Убийство в приграничном замке - Волковский Андрей

– Да!

– А тебе какой прок с того?

– О, это самое интересное! – Фларинен потер ладони и наклонился ближе к собеседнику, будто продолжал пребывать в уверенности, что они тут одни. – У меня был план!

– Я даже не сомневался. Так что за план?

– Крей говорил, что его изыскания помогут любого сделать волшебником! Любого, представляешь? То есть, само собой, возможность предоставят не каждому, но сам шанс!.. Я сначала хотел сам стать сильным и за все поквитаться с Торном! А потом поразмыслил и понял: э, нет, старина Торн-то все эти годы магии учился, все это время сам сильнее становился и рыцарей своих натаскивал. Куда мне до него?

Глава 21

Лицо Фларинена вдруг стало обиженным: губы задрожали, будто он собрался разрыдаться. Распорядитель сумел отчасти совладать с собой и плакать не стал, но голос его зазвучал капризно и недовольно:

– А мы ведь в детстве были друзьями! Мы же все время вместе были, хотя и по происхождению неравны. Но это нам не мешало. Мы и на речку вместе бегали, и учились, и на охоту, и в город – всегда вместе! Он сам говорил, что мы друзья!

Олет кивал с участливым видом, как будто с закадычными другом задушевную беседу вел, а не подозреваемого допрашивал. Может, рыцарь в Охранке работает? Или его сюда Гильдия прислала? Надо будет поинтересоваться у Пита при случае, не бывает ли подобных казусов в их работе: чтобы разные службы да без всякого согласования взяли и прислали в одно место своих людей. Мир, конечно, тесен, и наверняка особый интерес у тех, кто следит за порядком и безопасностью, то и дело вызывают одни и те же люди. Но должна же все-таки быть какая-то согласованность в действиях столь значимых для королевства служб.

Фларинена подобные вопросы не мучили. А на вопросы, которые много значили для него, он, похоже, нашел свои ответы.

– В детстве мы дружили, да…

– А потом он вашу дружбу предал? – уточнил Олет, неодобрительно покачивая головой, будто осуждая столь неблагородное поведение господина Фортитуса.

– Да! Он не позвал меня в Академию!

– Но ты ведь слабый волшебник…

– Ну и пусть! Я бы и не поехал! Но он не позвал! Даже не предложил! Не сказал: «Флари, а поехали учиться – мы же друзья!» Мне большего и не надо было.

Распорядитель сокрушенно вздохнул, но даже не покосился в сторону Торна. То ли действительно забыл, что лорд здесь, то ли торопился поведать истину, пока не прервали.

– Мой отец говорил, что все правильно, что так и должно быть. Что рыцарей в замке много, а хороший распорядитель – один. Ты знаешь, что он тоже был распорядителем? И не просто хорошим – безупречным! Но все почести и награды всегда доставались рыцарям. Всегда! Прежний Фортитус никогда и слова доброго не сказал отцу. Злого тоже не говорил, конечно, – просто не замечал. А ведь на нас, на распорядителях, тут все держится! Не на рыцарях, не на вояках, не на слугах и уж тем более не на господах!

Фларинен хрипло рассмеялся, потом приосанился и продолжил с гордостью:

– Хороший распорядитель – это основа основ! На нем и припасы, и порядок, и обеды-ужины по расписанию… А ты знаешь, сколько жрут эти колдуны? А, ну ты-то, конечно, знаешь, да… Я тоже поесть люблю, но не настолько же… Торн, кстати, лет в семь придумал шутку: мол, ты, Флари, ешь, как волшебник, а силы с овсянкин хвост, значит, у тебя дар к поеданию! И смеялся, как безумец. Можно подумать, я этот «дар» выбирал! А потом взял и уехал в Академию! – Распорядитель принялся медленно покачиваться на стуле. – Но с этим я бы смирился: куда деваться? Отомстить я решил, когда он вернулся. Привез с собой новых друзей! Каила этого с его глупой косой, Арни – того даракийцы убили, Марра – он через пару лет с Торном из-за девицы поссорился и уехал. Тоже мне друг! Но Торн-то с ними дружил, понимаешь?! А меня вообще замечать перестал… О, как я мечтал сделать что-нибудь такое, чтобы он сразу во всем покаялся и снова захотел бы со мной дружить. И просил бы прощения! И выгнал бы своих «друзей»! У него то охота, то стычка с Дараком, то новые заклинания, то пир. А мне только и оставалось, что лелеять свои маленькие обиды и выращивать из них большую-пребольшую злость. Только ее Торн не может отнять. Дружбу отнял, отнял любовь… Я влюбился в Жанетту всем сердцем. О, она была так прекрасна!

Фларинен на мгновение закрыл глаза, вспоминая любовь всей своей жизни. Его голос охрип от торопливого монолога, длящегося уже с четверть свечки.

– Мне нравились девушки и до нее, но я все не решался подойти и заговорить. А Торн, конечно, легко соблазнял любую: с его-то положением! Он и лендлорд, и волшебник, и страж границ королевства! Ни одна не устояла… – Распорядитель криво усмехнулся. – Но Жанетт, она была совсем другая! Особенная… Она приехала с госпожой Адалиндой и сразу же запала мне в душу. Ее голубые глаза, тонкие пальчики, нежный голосок… Я так хотел любить ее, сделать своей супругой. Но Торн отобрал ее! Отобрал! Отослал обратно на север, туда, откуда они приехали! А я просил его, умолял не отправлять никуда мою Жанетт. В ногах у него валялся, а Торн только хмурился. Думает: я не знаю, что он переспал с ней еще до своей свадьбы. Знал ведь, что она мне нравится! Знал – и все равно ей под юбку полез! А потом отослал! Ах, мол, Адалинде будет неприятно! А мне каково?! А?!

Лицо Фларинена покраснело. Выпученные глаза таращились на Олета, губы кривились от ярости и обиды. Будь он волшебником – не миновать магического срыва. Но он был человеком – и его банально и неприглядно несло.

Фларинен порывался вскочить, но Олет положил руку ему на колено и удержал распорядителя от резких движений. В сторону двери рыцарь не смотрел, но всем собой выражал призыв: тихо, не спугните его!

Скай и так не двигался, Ник, кажется, вообще не дышал, пристально наблюдая за сценой допроса. Торн замер истуканом, и Скай даже представить себе не мог, каких усилий эта неподвижность и ледяное молчание стоят Фортитусу. Вот уж кто не привык себе отказывать в желании осадить редкого наглеца.

– Дружбу отнял, любовь отнял, – повторил Фларинен зловещим шепотом. – Работу мог отнять, даже жизнь мог, если бы захотел. И только мою ненависть он отнять был не в силах! Только ее. Ха-ха, спорить готов, он даже не догадывался о ней. Разве может старина Флари ненавидеть? Разве может Фларинен вообще испытывать чувства? Они ведь для благородных, а Флари только и знает, что считает мешки с зерном да печется о том, чтоб двери и ворота не скрипели. Нет у Флари ни желаний, ни чувств, ни мечты! Не исполнитель, не слуга даже, а так, инструмент…

Фларинен снова впал в апатию: ссутулился, свесил руки со стула, обмяк. Даже лицо оплыло будто у пьяного.

– Нет у Фларинена ничего… – невнятно пробормотал он.

– А как же ненависть? – аккуратно подтолкнул его Олет. – Она-то ведь у Фларинена осталась?

– Да! Она осталась! – Распорядитель слегка распрямился и хитро прищурился: видно, мысли о последнем оставшемся чувстве все еще его воодушевляли. – Только что я мог все эти годы?

– Портить мебель, плевать в отвары, прятать украшения госпожи и любимые зимние перчатки Торна, – с совершенно серьезным видом перечислил Олет.

Его собеседник замахал руками и возмущенно возразил:

– Как можно?! Я же замковый распорядитель! Я никогда ничего не испортил бы в Гарт де Монте! И тем более не стал бы прятать чужие вещи. Я… – Фларинен оборвал сам себя и снова погрозил рыцарю пальцем. – А, ты все шутишь! Все бы подначивать старину Флари… Я годами ждал возможности поквитаться с Торном. О, как я смеялся, когда его сынок оказался обычным. Таким, как я. Нет, хуже – без капли силы! И ни ума, ни смелости, ни хозяйственности – ничего в Рейнарде не было. Ничегошеньки!

Фларинен залился смехом, на сей раз не сиплым и каркающим, а булькающим.

Отсмеявшись, он утер выступившие слезы и продолжил:

– Не наследник, а пустышка! Я как мог старался подлить масла в огонь. Тут словечко, там словечко, здесь улыбнуться, а там посочувствовать – и мальчишка становился все более невыносимым. Я быстро понял, что если Торну можно отомстить, то только через его сынка. А знаешь, как просто сделать обиженного мальчишку еще обиженнее? Он ведь никогда и ни за что не пойдет и не спросит у отца, правда ли то, что он слышал о том, что папочка про него якобы говорит.