Крайние меры (ЛП) - Харпер Хелен

Одинокая слезинка скатывается по моей щеке и медленно прочерчивает дорожку вниз. Монсеррат смахивает её большим пальцем, а я стискиваю зубы и киваю.

— Нам нужно найти его, и найти немедленно.

Он слегка улыбается.

— Так и будет, Бо. Да поможет мне Бог, так и будет.

Он наклоняется и целомудренно целует меня в губы. Я так удивлена, что не успеваю среагировать. Затем он поднимает телефонную трубку и мобилизует всю Семью Монсеррат на достижение одной цели — найти Бориса.

***

Командам из каждой Семьи требуется меньше шестидесяти минут, чтобы вломиться в квартиру Бориса и обыскать всё вокруг. Очевидно, что он давно скрылся. По-видимому, продукты в холодильнике — те немногие, что там есть — заплесневели и протухли, и было трудно открыть дверцу из-за кучи нежелательной почты, счетов и писем за ней. Но неизвестно, куда убежал Борис.

Несмотря на то, что Лорд Галли не видел «здоровяка-придурка» уже почти две недели, он подтверждает, что Борис время от времени работал на них в течение последних двух лет. Мы все в ужасе от этого. Эта операция планировалась очень давно; неудивительно, что мы постоянно отстаём и играем в догонялки.

Монсеррат предоставляет мне подробные файлы с фотографиями квартиры Бориса со всех сторон, а также фотокопии всего, что они смогли отсканировать. Результаты пугают. Там есть записи о каждой из Семей, включая списки, в которых предполагается, какая Семья с наибольшей вероятностью начнёт вербовку на ранней стадии. Это возвращает меня к словам Леди Бэнкрофт о том, что за всем, что произошло, может стоять рекрут или обычный человек. От мысли, что один из моих будущих коллег-кровохлёбов может быть преступником, у меня внутри всё переворачивается. И это ничто по сравнению с досье на меня. Борис знает всё: подробности о моём дедушке и моих родителях; мои уязвимые места, включая мою очевидную наивность; он даже задаётся вопросом, как мне удалось спасти О'Ши, когда у меня, по его словам, «нет внутреннего чутья, чтобы чувствовать, когда возникают проблемы». Я отчаянно ищу зацепку, которая могла бы привести нас к нему или его любовнице. Кроме постоянной враждебности и горечи во всём, что он пишет, я ничего не могу использовать. Следователи, проводившие расследование, пришли к такому же выводу. После прилива адреналина, вызванного появлением подозреваемого, который, возможно, знает что-то стоящее, на всех накатывает душераздирающее отчаяние от нашей неспособности найти его.

***

Тридцать шесть часов спустя от него всё ещё нет никаких вестей. Каким бы ни был вампирский эквивалент ориентировки преступника, он, безусловно, в силе. Но Борис залёг на дно, и разочарование от того, что его не могут найти, ошеломляет. Я держу Бет за руку, пока она наконец-то — печально — выпивает три пинты мутной крови и в конце концов впадает в полномасштабный вампиризм. Я стараюсь выглядеть заинтересованной во время различных тренингов с Урсусом, Риа и многими другими, прежде чем сдаюсь и в сотый раз возвращаюсь к перечитыванию досье на Бориса. Я хожу взад и вперёд по коридорам особняка Монсеррат чаще, чем мне хотелось бы упоминать.

Даже с таинственным порошком, который сдерживает мою жажду крови, я чувствую отчаянную тягу. До конца лунного месяца и полнолуния остаётся всего два дня, и я уверена, что смогу это сделать. Хотя это нелегко. То меня бросает в холодный пот, то в следующий миг бросает в жар. Что ещё более тревожно, у меня почти постоянно дрожат руки, из-за чего невероятно трудно держать что-либо, даже стакан с водой. Я не спала, кажется, уже несколько недель. Я понятия не имею, связано ли это с чувством вины за то, что я не определила роль Бориса раньше, или это результат жажды. В любом случае, я слабею с каждым днём.

Я несколько раз виделась с Майклом, чтобы проверить, как продвигается охота на Бориса, и умолять его позволить мне выйти на улицу и присоединиться к ней. Он, похоже, сочувствует, но остаётся непреклонным в том, что меня нужно держать дома для моего же блага. Одного взгляда на мои трясущиеся руки достаточно, чтобы напомнить мне об этом. Мне приходит в голову, что, вступив в ряды Семьи Монсеррат, я стала гораздо более ограниченной, чем когда-либо была под каблуком у моего деда или во время работы на Тэма.

Отсутствие прогресса становится ещё более пугающим, когда я навещаю Мэтта. После почти двух недель, когда он то приходил в себя, то снова терял сознание, он, наконец, кажется, поправляется. Оправляется от повешения, но не от извращённой версии заклинания О'Ши. Когда я вижу его, он сидит на больничной койке и листает что-то, похожее на детскую книжку.

— Привет, Мэтт, — тихо говорю я.

Он поднимает голову и широко улыбается мне.

— Бо! Так рад тебя видеть!

Я поражена его неподдельным счастьем.

— Ты выглядишь… довольным, — осторожно отвечаю я ему.

— Лорд Монсеррат сказал мне, что я должен быть менее ворчливым, — его улыбка становится шире. — Так что теперь я совсем не ворчливый.

— Что ещё он тебе сказал?

Мэтт пожимает плечами.

— Немного. Он хотел знать, почему я произнёс твоё имя, когда проснулся, — его улыбка становится блаженной. — Ты пела песню Bee Gees, и я хотел послушать ещё. Я хотел, чтобы ты пришла и спела ещё.

У меня ужасный певческий голос. Во мне зарождается симпатия к этому крупному, мускулистому бывшему солдату.

— Мэтт?

— Да?

— Если бы я попросила тебя прямо сейчас отжаться двадцать раз, что бы ты сделал?

Это риторический вопрос, но Мэтт относится к нему иначе. Он спрыгивает с кровати и падает на пол, чтобы начать отжиматься. Он доходит до трёх отжиманий, прежде чем я в ужасе останавливаю его.

— Я могу продолжать, Бо. Я сделаю столько, сколько ты захочешь.

Испытывая отвращение к себе, я отворачиваюсь. Щупальца заклинания пассивности проникли в его психику. Как бы сильно он мне раньше не нравился, сейчас меня переполняет жалость к его состоянию. Он ведёт себя как ребёнок с повреждённым мозгом. Интересно, поправится ли он когда-нибудь.

Монсеррат очень добр, когда я натыкаюсь на него несколько минут спустя, убегая из комнаты Мэтта в свою. Похоже, он искал меня, потому что у него нет привычки бродить по коридорам для новобранцев. Трудно не заметить, как у меня защемило сердце при этой мысли. Я тут же списываю это на раздражающие побочные эффекты от того, что он лично обратил меня, и быстро подхожу к нему, чтобы выразить своё беспокойство по поводу состояния Мэтта. К сожалению, на меня внезапно накатывает волна головокружения, из-за которой я пошатываюсь и падаю. Монсеррат молниеносно протягивает руку, ловит меня прежде, чем я ударяюсь о землю, и прижимает к своей груди. Моя макушка едва достаёт ему до подбородка.

— С тобой всё в порядке?

Я высвобождаюсь из его объятий. Он не сопротивляется.

— Я норме, — мне неловко казаться такой слабой.

Монсеррат смотрит на меня со смесью сочувствия и разочарования, затем открывает рот, чтобы что-то сказать. Внезапно он снова закрывает его, оставляя меня в недоумении.

— Хорошо, — не сказав больше ни слова, он поворачивается и уходит.

Я остаюсь на месте, глядя ему вслед в полном замешательстве. Он явно чего-то хотел, но передумал. Самое неприятное, что я понятия не имею, чего он добивался.

Пару часов спустя я обнаруживаю, что брожу по извилистым дорожкам сада Монсеррат. Я смотрю на полную луну, как будто могу заставить её подняться, когда меня прерывают Урсус и Риа. Я жду, когда они подойдут ближе, и натягиваю улыбку.

— Профессор и ассистент профессора, — приветствую я, пытаясь быть обаятельной.

Выражение лица Урсуса не меняется, хотя Риа приподнимает бровь.

— Новобранец с кладезью скрытых секретов.

— Ну, они не были бы секретами, если бы не были скрыты, — бормочу я. Она не выглядит впечатлённой.

— Мы хотим знать, что происходит, — говорит Урсус, игнорируя наш с Риа обмен репликами.

Я пожимаю плечами.

— Спросите Лорда Монсеррата.

— Он весь день был на закрытом совещании с другими Главами. Это наша Семья. Ты даже не полноценный вампир, и всё же у тебя есть доступ к информации, которая необходима нам для обеспечения безопасности нашей Семьи, — Урсус делает угрожающий шаг в мою сторону. — Ты расскажешь нам всё, что знаешь.