Чай со звездным сиянием. Книга 2 - Марта Льян

если откажется – обокрадут ее. Мир заберет у нее магию и любимого. Как она может допустить такое?

Она снова и снова смотрела в его глаза – зыбучие пески, что каждый раз заманивали, не давали выбраться, медленно шурша и поглощая все, на чем зиждилось ее спокойствие: доверие, счастье и рассудок.

И вот, на границе мрачного вечера и блеклой осенней ночи произошел несчастный случай. По крайней мере, так все решили. Правда была известна лишь двоим.

Ирифи исполнила желание, и способность колдовать осталась при ней. А вот любимого подле нее отныне никогда не было.

Он сменил приоритеты сразу же, как только желание перестало действовать. Взглянул с порога с отвращением и сказал:

– Не думал, что тебе хватит на это смелости. Зря я так. Ты же сама говорила, что ты чудовище. Монстр, а теперь еще и убийца.

И захлопнул дверь, напоследок попросив, чтобы все произошедшее осталось между ними.

* * *

Ирифи шагала по улице. От злости и страха хотелось плакать.

Она будто перестала существовать после тех слов: опомнилась только выбежав из трамвая на случайно выбранной остановке. Долго шла без цели, порой сбиваясь на бег в попытках оставить позади все произошедшее. По ее следам ползли тучи: капля, другая – и вот уже весь асфальт потемнел, фонари расплылись в лужах, а реку изрешетило градом мокрых прозрачных пуль.

Берег и дорога вдоль него были пусты: дождь и позднее время разогнали даже самых неприхотливых прохожих. Но если бы кому-то приспичило пройтись вдоль реки – в ночи, под серым дождем, он увидел бы в кустах рядом с мусорными баками нечто, напоминающее бесформенную груду перьев. При ближайшем рассмотрении она еле заметно шевелилась и вздрагивала – это сотрясалась от беззвучных рыданий Ирифи, уткнувшаяся лицом в лапы, отгородившаяся от несправедливого мира стенами и крышей из пары крыльев, по которым ручейками стекала вода.

Да, принимать истинный облик даже в укромном месте – опасно, но тогда она не думала о последствиях. Все мысли закончились. Была лишь пустота.

К счастью, люди у реки так и не появились. Даже после того, как на темных волнах блеснул свет от портала – и погас, как только мокрая и грязная кисточка хвоста исчезла в нем, берег оставался пустым.

На следующее утро раздался звонок. Телефонный разговор с тем, кого она раньше беззаветно любила, да и сейчас не хотела отпускать – на этот раз точно последний, сухой и холодный – закончился на решении отказаться от должности проводника. Он же, в свою очередь, сказал, что пойдет в Совет и попросит стереть все воспоминания об арикъялнах.

Это решение далось ему тяжело – быть объектом заклинаний, не разбираясь в них, чертовски страшно. Но в выборе молодого человека был и холодный расчет: теперь Ирифи стала просто одной из коллег с работы, он позабыл почти все их встречи, а смерть отца действительно превратилась в его сознании в несчастный случай. Совесть – если, конечно, у него были ее остатки – больше не мучала, и ни один случайный вопрос теперь не мог навести на него подозрений. Он стал счастливым, а Ирифи – осталась в полном одиночестве наедине с содеянным.

Про свои злоключения она не рассказала никому: убийство, даже будучи приказом-желанием, открывало прямую дорогу в изолятор. Но оставаться в Австрии ей хотелось меньше всего, и, уволившись с работы, Ирифи подала заявление в Совет – на смену облика и страны проживания.

Заявление приняли нехотя – слишком уж мало времени прошло с ее приезда в Вену, а потом еще и тянули с процедурами. Но ожидание стоило того – наконец, та жизнь осталась лишь в ее воспоминаниях, а спустя несколько месяцев в соседней Чехии появилась Тереза, успешно сдавшая все экзамены в местном Совете и начавшая брать мелкие заказы на фрилансе (желание работать в каком бы то ни было коллективе у нее исчезло надолго).

Она даже подарила еще три желания местным арикъялнам – поспешно, почти наугад, решив, что хуже, чем тогда, уже не будет, и оказалась права: они вылились в мелкие приказы вроде помощи с проектом по работе или необходимости сидеть с чужим ребенком во время болезни. Она ни за что не вернулась бы к этому, не будь у нее мечты, которой она всеми силами стремилась достичь.

Мечты быть незаметной.

Ирифи, выполнив четыре желания, стала таковой. Люди и раньше ее не замечали – отвод глаз всегда работал безотказно, а теперь и арикъялны перестали признавать в ней свою, видя и чувствуя лишь человека – песчинку в огромной, вечно живой пустыне большого города. Теперь никто ее не тревожил.

Шло время. Казалось бы: она начала заново, все в порядке – по крайней мере, на первый взгляд. Но где-то глубоко внутри Ирифи-Тереза взращивала ненависть. Утекающие сквозь пальцы дни, недели и месяцы открыли ей глаза на произошедшее.

Ее не любили. Ее обманули. Ее использовали.

Одиночество не давало позабыть об этом, ведь, чтобы начать новую жизнь, нужны новые люди: друзья, коллеги, приятели. А она была одиночкой. Некому было подать руку и вывести ее из темного бурелома былого, в котором она потеряла тропу. Ирифи бродила кругами во мраке, слышала за поваленными стволами прошлых дней его голос и лелеяла надежду отомстить.

До тех пор, пока он оставался в Вене, о желании поквитаться не могло быть и речи. Слишком многое подстерегало там: и коллеги, и старая то ли подруга, то ли приятельница, да и близость местного Комитета настораживала. Но отомстить ей хотелось, причем отомстить собственноручно, и она ждала. Ждала до тех пор, пока его переезд в город на озере – тот самый, в котором жили Эсси и Берн, не сподвиг ее действовать.

Поначалу она думала, что это будет короткая поездка – разведать, что к чему, глянуть, как он изменился с их последней встречи, обдумать дальнейшие действия, но не более. Ее планы спутала крохотная случайность.

Прогуливаясь утром по городскому пляжу, она встретила девчушку лет шести, которая деловито тащила куда-то маленькую сумку, набитую камешками. Прыгая по ступенькам, она упустила ношу, и часть содержимого рассыпалась. Увидев, что других помощников поблизости нет, Ирифи наклонилась, чтобы помочь, и на третьем поднятом камне ее вдруг как током ударило – легонько, но вполне ощутимо. Сначала она усомнилась в происходящем, но камешек, зажатый в руке, продолжал отзываться легким покалыванием, и в ее голове будто прозвенел маленький гонг: вот это удача!

На расспросы о том, зачем ей эти камни, девочка ответила, что хочет построить замок со