Душа механизма - Андрей Александрович Тюняев

Нона охотно занималась спортом. В силу своей комплекции её призванием постепенно стала гимнастика.

Нона выросла тоненькой хрупкой девушкой с ростом, едва превышающим полтора метра. Фигурка блистала девичьими линиями. Сыграла свою роль и гимнастика. Хореография привела походку и осанку в состояние, близкое к царственному, а лицо и причёска во многом слились с рисунком и скульптурой. Большие чёрные глаза, тонкие черты лица, почти вороные прямые волосы и мёртвенно белая кожа делали Нону по- своему красивой и, в каком-то смысле, магически привлекательной.

Повзрослев, Нона возымела стабильный успех у лиц противоположного пола. Со временем у неё образовался широкий круг знакомств.

И всё было как бы хорошо или даже прекрасно, если бы не одно «но»…

От хаоса к интеллекту

— Я помню, — продолжил старец Кулик. — Были выполнены расчёты. Они показали, что количество квантовых элементов в объёме радионаблюдаемой Вселенной не может быть меньше чем десять в сто пятьдесят пятой степени. И Вселенная не может не обладать сверхразумом.

После упоминания о сверхразуме старец Кулик остановился и прошёлся по сцене. Он дал возможность зрителям осознать только что сказанное им.

Вселенная как сверхразум — эта концепция была настолько привлекательной, что уже нашла плодородную почву и соответствующий отклик в цепких мыслях многих фантастов и футурологов.

— И знаете ли, дорогой друг, — продолжил старец Кулик, — современные исследования далеко и конструктивно продвинулись в этом исключительном вопросе. Уже сформулирован такой закон: упорядоченный хаос приобретает интеллект[3].

Вейзель длительно и проницательно прошёлся взглядом по лицу старца Кулика. Казалось, что он и смеётся, и соглашается одновременно. Понять было невозможно. Этого вовсе и не хотелось. Да и к тому же в это самое время по зрительному залу незримо прошелестело удивительное эхо.

Студенты в каком-то едином порыве, словно пытаясь что-то надёжней зазубрить, три раза почти машинально повторили вслух озвученную старцем Куликом формулировку закона: «Упорядоченный хаос приобретает интеллект. Упорядоченный хаос приобретает интеллект. Упорядоченный хаос приобретает интеллект».

Каким-то удивительным образом этот закон смог зафиксироваться в ПЗУ[4] студенческого интеллекта.

Словно стекающий с огромного конденсатора электрический заряд, эхо студенческого хора медленно стихло, и наступила глухая тишина. Вейзель послушал её немного и степенно продолжил:

— Если всё это единая система, то, рассматривая её как некий компьютер, спросим себя: а что, собственно, может быть не под силу вычислительной системе с таким количеством элементов? Это же неограниченные возможности! Они больше самого современного компьютера! В несоизмеримое число раз! — Вейзель снова сделал паузу, чтобы все смогли переварить только что озвученное им; и после паузы продолжил: — И тогда возникает естественный вопрос: как управлять этой системой? Она ведь «работает», развивается! Вы только вдумайтесь: для того чтобы свет при скорости триста тысяч километров в секунду из одного конца Вселенной попал в другой, ему требуется десять в пятнадцатой степени световых лет!

Мысли студентов взвились в космическое пространство и там стали ловить тот самый несущийся световой поток, которому требуется настолько много времени для того, чтобы пересечь необъятную Вселенную.

От хаоса до интеллекта, от устремлённости к познанию до вопроса об управлении — как можно было сварить такую профессорскую кашу? Неужели нельзя было отделить научных мух от научных же каверзных котлет?

Ведь если само по себе состояние хаоса вполне понятно и оно не является чем-то таким уж особенным, то феномен интеллекта ещё никому не удавалось потрогать руками или ощупать сознанием.

Хотя на примере компьютера переход от хаоса к интеллекту казался более чем наглядным. В каждой машине, или, как её называли на заре развития вычислительной техники, ЭВМ есть пространство конденсаторов и транзисторов, зашитых в материнскую микросхему.

Эти элементы — те самые микроскопические ячейки памяти, которые не обладают никаким собственным интеллектом. Но их особенность проявляется в том, что в пределах одной микросхемы они упорядочены, и этот порядок способен подвергаться внешнему управлению. Вот это и есть упорядоченный хаос. И в итоге с этого поля упорядоченного хаоса пользователь легко снимает совокупный интеллект, который и производит нужные пользователю расчёты.

Всё достаточно просто. Получается, что на пути от хаоса разрозненных конденсаторов и транзисторов к порядку единой микросхемы где-то этот самый интеллект и появляется. И тогда, закидывая голову вверх и обращая свой взгляд на звёзды, всё тот же пользователь понимает, что там, в космосе, есть свой порядок. А, следовательно, на этом порядке существует свой совокупный интеллект.

Но тогда каковы размеры этого интеллекта? Кто им управляет? Бог? Или, точнее, кто вообще руководит всем этим процессом — и на микроскопическом, и па макроскопическом уровне? Как работает эта машина, в пределах которой сигналы идут по нескольку десятков миллиардов лет?

— Получается, Бог — гениальнейший руководитель? как-то не очень уверенно подытожил очередной фрагмент рассуждений старец Кулик.

— Если сигнал из точки «А» в точку «Б» будет идти гак долго, что по нашим земным меркам пройдут миллиарды лет, то тогда всякий смысл руководства такой системой попросту пропадает, — так же не очень уверенно ответил ему Вейзель.

Профессоры замолчали, каждый думал над только что сказанным и лихорадочно выискивал варианты выхода из сложившегося логического тупика.

Студенты, затихнув, ждали решения этой проблемы. Попутно рассматривая своим внутренним оком красочные модели упорядоченного хаоса, которые нарисовал разум каждого слушателя в своём собственном мозге.

— А если в этой среде сигналы распространяются мгновенно? За ноль секунд! — первым что-то придумал старец Кулик. — Система как единое целое не могла бы существовать, если бы в ней не выполнялось такое условие.

— А разве оно выполняется? — неуверенно спросил Вейзель.

— В любой момент времени Создатель может проявить свою волю в самом отдалённом уголке Вселенной! — ответил старец Кулик и, словно иллюстрируя только что сказанное собой, резко повернувшись к Антону и Насте, произнёс: — Особенно если у слушателей, находящихся на нашем мероприятии, места номер 66 и номер 65!

Не сразу Антон и Настя поняли прямой взгляд профессора и не сразу сообразили о чём был его комментарий. Но по мере наступающего понимания от разгорающегося смущения у Антона и Насти стали явно перегревать те самые места, которыми они сидели в шестом ряду на тех самых креслах — номер 66 у Антона и номер 65 у Насти.

Студенты стеснительно поёрзали, не сознавая цель этих действий. Густо покраснели. А зрители мощно зааплодировали неожиданным счастливцам — как будто старец Кулик показал залу какой-то замысловатый и очень удивительный фокус.

— То, что разные философы называли Всемирным Разумом, Абсолютом, — вальяжно продолжил Вейзель, — это и есть та самая сверхмощная система. Именно