В памят(и/ь) фидейи. Книга первая - Талипова Лилия

– Да, моя королева. Сначала боль поразит мужские органы, он будет испытывать адское жжение, а позже его целиком парализует.

Я втянула воздух, тщась сделать это как можно незаметнее. Прикрыв глаза, медленно выдохнула. Так силилась справиться с дрожью. Еще одна душа погублена моими руками. Еще одна душа погублена по моей вине.

– О, моя милая Ивет. Я знаю, о чем ты думаешь. Бедность убивает больнее огня, можешь мне поверить. – Ладонь Екатерины легла на мою щеку. – Тебе не о чем переживать. – Она подвела меня к окну. Как раз в тот момент девушку окатили ледяной водой, с пронзительным воплем она пришла в себя. – Ты окажешься на ее месте, только если предашь меня. Пока ты верна, на плаху отправятся отвечать перед Богом невинные девушки, которые во имя блага своей семьи возьмут на себя все твои грехи. Не вини себя, Ивет. Их судьба давно была определена.

Девушка судорожно дышала, я видела, как беспокойно вздымалась и опускалась ее грудь, но спустя два прерывистых выдоха, она ненадолго оперлась о дерево, к которому была прикована, а после исхитрилась сотворить почти изящный поклон, глядя прямиком на нас. За пеленой слез я едва видела очертания огня, за колокольным звоном в ушах едва слышала вопли девушки, которую вместо меня обвинили в колдовстве. Екатерина смахнула слезу с моего лица и, похлопав по плечу, отпустила, велев приготовить ей сонное снадобье: ее запасы заканчивались.

Ту эпоху я всегда представляла, как красивый сериал вроде «Царство» или «Тюдоры», но воспоминания Ивет сочились тошнотным страхом, нескончаемой тревогой. Сложно представить момент хуже, впрочем, Клеменс тоже пришлось несладко.

X

I

V

В кромешной ватной темноте я ощущала только, как кто-то настойчиво хлопает меня по щекам, нос резало что-то из ряда вон мерзко пахнущее, оно холодило мозг, и от него слезились глаза. Я застонала и попыталась отвернуться туда, где не будет назойливых прикосновений к лицу, не будет смердящего запаха.

– Давай… Просыпайся… – В ответ я замычала и попыталась прикрыть рукой веки, пряча их от яркого дневного света. – Надо же было так свалиться… Давай, открой глаза…

– У меня выходной… – бормотала я, смутно понимая, что вообще несу.

– Мгм.

– Не-не, не пила, ты что…

– Открой глаза, – менее спокойно и более настойчиво велел он.

Сама не зная зачем, я повиновалась. И увидела его. Пухлые губы, едва прикрытые короткой бородкой, теплые черные глаза, растрепанный ежик русых волос. Казалось, я никогда не видела человека с лицом добрее, чем у него. Расплывшись в блаженной улыбке, сладостно потянулась. Приятно просыпаться рядом с таким парнем. Только вот он смотрел недоумевающе. Вскинутые брови скоро нахмурились, и вся магия рухнула. Под собой я почувствовала влажную почву, кожу холодил промозглый воздух, даже в носу встали древесно-мшистый запах леса и сладкий аромат разлагающихся еловых иголок.

– Что с тобой случилось? Почему ты одна?

– Томми, – расплылась я в улыбке.

Томас зашел с требовательных вопросов, которые не предполагали увиливаний. От такой настойчивости я опешила, упорно стараясь вспомнить для начала свое имя.

– Ну? Куда тебя вести?

– К Асли, – уверенно ответила я.

– Отлично. Где он?

– Это она. Моя подруга.

– Ты из Бергли, верно?

– Мгм…

Кряхтя, я предприняла попытку сесть, как голову пронзила жгучая боль, в глазах потемнело. Зажмурившись, коснулась затылка: рука тут же стала влажной, кожу неприятно стянуло. Багрянец на пальцах говорил сам за себя.

– Удивительно, что ты выжила, – он нахмурился еще больше и внимательно взглянул на меня исподлобья.

Почему-то в тот момент я могла думать только о том, насколько притягательны его глаза. Мне хотелось коснуться его зрачков, запустить в них палец, чтобы узнать, насколько те глубокие и правда ли бездонные.

– Ты как? – поинтересовался он, когда молчание затянулось, а я обнаружила себя тянущейся к его лицу.

– Хорошо, – пробормотала я.

В некоторой степени то была правда. Такого опустошения я не испытывала давно. Словно падение выбило груз из головы, скинуло что-то очень тяжелое.

– Идти можешь?

Попытка встать не увенчалась успехом. Сначала я оперлась руками о землю, затем поднялась на четвереньки, дальше не продвинулась. Как если бы я забыла, как это делается. Потому обратно присела и посмотрела на парня исподлобья, игриво, как мне тогда показалось, улыбнувшись.

– Ясно. Давай.

Я не знала его имени, не помнила даже свое, но отчетливым зернистым изображением, как кадр фильма 90-х, перед глазами пронесся его кадык, то, как он вздымался и опускался на каждом глотке.

Парень наклонился на корточки и аккуратно запустил одну руку под мои колени, второй схватил плечи. Подняв меня, понес вниз по склону. Я не соображала совсем, только глупо пялилась в его глаза, которые не выражали ничего.

Он раздражен? Зол? Я ему нравлюсь? Конечно, нравлюсь, нес бы он тогда меня на руках?

– Ты красивый, – мечтательно протянула я. – Станешь моим мужем? – откинувшись на его плечо, наконец выдавила из себя предложение, которое вертелось в голове с того самого момента, когда я впервые увидела незнакомца. Но он почему-то молчал. – Ты поцелуешь меня?

Он хмыкнул, но так и не ответил. Стало больно и неприятно, и мигом пожалела о сказанном.

– Я передумала. Я не выйду за тебя. Поставь меня на ноги, я сама пойду!

– Давай я просто донесу тебя до больницы, а потом делай что хочешь, – проворчал он. – Ты слишком сильно ударилась. Сама не понимаешь, что говоришь.

– Все я понимаю! Ты хам! Удивительно гадкий человек! Пусти! – брыкалась я.

Он глубоко вздохнул и положил меня на землю, а сам двинулся дальше. Такого расклада я не ожидала, а потому скоро пришлось просить его о помощи. Он шел нарочито медленно, знал, что так и будет. Потому, быстро вернувшись за мной, велел не досаждать ему.

Если бы вновь Клеменс не почтила меня своим присутствием, я бы не поняла, что опять отключилась. Тогда и начала подозревать неладное, ведь сны никогда не повторялись, уж тем более никогда не связывались единым, стройным сюжетом.

– Начнем сначала?

– Клеменс… – прошептала я пересохшими губами.

Размытая комната освещалась жарким солнечным светом. Клеменс сидела на пуфе так, будто то был трон, и скучающе оглядывала обстановку.

– Это мы уже выяснили. Итак, давай по порядку. Опрометчиво было приезжать в Гриндельвальд. Ты бы сразу сдалась итейе с тем же успехом. Но теперь это неважно. Я буду говорить, ты слушать. Поняла? – Нет. Но я кивнула. – Фидэ хранит память каждой предыдущей хозяйки, а когда та умирает, находит себе новую. Как ты могла догадаться, твоей предшественницей была я. Если не хочешь умереть, придется выполнять некоторые мои указания. Кстати, где это мы?

Я непонимающе огляделась. Все было знакомым и незнакомым одновременно. Когда дымка спала, отчетливо стало видно убранство спальни.

– Это моя комната в доме бабушки, – прохрипела я.

– Мило. Идем дальше. Итейе – охотники. Их единственная цель жизни – убить нас.

Я нервно выдохнула и потерла виски. Казавшееся поначалу забавным, стало пугать и раздражать. Клеменс хмыкнула, привлекая мое внимание, и вздернула бровь, недовольно поджав губы. Затем медленно выдохнула и постаралась расслабить лицо.

– Одно дело – просто бредовые сны. Другое – бредовые сны, в которых понимаешь, что спишь. Уже скучаю по погоням и несвязной белиберде…– проворчала я.

– Одно дело – понимать, что спишь, другое – настолько узколобо отрицать, что с тобой что-то происходит.

– Со мной происходит то, что я теряю связь с рассудком. Но упорно продолжаю делать вид, что это не так, – я вскинула руки, демонстрируя, как взрывается моя голова.

– Потратить столько лет, чтобы оказаться запертой в сознании пустоголовой девицы… Хорошо. Мне все равно, веришь или нет, но ты должна знать некоторые важные вещи. В нашей памяти есть сокрытые особым заклинанием воспоминания о боли, болезнях, смерти… Приятного мало, очевидно, они спрятаны не просто так, жуткие вещи, сама понимаешь. Не советую открывать, если дорожишь здравостью рассудка и не хочешь познать боль тысячи смертей. Сейчас самое важное: не применяй фидэ. Пока не поправишься, не применяй фидэ.