Ombra adorata - Константин Александрович Образцов

когда Петрову позвонили Стечкин с Макаровым, несколько раз привозившие в «Маркиз» подгулявших пьяниц или малолетних уличных проституток с окраин, он сначала хотел отказаться. Ну зачем ему еще одна туша в без того переполненной морозилке? Но потом подумал и согласился. Пусть везут, а там что-нибудь можно будет придумать.

Петров закурил, постоял немного у двери черного хода, поежился от свежего ночного морозца и неспеша пошел по аллее, вдыхая вместе с табачным дымом бодрящий воздух спящего парка и любуясь неподвижными и торжественными силуэтами высоких деревьев, тянущих черные пальцы к небу сквозь призрачный лунный свет. Полицейский автомобиль уже стоял у съезда с дороги; Петров кивнул охраннику в будке, и тот поднял шлагбаум. Машина медленно поравнялась с Петровым и остановилась. Первым из салона выбрался, отдуваясь, толстый Макаров: увидел Петрова, осклабился радостно и протянул пухлую руку:

– Привет работникам общепита! Как сам?

– Вашими святыми молитвами, – отозвался Петров, не без брезгливости пожимая мягкую сырую ладонь. – Показывай, что привезли.

Из машины вылез долговязый Стечкин; неразборчиво что-то буркнул, поздоровавшись, и открыл крышку багажника. Петров включил фонарь и посветил внутрь.

Платон одновременно глубоко вдохнул и зажмурился. Всю дорогу он пролежал, уткнувшись лицом в какую-то тряпку, вонявшую гнилой мертвечиной, и теперь свежий воздух ринулся в легкие, как искрящийся горный поток. Яркий свет резанул по глазам, но Платон успел заметить, что над ним склонились три темных фигуры: в двух из них он узнал Стечкина и Макарова, но третий силуэт, приземистый, коренастый, был ему незнаком.

– Вот, – услышал он голос Макарова. – Ну, что скажешь?

Платон почувствовал, как сильные пальцы бесцеремонно ощупывают ему бедра, плечи, живот, и приоткрыл сощуренные веки. Какой-то крепкий мужик в коротком пальто, накинутым на что-то белое – халат? куртка? рубашка? – тискал и теребил его, окидывая внимательным, оценивающим взглядом.

– Ребята, я… – заговорил Платон и с трудом узнал свой голос. Впрочем, сейчас бы никто, ни директор по продажам Бабанов, ни тем более сотрудники регионального отдела не узнали бы в этом заискивающем писке уверенного баритона своего коллеги и руководителя.

– А ну, заткнись! – рявкнул Макаров.

Платон всхлипнул.

Петров, будто и не заметив этого короткого эмоционального диалога, закончил осмотр, выпрямился и покачал головой.

– Ну, не знаю, – проговорил он с сомнением. – Ничего особенного. Я же по телефону еще сказал, парни: у меня сейчас холодильники полные, так что…

– Да ты что, посмотри, это же высший класс! – с жаром воскликнул Макаров. – Чистый, упитанный, а не какой-нибудь бродяга! Начальник отдела, между прочим! Да, Платоха?

Платон икнул и закивал.

На Петрова карьерные достижения лежащего в багажнике дрожащего, перепуганного человека впечатления не произвели. Он снова покачал головой и поинтересовался:

– Ну, и сколько вы за него хотите?

Макаров и Стечкин переглянулись.

– Так это, – начал сержант. – Давай как всегда, по четыреста за кило. Тут в нем килограмм семьдесят будет, значит…сколько? Тысяч тридцать?

– Во-первых, не тридцать, а двадцать восемь, – ответил Петров. – Во-вторых, я плачу только за вес убойного выхода, и тебе это прекрасно известно. Минус кровь, потроха, кожа, голова – в общем, половина уйдет. Это я еще потери при обвалке не посчитал. Так что в лучшем случае, тридцать пять кило полезного веса. Итого четырнадцать тысяч. А в-третьих, я уже говорил: мне сейчас мясо не нужно, так что по четыреста я покупать это не буду. Дам триста рублей.

– Это сколько же получается? – спросил приунывший Макаров. – Триста умножить на тридцать пять…

– Десять тысяч пятьсот! – неожиданно подсказал из багажника Платон. У него всегда было очень хорошо с устным счетом.

Трое мужчин задумчиво посмотрели на него и замолчали. В ночной тишине тихонько ворчал на холостых оборотах двигатель автомобиля.

– Ребята, послушайте, у меня… – начал было Платон, попытавшись воспользоваться возникшей паузой в жутковатых торгах, но его перебил Петров.

– Да, точно, десять тысяч пятьсот, – подтвердил он. – Больше не дам.

– Нет, ну это мало! – обиженно загундосил Макаров. – Обижаешь, Петров, мы же не первый день знакомы! Игорь, скажи, десять тысяч мало?

– Мало, – согласился немногословный Стечкин.

– Мало так мало, – сказал Петров. – Я не настаиваю. Можете забирать его себе.

– Ну что ты такой душный! – расстроился сержант. – Давай хотя бы по триста пятьдесят за кило, как говорится, ни вашим, ни нашим, а? Эй, начальник отдела, триста пятьдесят умножить на тридцать пять сколько будет?

– Двенадцать тысяч двести пятьдесят, – ответил Платон и подумал, что примерно столько потратил за вчерашний вечер на виски и пиво с шампанским в пабе «Френсис Дрейк».

«Господи, только помоги! Я вообще больше не буду пить, никогда, ни грамма! Только соки и воду! И чай еще! И проводить все выходные с Мариной! Господи…»

– Ладно, – согласился Петров. – Двенадцать тысяч. Это последнее слово.

– Вот ты жук, – то ли обиженно, то ли восхищенно ответил Макаров. – Хорошо, договорились. К дверям его подвезти?

– Да, а я скажу ребятам, чтобы выгрузили. И личные вещи его мне отдайте. Я должен быть уверен, что не осталось следов.

В темноте зашуршали купюры, перешли из рук в руки бумажник, ключи, паспорт и телефон, а потом крышка багажника резко захлопнулась, чуть не ударив Платона по голове, и снова стало темно.

Адреналин вымыл из мозга остатки похмелья, но теперь размышлениям мешала паника; мысли неслись обезумевшим хороводом. Как ни странно, дикий торг подарил Платону проблеск надежды: он не думал, не хотел думать и даже строить догадки, кому и зачем ему продали, но осознавал, что сумма сделки составила чуть меньше десяти процентов его ежемесячного дохода. Инфернальные полицейские отказались от денег с банковской карты, но этот Петров, судя по всему, человек мыслящий рационально, коммерсант, может быть, с ним удастся договориться?..

Багажник снова открылся. Замелькали тени, две пары сильных рук мощным рывком вытащили Платона и поставили на ноги рядом с какой-то распахнутой дверью, из которой несло сытным духом горячей еды, а еще погребом, кровью и смертью.

– Наручники! – закричал Макаров. – Наручники наши отдайте!

Возникла короткая суета. С Платона сняли стальные браслеты и снова стянули ноющие запястья пластиковыми упаковочными лентами.

– Адьёс, Платоха! – подмигнул сержант. – Не поминай лихом!

Платон промолчал, глядя, как толстый патрульный забирается в машину. Молчаливый Стечкин в упор посмотрел на Платона и неожиданно вскинул ладонь к козырьку, отдавая честь по всей форме. Завыла задняя передача автомобиля, разворачивающегося на тесной парковочной площадке. Рядом оказался Петров. Момент представлялся благоприятным.

– У меня есть к Вам предложение, – быстро начал Платон. – На моей банковской карте больше сорока тысяч рублей, мы могли бы сейчас…

Но Петров и ухом не повел.

– Куда его, вниз? – пробасил один из густо татуированных громил, крепко держащих Платона под