"Самая страшная книга-4". Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Парфенов Михаил Юрьевич

– Я в лес ходил, – промычал Миша, смакуя остатки каши.

– Шустрый самый, да? Мог бы меня взять с собой, – обиженно засопел Верещагин. – Вместе бы сходили.

Судьба свела Мишку с Антоном еще в первом классе, они тогда сразу сели вместе и первые три года честно дрались, выясняя, кто из них главнее. Потом драться стало неинтересно, и они подружились: Антон замечательно делал домашку по алгебре, геометрии и физике, Мишка выручал его по литературе, ботанике и химии. Мишка играл на гитаре, успел собрать неплохую коллекцию музыкальных компакт-дисков, мог спокойно прослушать какую-нибудь сонату Моцарта или вдруг прочитать книжку стихов. Антон всего этого не понимал. Книжки у него чаще всего служили подставкой под чай. Все дни он проводил на улице, занимался бегом на коньках и большим теннисом.

Именно поэтому неусидчивый Мишка сбежал, оставив вечно голодного Антона сторожить булькающую кашу. Сбежал втихаря, потому что такие ночные прогулки надо совершать только в одиночестве.

Вот и погулял.

– Нашел что просить! – Рыбкин облизал ложку, с грустью посмотрел в пустую миску и только потом поднял глаза на приятеля. – Можешь идти, они тебя ждут.

– Кто?

– Всадники. – Мишка потянулся за кружкой. – Там в лесу всадники… Черные, страшные и… – Он поискал слова. – И… кровожадные, – зачем-то ляпнул он.

– Почему кровожадные? – растерялся Верещагин.

– Вампиры потому что! – с воодушевлением стал врать Мишка. – Под капюшонами пустота. В сугроб прыгнули и следов не оставили.

– Зато ты там, наверное, очень наследил, – съязвила Лиза Шульгина, которая сидела рядом, грела руки о железные бока кружки и откровенно подслушивала разговор приятелей.

– А ты бы не испугалась, если бы на тебя из темноты выскочила такая махина! – напустился на нее Рыбкин.

– Ой, ой, ой! – томно протянула Лиза. – Лошадь он никогда не видел… Или это был всадник без головы?

– Нет, головы у них были… – на полном серьезе ответил Мишка. – Странные были эти всадники, проскакали, как призраки. Я даже подумал, что это привидения.

– Так, привидения! – Рядом стоял Паганель, нагруженный стопкой спальников. – Еще полчаса посидите – и будете спать в холодной палатке. Поворошите костер, чтобы не погас, и натягивайте на себя все теплые вещи. Спать пора.

Мишка лениво поднялся. После беготни по лесу и теплого ужина ему уже ничего не хотелось. В куче приготовленных на завтра дров он нашел палку покрепче и стал ею ворошить гаснущий костер. Палка во что-то ткнулась. Рыбкин покопал глубже, выуживая на свет что-то небольшое и гнутое. Костер прогорел, растопил снег, провалился до земли, и что-либо выуживать оттуда было неудобно.

– Лови его, лови! – с азартом закричал Антон, подпрыгивая на месте.

– Так! – Теперь в руках Паганеля был ворох свитеров. – Кого ловим? Рыбку золотую?

Лиза звонко расхохоталась.

– Нет! – мрачно буркнул Мишка, которому давно надоело, что все кому не лень издеваются над его фамилией. Мало ли кого как зовут? Некоторые с фамилией Горшков живут – и ничего!

К ногам учителя подкатился полукруглый обуглившийся предмет. Олег Павлович с сомнением на лице толкнул его ботинком.

– Мне казалось, мы собирались кататься на лыжах, а не на лошадях, – задумчиво произнес он.

– При чем здесь лошади? – напрягся Рыбкин. Перед глазами у него сразу встал снежный лес и черные тени на тропинке.

– При том! – Паганель был мрачен. – То, что ты достал, называется подкова. И ею обычно подковывают лошадей.

Подкова была совсем черная, истончившаяся, дырочки по центральному ободку заросли ржавчиной. Миша потрогал находку рукой – не горячая ли? Поднял ее и стал бестолково вертеть перед своим носом – в подковах он ничего не понимал.

– Кстати, подковы приносят удачу, – добавил Олег Павлович, исчезая в палатке мальчиков.

Рыбкин с сомнением покосился на учителя, взвесил на ладони прожженную железку.

– Удача – это хорошо, – по-деловому отозвался Антон. – Гони ее сюда, сейчас проверять будем.

Но тут Паганель отправил всех по палаткам, велев отсыпаться перед завтрашним марш-броском, и все эксперименты были отложены до лучших времен.

– Слушай, – бормотал Верещагин, ворочаясь в спальнике, чтобы согреться, – если это подкова, значит, здесь кто-то на лошади скакал. Значит, твои всадники не привидения.

– Отвали от меня, – толкнул его в бок засыпающий Рыбкин.

Зря ему напомнили про этих всадников. Пришедший было сон стал постепенно отступать. Он вновь вспомнил хруст снега, темные фигуры коней, черные накидки наездников. Вот один из них поворачивает голову, и становится видно, что в капюшоне ничего нет. Пустота. Пустой перчаткой он трогает повод, разворачивает коня. Тот взбрыкивает, с задней ноги у него срывается подкова и летит Мишке прямо в лоб. Он уклоняется, но подкова меняет свое направление и снова направляется к нему. Рыбкин отшатывается, теряет равновесие, садится в сугроб, и вот тогда подкова прицельно бьет ему между глаз.

Сыплется с потревоженной еловой ветки снег. Мишка потирает ушибленное место, пытается встать, но кто-то обнимает его сзади за плечи, давит, тянет вниз. В голове от удара звенит, подкова жжет ладони, снег за воротником растаял и стекает по спине противной струйкой. На душе становится тревожно от предчувствия чего-то нехорошего и неизбежного, как контрольная по химии или выговор за опоздание.

Рыбкин пытается выбраться из засасывающего сугроба, хватается за тонкий ствол осинки и останавливается.

Мимо него по дороге, как в замедленном кино, проносятся лошади. Происходит это до того неспешно, что Мишка успевает рассмотреть всадников. Впереди, обняв шею могучего коня и бестолково болтая длинными тощими ногами, сидит Олег Павлович. На низенькой каурой лошадке едет Антон Верещагин, за ярко-медный цвет волос прозванный Рыжим. Его круглое пухлое лицо лучится от удовольствия. На плечи, скрывая его невысокую крепкую фигуру, накинут темный длинный плащ. Плащ бьется на ветру. От этого идущая за ним лошадь выворачивает голову в сторону и идет не прямо, а как-то боком. На ней сидит Андрюха Васильев, длинный, с плоским конопатым, вечно обветренным лицом и неизменной улыбкой на губах. В седле он держится плохо, сползая то на одну сторону, то на другую, повод пляшет в его руках. Радостно тряхнув нечесаными волосами и выкрикнув свою коронную фразу: «Здорово, ребяты!», из-за спины он достает мотоциклетный шлем и водружает его на голову. Хмурый Сашка Токаев, кудрявый Вовка Сидоров… Первая красавица класса Карина Смирнова, вредная Лизка Шульгина, к которой давно и прочно прилипло имя Лизка-Ириска, Настя Павлова, которая даже на лошади ухитряется читать. И все они проезжают мимо, а его, Мишку Рыбкина, тянет в другую сторону. И он понимает, что если сейчас не закричит, если на него не посмотрят, то больше он их не увидит никогда.

От этой мысли ему становится нечем дышать, он захлебывается снегом и ужасом… и просыпается.

Наглый Верещагин отнял у него «подушку» – засунутые друг в друга свитера, – разметался во сне, положил свою руку Мишке на грудь, отчего Рыбкину в первые секунды после сна показалось, что его душат, да еще стащил половину спальника. Сам Миша оказался с краю, хотя точно помнил, что вечером ложился по центру, чтобы было теплее.

Посмотрев в довольные спящие лица одноклассников, он понял, что его беспардонно вытеснили. Рассердившись на всех, Мишка выбрался из спальника, надел ледяные валенки и шагнул из палатки на свет.

Уже наступило утро. Низкое солнце ярко освещало деревья, темные тени ложились на искрящийся снег. Обе палатки еще спали, вчерашний костер покрылся серебристым инеем. Рыбкин сладко потянулся, взмахнул руками, пытаясь согреться на морозном воздухе, да так и замер с поднятыми руками.

По тропинке, шагах в двадцати от лагеря, пронесся огромный белый конь с маленьким всадником на спине. За ним, наседая на хвост, мчалась высокая, темная лошадь. На ее спине сидела девчонка, из-под черной вязаной шапочки торчал длинный жиденький хвостик.