, чувствуя скованность в мышцах, но веселая.

Она нагнала его около полудня. Он стоял на краю карниза, пересекавшего равнину, разделяя ее на две части, так что восточная была ниже западной на высоту рослой в’ралии. Исаак ничего не сказал, но когда она остановилась в шестидесяти шагах от него, широко распростер руки, словно обнимая лежавшую перед ними пустую полноту – не вращаясь, чтобы свернуть мир в пятно, но поворачиваясь с экстатической неспешностью, дабы объять его, увидеть его целиком. Совершив полный оборот, он встретился с ней глазами и провозгласил: – Ясность!

– Да, – восторженно согласилась она, на мгновение познав все укрытое в его загадочном, потаенном сердце. – Ясность!

Он чуть пошатнулся: нагой, высокий и бесхвостый. Хэ’энала следом за ним обратила свой взгляд к высокому небу.

– Красное небо безвредно, – объявил он с деланой отвагой, даже не зная, насколько он ошибается. A потом, не сразу, моргая и начиная дрожать, произнес: – Я не вернусь назад.

– Я это знаю, Исаак, – проговорила Хэ’энала, приближаясь к нему… София и руна забыты, вся ее прежняя жизнь отодвинута невесть куда. – Я понимаю.

Он замолчал, что было неудивительно, однако, подойдя ближе, Хэ’энала утратила покой. Тело Исаака побагровело, обрело цвет крови, несчастная белая кожа его покрылась волдырями и опухла. «Отчего же это с ним произошло?» – задумалась она, поникнув ушами. Он сел возле двух составлявших всю его собственность предметов, планшета и потрепанной синей шали, но не стал набрасывать ее на голову, как делал в лесу, где плотный полог листвы защищал его от воздействия солнц.

– Эт’все, – услышала она два произнесенных