Школьная осень (СИ) - Рюмин Сергей

— Нормально! — ответил я и, предупреждая возможный вопрос насчет вчерашнего отсутствия в школе сообщил. — Вчера в прокуратуру на допрос вызывали. Как свидетеля. Кстати, соседку мою тётю Машу освободили.

— Вот как? — Мишка встал, посмотрел на меня, и спросил, намекая. — Ты про неё?

— Ну, да. Соседка, которая цыгана подстрелила. Только это, Миш, вечерком я к тебе сегодня заскочу, мы с тобой кое-что возьмем, отдадим. Кое-что оставим. Вдруг там что. Ладно?

Со стороны мои «кое-что» и «там что» прозвучали весьма двусмысленно и непонятно. Мишка понял, кивнул. Андрэ нахмурился, понимая, что мы от него что-то скрываем, но допытываться не стал.

Первым уроком был русский язык. Нина Терентьевна зашла в класс, поздоровалась, усадила нас и, остановив свой взгляд на мне, поинтересовалась:

— У нас опять перестановки?

Я демонстративно вздохнул, развел руками и произнес:

— Старик Шекспир был прав, Нина Терентьевна, прав на все сто! О, женщины, непостоянство имя вам!

— В некоторых переводах звучит по-другому, — заметила Лавруха. — Отродье сатаны и крокодилов.

На моем месте рядом со Светкой сидел Олежка Тараскин. Обнаружив это, я не стал ругаться и, уж тем более, выяснять отношения, а просто пересел на пустую заднюю парту, где никто никогда не садился.

— Тараскин! — скомандовала Лавруха. — Пересядь на своё место. Мне здесь удобнее видеть Ковалёва.

Олег со вздохом встал, собрал учебник, тетрадь, дневник и побрел за парту к Никитину Юрке, с которым он сидел раньше.

— А ты, Быкова, — продолжила Нина Терентьевна, — можешь пересесть к нему, если уговоришь Никитина уступить себе место.

Светка вспыхнула, вскочила, смахнула свои вещи в сумку и направилась к Никитину. Шатен, вечно спокойный как удав, Никитин Юрий, невысокий крепыш, спортсмен-бадминтонист, по прозвищу Никитос, невозмутимо собрал вещи и пересел на её место.

— Ковалев! — продолжала Нина Терентьевна. — Марш на своё место!

— Есть!

Конечно, я пересел на свое прежнее место рядом с Никитиным.

Перестановки, устроенные Лаврухой, дали тему для очередных пересудов и сплетней в классе. В основном, конечно, девчонки поглядывали на Светку, Олежку, меня. Светка, когда ловила любопытные взгляды, краснела. Я девчонкам подмигивал, ребятам многозначительно кивал, вгоняя и тех, и других в недоумение. Даже невозмутимый Никитос, и тот не выдержал, спросил:

— Слушай, что случилось-то?

— Любит она его, — ответил я, демонстративно вздохнув. — И всегда любила. Только скрывала.

Никитос помолчал, переваривая услышанное, потом сдавленно то ли хихикнул, то ли хрюкнул. Помолчал, едва сдерживая смех, а потом, уже успокоившись, заметил:

— Любила… Я вас умоляю, сударь!

Ну, вообще-то да… Олежка Тараскин, в принципе, неплохой парень, но внешне… Вы видели на картинке неандертальца? Вот добавьте туда еще передние железные зубы да вечно немытые сальные жиденькие черные волосы…

Вторым уроком была литература, здесь же, у Лаврухи. На перемене ко мне подошла Ленка-Жазиль и, жеманно улыбаясь, сказала:

— Антош, я уборку в квартире делала перед переездом. Мы ж теперь в городе живём. И вот нашла. Это же твои?

Она протянула мне коробку духов «Шанель № 5». Очевидно, с учетом разрыва отношений со Светкой и с намеком, мол, могу их теперь себе оставить?

Я отрицательно покачал головой:

— Не, Ленчик, не мои. Это, — я показал кивком в сторону Светланы, — ихние! А что, хочешь такие же?

Тут смутилась даже Ленка.

— Хорошо, подумаем, — улыбнулся я. — Решим. Обязательно.

С треском отлетел в сторону стул. Светка вскочила и выбежала из класса.

— Отдай ей, — вполголоса сказал я. — Я тебе подарю такие же.

И тут же поймал злобный взгляд Зеленчука. Жазиль отошла, повернулась ко мне спиной и нагнулась, чтобы положить коробочку Светке на стол, то ли случайно, то ли умышленно оттопыривая свою попку, туго обтянутую платьем прямо мне на обозрение. Я мысленно вздохнул. У Светки, что ни говори, филейная часть тела не в пример была соблазнительней — небольшая, но круглая, упругая. У Жазиль она была побольше, но слишком уж плоская. Не дружила Ленка со спортом, совсем не дружила.

Опять поймав Димкин взгляд, я ему озорно подмигнул. В ответ он растерянно показал мне кулак.

На следующих уроках мы остались сидеть так же — я с Никитосом, Светка с Тараскиным. Кстати, духи она убрала в сумку, выкидывать не стала.

После уроков меня ждала секция. Я не стал дожидаться друзей, только пообещал на бегу Мишке зайти вечером и рванул домой — переодеваться.

У ворот ограды меня ухватил за рукав Зеленчук.

— Тоха, ты… — начал он.

— Ой, Дим, отстань, а? — срывая его руку, начал я. — Только вас мне не хватало! Всё, блин, есть, а тебя вот и Жазиль нету! Некогда мне.

— Так ты… — растерянно попытался сказать он.

— Нет, Дим, — отрезал я. — Я её не люблю! Ухаживай на здоровье.

— А…

Но я уже бежал домой — шестой урок закончился в 14.10, а занятия в секции начинались в 15.00.

На этот раз сразу же после разминки, проведенной самолично, несмотря на присутствие помощника, Смирнов выдернул меня из строя и повел к себе в тренерскую.

— Мы тебе задним числом третий разряд присвоили, — сообщил он.

— Взрослый? — удивился я.

— Нет, блин, детский! — передразнил меня тренер. — Так надо для соревнований. Ты же хочешь защитить честь «Динамо», грамоту получить или вообще медаль?

Я пожал плечами:

— Как скажете…

— Чего? — удивился Смирнов. — Ты что, пацан, совсем уже сбрендил? Через месяц «город» будет. Ты от нас по «юношам» пойдешь в весовой категории до 79 кг. Понял?

Я опять кивнул.

— Вот с этого дня мы с тобой будем заниматься по особой программе.

Особой программой оказалась отработка бросков в стойке. Мне в спарринг-партнеры, а точнее, мальчиком для битья, был определен Сашка Сорокин.

Я привычно прогнал силу по организму вниз-вверх, встал в стойку. В течение часа мы, а если быть точнее, то я, отрабатывали приёмы, а Смирнов стоял рядом и комментировал (или поправлял) каждое моё телодвижение, каждое движение рукой-ногой-туловищем, положение тела и т.д. Задняя подножка под левую ногу, задняя подножка под правую ногу. Передняя подножка под левую ногу, передняя подножка под правую ногу. Передняя подсечка, передняя подсечка с падением. Боковая подсечка…

Через час, когда время тренировки вышло, он сожалеюще вздохнул, но заявил:

— Теперь я на сто процентов уверен, ты возьмешь первое место на «городе». У тебя и техника есть, и силёнок хватает, и гибкости. В субботу я тебя тоже жду.

— В субботу проблематично, — задумчиво ответил я. — У нас четыре урока, заканчиваем в 12.15. А у вас начало занятий в 12.00.

— Приходи, как сможешь, — отозвался Смирнов. — Всё равно будем заниматься. Хоть по индивидуальной программе, но будем.

Сашка зашел в раздевалку, практически волоча ноги. Посмотрел на меня. Я, в отличие от него, чувствовал себя превосходно — сидя на лавочке в раздевалке, пару минут гонял «живую» энергию по телу. Усталости как не бывало.

— Не буду больше с тобой бороться! — заявил Сорокин. — Кирюхина бери! Ноги, блин, не держат.

Он ругался вполголоса под теплыми струями душа. Я наслаждался «теплым дождичком» за перегородкой, в соседнем отсеке. Надо было ему «подкинуть» чуток «живой» энергии. Только потихоньку, незаметно. Чтобы более-менее оклемался.

— Блин горелый! — выругался он, уже выходя из раздевалки. — Никогда так…

Я положил ему руку на плечо, пустил мягкий поток силы.

— Фу… — выдохнул Сашка. — Вроде отходит. Полегче стало.

Разумеется, он ничего не понял, более того:

— Убери руку! И так тяжело.

— Пойдём, перекусим? — предложил я. Недалеко от спорткомплекса находилась кафешка под редким названием «Блинная», где делал круг-разворот троллейбус 6-го маршрута. Иногда после секции мы там перекусывали.

— Денег нет, — отмахнулся Сашка.