А. Смолин, ведьмак. Цикл (СИ) - Васильев Андрей Александрович

Значит, от безысходности на меня Морана клюнула. Я ведь так с самого начала и думал, да Ровнин меня смутил.

Как все непросто. А самое сложное — принимать решения. Раньше было проще, раньше был тот, кто за меня это делал. Мама, папа, жена, председатель правления, начальник отдела. Их, если что, можно было и в неудаче обвинить. А сейчас кого?

Собственно, дальше умрун еще много чего про богов рассказывал. Это было интересно и познавательно, я все внимательно выслушал, но каких-либо полезных данных именно по интересующему меня вопросу он больше не дал.

Хотя — все пригодится. И эти байки из склепа тоже.

На рассвете мы с ним распрощались до весны, на прощание он еще раз посоветовал мне изживать из себя человеческие замашки, а после показал мавзолей, в котором собирался провести время до весны. Я подумал, что он мне скажет что-то вроде: «Если очень припечет — приходи и буди», но нет. Наоборот, мне было рекомендовано до первой листвы туда даже нос не совать, а то худо будет. Войти я в этот мавзолей войду, а вот выйти уже не получится. Очень он, Хозяин Кладбища, со сна всегда злой и голодный. И не разбирает особо, кого именно к нему в неурочный час занесло.

Позавтракал я в том самом кафе, где когда-то побывал с Нифонтовым, и к зданию банка подходил хоть и немного сонный, но сытый и благодушный.

Возможно, этот настрой сохранился бы у меня на весь день, если бы прямо у входа меня не схватили за плечи два крепких парня в деловых недешевых костюмах. Весьма невежливо, я бы сказал, схватили.

Глава семнадцатая

— Мерзавец! — вылезая из машины, припаркованной на банковской стоянке, пропыхтел Петр Францевич Вагнер. — Я тебя… В пыль, в порошок!

Выглядел он уже не так вальяжно, как накануне. Галстука нет, сам какой-то помятый, под глазами мешки, как видно, от бессонной ночи.

— Вы меня расстроили, — невозмутимо сообщил ему я, поведя плечами. Точнее — попробовав это сделать, поскольку держали ребята меня надежно. — И это ваш ход? Такая банальщина? Я-то ожидал чего-то эдакого. Ну не знаю… Грамм героина в карман и изъятие оного при понятых, чтобы после прижать меня с помощью полиции или, там…

— Яна умирает. — Вагнер прихватил меня за грудки и пару раз тряхнул. — Она почти не дышит!

— Почти или не дышит? — я поморщился. — И, если можно, чуть отодвиньтесь, ладно? Вы меня слюной обрызгали!

— Ты бессмертный? — осведомился у меня один из парней. — Не понимаешь, что происходит?

— Понимаю, — успокоил его я. — Яна Феликсовна хрипит, сопит, пускает пену изо рта и производит впечатление человека, который собирается дать отчет о проделанной за жизнь работе высшим силам.

Удар «под ложечку» был очень быстрый и очень сильный. Причем, что неприятно, я даже согнуться не смог и только хрипел, пытаясь восстановить дыхание.

— Вы чего!!! — раздался пронзительный голос Наташки Федотовой, а после она сама, как фурия, налетела на крепких парней и начала их дубасить своей черной объемной сумкой, в которой при каждом ударе что-то громыхало, стучало и звякало. — А ну, отпустили его! Я сейчас полицию вызову!!!

Вот ведь. Вечно подкалывала, а как беда подкралась, даже думать не стала, вступилась за меня. Не зря, выходит, я для нее и Ленки в магазин бегал столько времени.

Приятно.

И неправ Хозяин Кладбища. Не один я, выходит. Есть те, кому моя судьбинушка небезразлична. Может, и немного их, но они — есть.

— Угомонись, — проворчал тот костолом, что стоял слева от меня. — Да успокойся ты!

Он лениво махнул рукой, чуть не въехав Наташке в лицо.

— Если хоть пальцем ее тронешь, сдохнешь как собака, — пообещал я ему, с трудом выдавливая из себя слова, поскольку дышать было все еще очень трудно. — То, что с хозяйкой твоей происходит, тебе детской игрой покажется. Гноем истечешь, сгниешь нахрен изнутри. Слово даю.

И я не шутил. Что там умрун говорил? Надо учиться убивать? Сейчас я был готов сделать первые шаги по этой дороге.

— Отпустите его! — Наташка, похоже, вошла в раж и даже не заметила, что её чуть-чуть не нокаутировали. — Блин, куда охрана смотрит?!

Тем временем к банку подходили остальные сотрудники, причем многие спешным шагом. Как видно, вчерашний урок многих впечатлил, и опаздывать никто не хотел. Кто-то из них отводил глаза в сторону и топал к служебному входу, кто-то останавливался и глазел на происходящее, впрочем, не стремясь прийти ко мне на выручку. Компанию Федотовой решила составить только Сашка Вязьмина, как видно, в память о той паре дней, что у нас с ней была. А может, из вечной своей правдолюбской позиции, поди знай? Она сделала несколько шагов вперед, грозно засверкала стеклышками своих очочков, но сделать или сказать ничего не успела, поскольку в этот момент из дверей банка вышло сразу несколько человек. Точнее — охранников. Ну а следом за ними показался и Геннадий, как всегда, с непроницаемым выражением лица.

— Сотрудники идут на свои места, — негромко произнес он и глянул на часы. — До начала рабочего дня осталось десять минут.

Черт, а он харизматичен. Моих коллег как ветром сдуло. Да что там — не держи меня эти двое, я бы и сам припустил к турникетам, так внушительно это все прозвучало.

Но Сашка и Наташка никуда не пошли, они остались рядом со мной. Вот ведь… А, нет, к ним еще и Ленка присоединилась. Она ничего не понимала из того, что происходит, но сразу подбоченилась, стала раздувать ноздри и нехорошо смотреть на тех, кто меня держал.

— В чем дело? — Геннадий неторопливо спустился по короткой лестнице, ведущей от входа в банк, и остановился напротив Вагнера, на лбу которого пульсировала синяя жилка. — Если вас не затруднит, дайте объяснения, отчего ваши люди подобным образом поступают с сотрудником нашей организации? Не хотелось бы доводить дело до крайностей, это не нужно ни банку, ни вам, его уважаемому клиенту. И потрудитесь сделать это быстро, скоро сюда начнут стягиваться люди, и удар по репутации…

— В чем дело? — взвизгнул Вагнер, а после истерически хохотнул. — В чем дело! В том, чего не может быть на этом свете! В вот этом молодом человеке, который… Который… Я не знаю, как это правильно назвать.

— Его супруга приболела, — подал голос я. — Бывает. Петр Францевич, а своими-то лекарствами, что производите, лечить не пробовали? Как вы там мне говорили? «Есть наука, другого ничего нет».

— Смолин, молчите, — потребовал Геннадий. — Господин Вагнер, я не понимаю, как наш сотрудник может быть причастен к болезни вашей супруги. Ну если только данное заболевание не относится, кхм… К части интимных.

Бедный Вагнер явно был вне себя. Он, выпучив глаза, секунд тридцать смотрел на Геннадия, который с непроницаемым лицом стоял напротив него, после топнул ногой и воздел руки к небу.

Наташка с Ленкой синхронно хихикнули, а Сашка довольно громко сообщила, что:

— Не, это вряд ли. Я ее видела. Смолин такую старую не стал бы…

Она никогда ничего и никого не боялась, маленькая и отважная Вязьмина. И говорила всегда то, что думала, потому и сидела по сей день в операционистках.

— Вы трое — в банк, — скомандовал Геннадий, для убедительности даже сопроводив слова жестом.

— Сами разберемся, что делать, — пробурчала Сашка, не подумав даже тронуться с места.

— Идите, — поддержал безопасника я. — Ничего интересного дальше не будет.

Девчонки с сомнением посмотрели на меня, так и стоящего под контролем дюжих молодцев, но сделали то, о чем их просили. Правда, Наташка напоследок погрозила сумкой господину Вагнеру, отчего у того глаза чуть из орбит не вылезли. Как видно, отвык он от подобного. Или даже не сталкивался с таким никогда. Привыкай, тут тебе не фатерлянд!

— Отпустите молодого человека, — приказал Геннадий вагнеровским бойцам. — Пожалуйста.

В этом его «пожалуйста» настолько ощутимо громыхнуло что-то железобетонное, что даже мне немного поплохело. Всегда завидовал людям, которые умеют убедительно говорить. Не в смысле «толкать речь», а именно говорить, вкладывая в свои слова особую энергию, которая не позволяет их ослушаться.