Крайние меры (ЛП) - Харпер Хелен

— А если нет? — мягко интересуюсь я.

На лице Риа появляется злобная гримаса. Я могу их понять. Несмотря на свою относительно молодую внешность, они, вероятно, на протяжении десятилетий были доверенными лицами в ближайшем окружении Монсеррата. Сейчас во всех Семьях пропадают вампиры, а их держат в неведении. Но, как бы сомнительно это ни звучало, всё равно существует вероятность, что один из них или оба причастны к предательству. Конечно, не мне рассказывать им о том, что происходит. Но им, должно быть, неприятно видеть меня, полное ничтожество, рядом с их Лордом. Я бы хотела сказать им, что это просто моё невезение поставило меня в такое положение, но, судя по выражению их лиц, я не думаю, что они примут такой аргумент.

— Ты начнёшь с рассказа о том, как тебе удалось избежать жажды крови.

Я всё гадала, когда же эта маленькая деталь всплывёт снова. Я удивлена, что до сих пор это не раздувалось настолько сильно.

— Вы же эксперты, — говорю я. — Я была практически не в себе. Я не знаю, что произошло.

— Никто ещё не избавлялся от жажды крови. На самом деле, через несколько часов после её начала мы обычно даём пострадавшим кровь, чтобы привести их в чувство. Лорд Монсеррат не позволил нам дать кровь тебе, — взгляд Урсуса становится жёстким. — Почему?

От этого маленького кусочка информации я испытываю прилив теплоты к Майклу. Он, должно быть, знал, что мне будет почти невозможно пережить тягу после того, как я потеряю сознание. И всё же он держался, избегая заставлять меня пить кровь, потому что знал, что я не хочу становиться настоящим вампиром.

— И не только это, — добавляет Риа. — С восемнадцатого века не было ни единого случая, чтобы трое новобранцев продержались и не пили до тех пор, когда до полнолуния осталось меньше сорока восьми часов.

— Никки и Питер не имеют ко мне никакого отношения, — говорю я, хотя тщательно обдумываю её слова. Действительно странно, что они по-прежнему живут в странном сумеречном мире наполовину людей, наполовину вампиров. У меня есть волшебный порошок, который поможет мне; а что есть у них?

— Мы рылись в твоих вещах. Ты христианка? Вот в чём дело?

Я хмурюсь. Они рылись в моих вещах?

— Что значит, вы рылись в моих вещах?

— Ты же не думаешь, что мы просто выбрасываем вещи, с которыми вы приходите? — Урсус наклоняется ко мне так, что я чувствую его горячее дыхание на своём лице. — Почему у тебя распятие?

О, я вдруг вспоминаю, что забрала крестик Питера после того, как он оставил его во время той первой встречи с Семьёй.

— Это не моё, — говорю я им.

— Ты просто хранишь это для друга? — Риа говорит с сарказмом.

— Вообще-то, да. И какого чёрта вы роетесь в моих вещах?

— Теперь ты одна из нас. Что твоё, то и наше.

— Почему-то я не думаю, что это работает в обратную сторону, — бормочу я.

— Где деймон?

Честно говоря, я понятия не имею. Я ничего не видела и не слышала об О'Ши с тех пор, как меня завербовали. Он, вероятно, до сих пор прячется в роскошном пентхаусе Майкла.

— Кто этот Борис?

Урсус хватает меня за руку.

— Он убивал наших друзей?

Я отступаю. Довольно уже.

— Вы задаёте сотни вопросов, на которые я не могу ответить. Как я уже сказала, если вы хотите знать, что происходит, спросите Лорда Монсеррата.

— Мы спрашиваем тебя.

Что-то в глазах Риа меняется. Я вовремя замечаю, что она теряет самообладание, и отскакиваю вправо, чтобы избежать её нападения.

— Мы теперь члены Семьи, — говорю я, держась подальше от неё. — Разве ты должна нападать на свою сестру?

— Ты мне не сестра. Ты ещё не пила, помнишь? Это делает тебя честной добычей.

У меня мурашки бегут по спине. Слова Риа, может, и драматичны, но я чувствую в них гнев. А люди — или вампиры — которые обижены и рассержены, не могут мыслить здраво. И физически я им не ровня.

Понимая, что мне не удастся настоять на своём, я решаю скрыться бегством. И Урсус, и Риа могут обогнать меня, но они не осмелятся предпринять что-либо в присутствии других. Мне нужно вернуться внутрь, в относительную безопасность особняка, где по коридорам могут бродить другие люди. Я открываю рот, как будто хочу что-то сказать, затем срываюсь с места и несусь мимо них к двери. Вместо прямой линии я бегу зигзагами, чтобы сбить их с толку.

Проходит меньше пары мгновений, прежде чем они реагируют. Я не оборачиваюсь, но слышу раздражённое шипение Риа. Я бегу так быстро, как только позволяют ноги, но, несмотря на все симптомы жажды крови, охватывающей моё тело, я не успеваю далеко уйти, как один из них хватает меня за воротник комбинезона и дёргает назад. Инстинктивно я понимаю, что ни один из них на самом деле не хочет навредить мне. На самом деле, если бы они мыслили более рационально, они бы вообще не стали этого делать. У меня нет выбора, и я позволяю своему телу обмякнуть. Если защитный танатоз — игра в опоссума — работает в животном мире, я собираюсь заставить его работать и в моём случае. Я закатываю глаза к затылку и замедляю дыхание. Затем я надеюсь на лучшее.

Изначально я не думаю, что это сработает. Когда моё зрение затуманивается, один из них — я не могу сказать, кто именно — врезается в меня всем телом. Мне приходится собрать всё своё самообладание, чтобы не закричать от боли. Я почти справляюсь с этим, надеясь, что они оставят меня в покое, когда слышу недовольное ворчание.

— Она без сознания, — говорит Урсус глубоким и несчастным голосом. — Это была глупая идея. Он разозлится, если поймёт, что мы на неё наехали.

— Ему не следовало компрометировать себя, переспав с грёбаным новобранцем.

При этих словах мне приходится сосредоточиться, чтобы заставить своё тело замереть. Они, должно быть, думают, что я завоёвываю расположение, строю карьеру через постель. Полагаю, мне должно льстить, что и Риа, и Урсус верят в мою женскую хитрость. Вместо этого меня несколько раздражает, что они думают, будто единственный способ завоевать доверие Лорда Монсеррата — это переспать с ним.

— Что нам с ней делать?

— Оставь её. Рано или поздно она очнётся. Если повезёт, она не станет болтать об этом, — я слышу, как напряжение в голосе Рии спадает, и меня охватывает облегчение.

— Не бывать этому. Это была глупая идея, Риа.

— А какой у нас оставался выбор?

Я чувствую их раздражение. Я, конечно, не собираюсь доносить на них. Откровенно говоря, я думаю, что у всей Семьи Монсеррат есть проблемы поважнее, чем иметь дело с несколькими раздосадованными кровохлёбами, которые пытаются взять дело в свои руки.

Они сдаются и уходят, под их ногами хрустит гравий на дорожке. Несколько долгих мгновений я остаюсь на месте, медленно считая про себя до двухсот. Затем я осторожно сажусь, стараясь сделать вид, что только что пришла в себя, на случай, если они наблюдают за мной издалека. Это нетрудно. Если до встречи с ними я чувствовала себя неуверенно, то сейчас я как алкоголичка перед первой выпивкой за день. У меня даже ноги дрожат.

Мне требуется некоторое время, чтобы подняться. Я довольно сильно ударилась головой, когда падала, и обо что-то порезалась. Когда я поднимаю руку, она оказывается мокрой и окровавленной. Я с любопытством принюхиваюсь. Очевидно, моя собственная кровь меня совершенно не волнует. Однако, на всякий случай, я смазываю кровь на бёдра, а не слизываю её. Лучше перестраховаться. Вздохнув, я медленно хромаю обратно в дом.

Я уже почти дошла до лестницы, когда замечаю знакомую фигуру Питера, приближающегося ко мне. Он шаркает ногами, натыкаясь на стены, как пьяный. Я безрадостно ухмыляюсь. Должно быть, мы выглядим как та ещё парочка.

— Привет, Пит, — зову я.

Он едва замечает это. С трудом я волоку себя к нему и заглядываю в лицо.

— Привет, Пит, — повторяю я.

Он резко поворачивает голову, его взгляд останавливается на мне, как будто он удивлён, что я стою здесь.

— О, это ты.

— Не стоит так радоваться, — комментирую я с лёгкой усмешкой.