Гончие забвения - Дмитрий Миконов

всмотрелся в его лицо, словно по вздувшимся венам определял стадию недуга. Потом медленно, почти с сожалением, покачал головой.

— Тебе нельзя. Будет тоже, что и со мной. Только хуже…

— Знаю, — оборвал его Вир. — Придумаю что-нибудь.

Тенебрис лишь кивнул, принимая ответ как данность. Указал взглядом на группу у ворот.

— С этими — что?

— Оставим в живых. — Вир оперся на багор, вогнав его острие в мерзлую землю. — Пошли.

* * *

— Ну, живее, червяк! — Вир ткнул острием багра в поясницу сутулого лысого деда в белом балахоне. — Мастер-хранитель ты или пес шелудивый? Хватит нюни разводить!

Тот вздрогнул, оглянулся с испугом и, не говоря ни слова, заковылял быстрее по узкой, чисто выметенной алее.

Они шли по внутреннему двору цеха, меж уснувших на зиму деревьев, чьи голые ветви скрипели на ветру, словно кости. Везде царил стерильный, пугающий порядок: тропинки посыпаны желтым песком, корпуса строений побелены до ослепительной белизны. От мощных печных труб, со стороны производств, ветер доносил химически-сладкую вонь, перебивающую все остальные запахи.

На противоположном конце аллеи показался отряд охраны: те, что в кольчугах — держали на перевес алебарды. Другие, в капюшонах — перемалывали в пальцах воздух. Лица напряженные, взгляды нацелены.

— Дай сюда! — Тенебрис забрал призму Адака у балахона, который вышагивал следом за ним, будто ишак на привязи.

Ересиарх, не сбавляя хода, укусил себя за ладонь до крови. Темная, почти черная в сумеречном свете жидкость брызнула на призму. Он что-то прошептал над ней, на ворсайском, и та вспыхнула коротким, ядовито-рубиновым светом.

Он направил ее на людей впереди.

Те заорали, будто их облили кипятком. С визгом начали срывать с себя все, с исступленным ужасом в глазах, царапая кожу. Валились в снег, бились в судорогах, будто их собственная кровь разъедала внутренности.

Антиквар, не глядя, перебросил призму Виру.

— Скверно откалибрована, — сказал он спокойно, как коллеге-ученому, переступая через воющего человека. — В центре фокуса — каверна. Справа поглощение выше.

Вир поймал призму одной рукой, всмотрелся.

— Трещина перебила одну из силовых линий, — согласился и добавил. — Уронили, скорее всего.

Из окон соседних корпусов начали высовываться испуганные лица работников. Кто-то кричал, кто-то крестился.

Вир не стал разбираться. Бросил призму под ноги, с силой наступил на нее каблуком. Раздался не хруст, а словно вздох, из-под сапога вырвался клубок теней — зубастых, визжащих, как души в аду. Они разлетелись по двору, царапая стены, впиваясь в двери.

Люди в ужасе захлопывали ставни, прятались.

Тенебрис визгливо, ненормально рассмеялся. Снова выжал кровь из кулака, швырнул ее на песок под ногами.

Тот вспучился, разлетелся острыми брызгами — посеченные ветки попадали с деревьев. Стены домов на глазах покрывались трещинами и бороздами. Выбитые окна рассыпались дождем осколков. В воздухе запахло озоном и кислым железом…

Впереди, в конце аллеи, возвышались огромные, герметичные ворота из полированной стали. Мастер-хранитель дрожащими руками принялся сноровисто вращать массивное колесо штурвала. Зубчатые створки с глухим скрежетом поползли в стороны.

Охраны не было — если и стояла, то уже разбежалась.

— Здесь? — спросил Вир, оглядываясь.

— Да, — прохрипел старик, отступая в сторону. — «Чистые палаты». Склад готовой продукции.

Антиквар вытер испарину со лба, тяжело дышал. В его глазах плясала не ярость — а безумие, чистое как стекло.

— Сейчас тебе ревизию устроим! — прохрипел он, и в этом посыле слышалась не угроза, а жажда.

Глава 48

— Сколько тебе заплатили? — высокий голос Антиквара взметнулся вверх, прорезав гулкую тишину склада.

Послышался звук пощечины — резкий, звонкий. А за ним — резкое шипение и вопль, будто раскаленным до красна железом прикоснулись к голой плоти.

— Десять слитков! Десять слитков серебра! — завыл мастер-хранитель, и в этом крике слышалась не только боль, но и отчаяние человека, осознавшего, что пришло время расплаты.

Вир постарался отсечь эти звуки, сосредоточившись на том, что было перед ним. Стеллаж, указанным стариком. Нужная ячейка. Пара ничем не примечательных ящиков из темного дерева, на которых красовалась аккуратно выжженная эмблема университета и символ цеха — половина шестерни.

Остатки, которые не забрали. Или не успели, а скорее — изготовленные с запасом, как всегда, с расчетом на непредусмотренные потери, производственный брак.

Он упер багор в крышку первого ящика и с глухим треском сорвал ее. Дерево расщепилось, и Вир замер, вглядываясь в содержимое.

Ручные зеркала мистиков, сложенные ровными рядами, проложенные хрустящим пергаментом. Стекло — то самое, что плавили в Глинте. Спаивали которые и наносили Амальгаму в подземном цехе Стигийских Нор.

Поддельные. Несущие в себе помимо чистого отблеска реальности — чужой, враждебный отпечаток, размером с булавочную головку. Незаметный, искусно зашитый в подложке и оправе. Мелкий недочет, способный скрыть от владельца какие-то детали, заложенные теневым создателем.

Вир рывком вскрыл второй ящик. Там, в углублениях из мягкой стружки, лежали выпуклые линзы. Предназначенные для окуляров астральных приборов, чтобы изучать миазмы Зерцала, измерять вибрации скверны.

Он схватил одно, провел пальцем по краю. Холодное отполированное стекло, но не пустое. Внутри — тугое завихрение, клубок энергетических линий, странно сплетенный. Не так, как должно быть. Не для анализа, а для передачи.

Для усиления.

— Эй, как тебя там! — донесся голос Тенебриса, в котором почти не осталось ничего человеческого, лишь звенящее безумие. — Старикашка сознался! Раскололся, как гнилой орех!

Вир медленно обернулся. Его взгляд скользнул по распростертому на каменном полу телу мастера-хранителя, у которого изо рта сочилась черная жижа, а затем поднялся на Антиквара. Тот стоял, перемазанный кровью, кривя губы, будто только что насладился изысканным десертом.

— Сказал, что они осуществляли поставки прямиком в университет, по личному распоряжению ректора! — Тенебрис визгливо рассмеялся, и этот звук резанул по нервам острым осколком. На его лице одеревенела маска чистого, не разбавленного безумия. — Понимаешь, ты? Нет? Мистики сами станут медиаторами Шута! Катализаторами ритуала! Какого, а? Браво, Нерезиэль! Безупречный ход!

Его хохот, громкий и истеричный, эхом отражался от каменных стен, обшитых свинцовыми пластинами, прыгал под арочными сводами гигантского склада, наполненного ящиками и железными бочками.

Вир медленно шагнул к нему. Он слышал скрип собственных сапог на идеально выскобленном полу.

Шаг. Еще один.

Ноготь большого пальца его правой руки с силой впивался в гниловатую, просмоленную древесину багра, оставляя на ней глубокие, извилистые борозды.

Мысли в его голове выстраивались в единую, скверную картину. Антиквар прав. Все сходится. Безупречный план, как и всегда.

Еще одни шаг вперед… Под ногой хрустнула щепка, отлетевшая от крышки ящика.

— Ты кто такой? — Тенебрис смотрел на него исподлобья, вцепившись окровавленными пальцами в свои виски. Из сжатых кулаков по запястьям стекали бурые струйки