Крайние меры (ЛП) - Харпер Хелен

Я перевожу взгляд с Бет на Никки и обратно. Бет выглядит смущённой, а Никки — невозмутимой. Я рада, что это не слишком её расстроило. Однако я могу сосредоточиться только на том, что я потеряла контроль, а они — нет. Мои шансы продержаться до конца месяца тают на глазах.

— Рассвет уже не за горами, — говорит Нелл, вглядываясь в светлеющее небо. — Нам нужно возвращаться.

Питер отпускает меня, и мы стоим на тротуаре в неловком круге. Смех и радость ночи полностью исчезли, и это всё моя вина.

***

На этот раз поиск такси занимает гораздо больше времени. Я слишком оцепенела после нападения на Д'Арно, чтобы беспокоиться об этом, но это не выходит у меня из головы. Запах его свежей крови был таким ошеломляющим. Гигантская задача — дожить до конца месяца — кажется невыполнимой. Я знала, что это будет непросто, но не понимала, что, вероятно, будет проще зажечь спичку от желе.

Бет берёт всё на себя. Она выводит нас на главную дорогу, где у нас будет больше шансов добраться домой на транспорте. В небе появляются слабые фиолетовые полосы, и Никки, в частности, начинает нервничать. Я бы хотела успокоить её, но, как ни эгоистично, всё, о чём я могу думать — это о себе. Всё в таком бардаке. Я ненадолго задумываюсь, не сбежать ли мне и не найти убежище подальше от Семьи и всех остальных. Квартира, которую Rogu3 подыскал для меня, теперь не доступна, но если я найду место, где нет солнца, со мной всё будет в порядке. Но какая-то часть меня думает, что, возможно, будет лучше, если я позволю рассвету совершить самое худшее. Кажется, нет смысла продолжать борьбу, когда моя собственная природа — мой враг.

К тому времени, как мы ловим такси, меня затягивает в водоворот страданий. Я забиваюсь в угол заднего сиденья. Бет бросает на меня обеспокоенные взгляды, но у меня едва хватает сил, чтобы обращать на это внимание. Такси мчится мимо серых зданий и укорачивающихся теней. Когда мы подъезжаем к штаб-квартире Семьи Монсеррат, становится очевидно, что у нас не будет времени проникнуть внутрь до рассвета. Нам придётся войти через парадную дверь и надеяться, что никто этого не заметит. Это глупый план. Я подумываю, не рассказать ли об этом остальным, но потом решаю, что мне всё равно. Спешить внутрь, чтобы избежать встречи с чем-то таким простым и прекрасным, как первые лучи солнца, уже само по себе хреново.

Никки расплачивается с водителем, и мы выходим. Я уже чувствую, как моя кожа начинает гореть. Нелл, Никки и Питер бегут к главному входу. Я остаюсь на месте, на тротуаре, с любопытством принюхиваясь к лёгкому запаху палёных волос, исходящему от моих обнажённых рук.

Бет хватает меня и трясёт. Она смотрит мне прямо в лицо.

— Ты, чёрт возьми, хочешь умереть? — шипит она.

Я беспомощно пожимаю плечами в ответ. Может, так и есть.

Она что-то бормочет и тянет меня к выходу. Остальные обнаружили, что дверь заперта. Упс.

Нелл толкает дверь плечом.

— Какого чёрта она заперта? Вампиры — порождения ночи! Эта дверь, чёрт возьми, никогда не должна быть заперта.

«Она заперта, — думаю я, — для того, чтобы мы, монстры, оставались внутри, а праведно мстительные люди — снаружи. Потому что один из членов нашей так называемой Семьи убил невинного двухлетнего ребёнка. Один из наших братьев».

Никки громко ругается. Она колотит в дверь, чтобы привлечь чьё-нибудь внимание.

— Мы здесь сгорим! — кричит она. Нелл присоединяется к ней, и их кулаки ритмично барабанят по потёртому дереву.

Я отворачиваюсь и смотрю на старую Тайбернскую виселицу. И начинаю хихикать. Это начинается как икота, а потом звуки вырываются через нос и рот. Мои плечи подрагивают, когда хихиканье переходит в смех, и я хватаюсь за живот, затем сажусь, скрестив ноги, отвернувшись от двери и глядя на багрово-красное небо над Гайд-парком.

— Красное небо ночью, радость пастуха, — напеваю я себе под нос, — красное небо утром, пастуху предупреждение.

— Бо, ты, бл*дь, возьмёшь себя в руки?

Я хохочу ещё громче.

Сзади раздается скрип. С порога на нас смотрит грозное лицо Майкла Монсеррата. Я поднимаю руки и хихикаю, затем снова поворачиваюсь к небу, задирая лицо, в то время как мои щёки и лоб покалывает, они горят и покрываются волдырями.

Чьи-то руки обхватывают меня сзади и тянут вверх. Я протестую, но они лишь усиливают хватку.

— Отпустите меня, — стону я. — Я наслаждаюсь восходом солнца.

Чьи-то руки подхватывают меня. Монсеррат прижимает меня к своей груди, как ребёнка.

— Ты должен меня отпустить, — говорю я ему как ни в чём не бывало. — Так тебе не придётся ждать доказательств, чтобы казнить меня. Я просто умру.

Выражение его лица становится каменно-суровым. Он перехватывает моё беспомощное тело поудобнее и заходит внутрь.

Глава 22. Правда

Следующие за этим сны темны, ужасны и пропитаны кровью. У меня бывают краткие моменты просветления, которые вскоре сменяются приступами головокружения и рвоты. Я осознаю, что надо мной склоняются люди и что-то бормочут. Я отгораживаюсь от них всех и сосредотачиваюсь на боли в животе и постоянно растущем желании крови. В какой-то момент кто-то меняет мои простыни, потому что они пропитались липким потом, и я позволяю перенести себя на кресло, как куклу. Когда я снова засыпаю, мне снятся тревожные кошмары об одноглазой кукольной голове с Уилтшор-авеню. Она говорит со мной голосом маленькой девочки, но её слова так ужасны, что я кричу от тревоги.

У меня галлюцинации. Тело О'Ши, истекающее кровью в маленькой грязной комнате. Я, опустившаяся на четвереньки, как зверь, и жадно пьющая его кровь. Затем я в офисе «Крайних Мер», и вампир, убивший Тэма — это не расплывчатая фигура темноволосого мужчины. Это я вонзаю зубы в его шею и разрываю мягкую, вкусную плоть.

Картинки сменяют друг друга, как будто меня заставляют смотреть бесконечный гротескный фильм. Кто-то пытается напоить меня водой, а я набрасываюсь на него, отталкивая, пока не остаюсь одна в темноте. Со мной разговаривает Арзо, затем Майкл Монсеррат. Иногда со мной Питер, иногда Бет и Никки.

— Бо, — голос проникает сквозь мой толстый, пульсирующий череп.

— Бо, прости. Это заняло больше времени, чем я думала.

К моим губам подносят ещё один стакан. Я стону и качаю головой. Я уже знаю, что это не кровь, и именно крови я желаю больше всего на свете. Я отталкиваю его.

— Бо. Охранника не будет всего несколько мгновений. Тебе нужно выпить это сейчас.

Я не могу разобрать слов. Стакан наклоняется, и мои губы становятся влажными. Я пробую жидкость на вкус и начинаю задыхаться. Это яд. Паника скручивает меня, как извивающаяся змея. Они пичкают меня заклинанием О'Ши, и я ничего не могу с этим поделать.

— Чёрт возьми, Бо! Прекрати это и выпей, чёрт возьми!

Руки запрокидывают мою голову. Я плотно закрываю рот, чтобы не глотнуть ещё больше отвратительной на вкус жидкости, но острые пальцы зажимают мне нос, и я не могу дышать. Я пытаюсь, сколько могу, но в конце концов у меня не остаётся выбора, кроме как открыть рот и глотнуть кислорода. Как только я это делаю, жидкость вливается внутрь, а я давлюсь и отплёвываюсь.

— Теперь всё будет хорошо, — произносит голос, и гостеприимная темнота возвращается снова.

***

Когда я просыпаюсь, на мгновение мне кажется, что я ослепла. Мне требуется несколько секунд, чтобы осознать, что мои глаза слиплись от такого количества слизи, что я не могу их открыть. Я шарю одной рукой в поисках кувшина, который всегда стоит справа от меня, и зачерпываю немного воды в ладонь, затем втираю её в глаза, чтобы разлепить ресницы и наконец-то снова видеть.

Я несколько раз моргаю, чтобы прояснить зрение. Я всё ещё в своей комнате, в своей постели. Мои руки и ноги покрыты рубцами и царапинами, и я провожу по ним кончиками пальцев, гадая, откуда они взялись. Я испытываю головокружение, но я жива. Я не уверена, как долго я была без сознания; должно быть, не меньше суток, но мои воспоминания настолько туманны, что я не могу быть уверена.