Прикладная рунология - Дайре Грей

произошло, как и разгром армии Изрилионы в лесах к юго-востоку от текущего положения столицы. Битва описывалась так подробно и по-военному четко, что становилось ясно — писарю явно диктовал тот, кто точно понимал, что именно происходило на поле боя.

Я тонкостей не ощущала, но ради точности перевода залезла в военный справочник и просидела за одной единственной страницей почти сутки. Ничего, связанного с появлением символа, там указано не было. В бою прародитель Сантамэлей знамя не использовал, а трофейные, изъятые у разгромленной армии, велел сжечь. Предварительно всячески испакостив, что тоже описывалось с немалой тщательностью. Дикое все-таки было время…

Я провела ладонью по лицу и надавила на переносицу, пытаясь снять напряжение с глаз. Следовало отвлечься, но стоило только перестать думать о перипетиях прошлого, как в голове сразу начинали крутиться мысли о последних событиях. А я ничего не хотела о них знать. И думать. И вообще предпочла бы провести в библиотеке всю оставшуюся жизнь.

— Фройляйн, — тихий голос заставил подпрыгнуть на месте и обернуться.

Герцог во фраке и с перчатками в руках замер рядом. Как он вошел, я не слышала. Неудивительно. Если спать по паре часов в день, можно даже слона не заметить.

— Прости, что напугал, — Его Вежливая Светлость хмурилась и кривила губы. Несколько раз мне уже намекали, что можно взять пару выходных и провести их так, как хочется, неужели снова?

Однако Герхард заговорил о другом:

— Я уезжаю во дворец — сегодня торжество по случаю помолвки императора. Вернусь крайне поздно.

— Хорошо, — странно, что он вообще решил вернуться. В последнее время герцог все больше оставался у любовницы, что меня полностью устраивало. О главном мы уже поговорили, все остальное — неважно. А намеки лучше пусть оставит при себе.

— Я приказал подать ужин сюда. И чай тоже.

С губ сорвался нервный смешок. Кто бы мог подумать, что брат императора окажется так заботлив. С тех пор, как герцог узнал о нашем родстве, он стал вести себя немного иначе. Интерес к моим знаниям в рунологии не исчез, но сейчас к нему добавилось что-то еще. Трудноуловимое и малопонятное.

— Спасибо, — глухо выдохнула я, желая стать размером с закорючку на странице.

Слишком много внимания. Слишком много информации. Слишком много… всего.

— До встречи.

Ушел бастард так же тихо, как и появился. Все же врожденное чувство такта и воспитание — лучшие его черты. Не говоря, конечно, о гениальности.

С Герхардом было проще всего. Наверное потому, что он — единственный из новых знакомых, кто оставался честным. И с кем я была честна с самого начала.

— Знаешь, у меня никогда не было сестры. Да еще и младшей. Это будет интересно. И я хотел бы узнать тебя лучше, если ты не против, конечно.

Заявление было неожиданно настолько, что в горле встал комок, который никак не удавалось проглотить, а когда все же удалось, первые слова оказались совсем не такими, какие я хотела бы сказать:

— Бабушка умерла.

Телеграмма пришла через день после подслушанного разговора. И сначала показалась насмешкой. Подделкой. Еще одним трюком. Тем более, что отправителем был указан один из соседей, с которым бабушка не общалась. Якобы ей стало плохо еще в дороге, и по приезду она вызвала врача на дом, а он констатировал уже смерть. Слишком просто. Слишком гладко. Слишком… Все слишком. А потом написал дедушка. И вот тогда выдумка стала правдой.

Я не собиралась жаловаться и вываливать все на герцога. Я вообще не собиралась с ним говорить, но он сам пригласил в кабинет, начала разговор, а после первых слов, остальные понеслись лавиной.

— Я не хочу ехать домой. Я… Я не хочу ее видеть. Хоронить. Она мне лгала! А теперь умерла… И я не знаю, как смотреть в глаза дедушки… Он же ничего не знает! Он любит ее… Любил. А она… Она же все время врала!

Я говорила и говорила. Охрипла. Не глядя, выпила что-то из подсунутого стакана. Едва смогла вздохнуть от крепости. Отдышалась. И снова заговорила, потому что не смогла молчать. Про Конрада, про Музей, про больницу, про поездку в автомобиле с Юстасом, про спор, про… Почти про все. Остановилась, только когда дошла до возвращения. Не рассказывать Герхарду о том, что спала с его кузеном, мозгов хватило.

Наверное после такой речи я бы себя уволила. Прогнала и забыла. Какие бы ценные ни были знания, зачем добавлять к ним столько проблем? Но герцог заговорил о другом:

— Я напишу профессору Ланге и выражу соболезнования и извинения, что ты не сможешь приехать на похороны. Сошлюсь на сложность проекта и сжатые сроки. Думаю, как ученый, он поймет. Что же касается барона Рохфогеля… Кристиан наверняка уже поговорил со стариком, а тот все объяснил внуку. Ты можешь направить юному Рохфогелю письмо, если желаешь что-то пояснить. А можешь ничего уже не писать. Полагаю, юношу заберут в семейное поместье до начала учебного года, а в Академии его займут учебой.

— А я? — вопрос прозвучал раньше, чем я успела подумать, и прозвучал так по-детски, что стало стыдно.

— А ты продолжишь работать над переводом. И наш диск все еще требует доработки. У меня появилось несколько новых идей, которые хотелось бы обсудить, но они пока ждут. Вернемся к ним после помолвки императора. Пока же библиотека и лаборатория в твоем полном распоряжении.

Разговор состоялся три дня назад, и с тех пор я работала, переводя страницу за страницей. Письмо Конраду тоже было написано, хотя потратить на него пришлось несколько часов. Объяснения и извинения никак не укладывались во что-то более или менее приличное и в итоге выглядели коряво, но хотя бы не лживо. Я понимала, что несостоявшемуся жениху читать мои излияния будет неприятно, но молчать казалось малодушным.

Дедушке я тоже ответила, приложив свое письмо к посланию герцога, исполненному в безукоризненных и крайне вежливых оборотах.

Все казалось решенным, даже почти без моего участия. Оставалось только жить дальше и радоваться, что не случилось ничего непоправимого. Но радости не было. А стоило вечером улечься в кровать, как вспоминался Юстас. Его руки. Губы. Запах. И ощущение совершенной ошибки, пришедшее после.

Пусть в тот момент мне казалось, что поддаться слабости не так уж и плохо, просветление наступило быстро. Мужчину я выгнала, хотя он и пытался возражать и сопротивляться. Не настолько искренне и стойко, чтобы поверить. Мне хватило лицемерия в жизни, чтобы