Где распускается алоцвет - Софья Валерьевна Ролдугина

обгорелые фрагменты. От них шёл жар, а ещё сочился сквозь пласты почвы запах дыма – чистого, светлого, какой бывает, если жечь, например, осиновую щепку, окуривая помещения. Словно всё, что в них было человеческого, перегорело давным-давно, осталось только слабое, зыбкое воспоминание.

Как тень.

– Ты нашла, – раздалось совсем рядом, и Алька вздрогнула.

Это был Айти. Снова в чёрном, но на сей раз одежда была старинной. Рубаха до колен, немного напоминающая платье, вышитая серебром; штаны, заправленные в высокие сапоги; длинный, почти до голени, бархатный кафтан.

– Ага, – кивнула Алька рассеянно. – Как-то легко всё получилось… Твои кости здесь, ты сам разве не чувствуешь?

Он качнул головой:

– Нет. Я сюда и проник-то, потому что ты пришла… А так я и не запоминаю, как выглядит мир. Лечу над деревней – а вижу только окно, за которым спальня, где меня ждёт вдовица, – усмехнулся он неприятно, и впервые Алька осознала, что все эти его внезапно проявляющиеся гадкие ужимки – это ненависть к самому себе, едкая, застарелая. – Спроси меня, как выглядит двор твоего дома в столице, – я и не отвечу.

– Но ты как-то ходил в магазин, – из чувства противоречия возразила она. Пожалуй, это была попытка его приободрить: ну же, смотри, ты можешь жить как обычный человек, ты умеешь… – И даже молоко купил по акции.

– И расплатился берёзовым листом, – хохотнул Айти. – Вот вечером было весело, наверное, деньги на кассе пересчитывать… Здесь ничего нет.

Алька отчего-то сразу поняла, о чём он, и обвела пальцами, не касаясь, самую кромку выемки в земле.

– Нет. Был, видимо, камень, и ещё недавно, – кивнула она, больше для себя самой. – Наверное, эта Влада Драганова и забрала. Если там было твоё имя, то камень, наверное, давал ей над тобой власть? Так по логике, да?

Лицо у Айти на мгновение застыло, а потом он отвернулся.

– Ну, похоже на правду. Я… я словно бы проснулся раньше, чем должен был. Может, из-за того, что она нашла камень – и позвала меня.

В горле стало сухо; мысли спутались.

Алька старалась не думать о Владе Драгановой – ведьме и четырежды вдове, но никак не получалось.

– А ты… ты к ней часто… ты часто у неё бывал? – с третьего раза смогла она сформулировать вопрос. Айти кивнул, по-прежнему на неё не глядя. – А её дом сгорел, потому что ты…

– Потому что она нарушила условия сделки, – резковато откликнулся Айти. – Забавно, конечно. Я не то чтобы целиком жив, но окончательно умирать, видимо, не хочу.

– Наверное, надо поискать камень у неё дома. То есть на развалинах, – поправилась Алька быстро. – Если там, ну, что-то осталось.

– А если не найдёшь? – спросил Айти вдруг. – Ладно. Забудь.

– Ничего не «забудь», – возмутилась Алька, поднимаясь. – Можно ещё ведь глянуть в каких-нибудь архивных документах. Вдруг там упоминается твоё имя? Два века назад – не так уж давно, много источников сохранилось, а колдун в любом поселении – самая заметная фигура, и…

– Не надо, – сказал Айти, не позволяя ей договорить. И потом добавил: – Уходи.

– Что?

– Уходи отсюда. Пожалуйста.

Алька послушалась; у самого края, под ясенем, обернулась назад – и увидела, что Айти сидит там же, где она раньше, на земле, и касается ладонью там, где был камень.

…где было его надгробие.

Обратную дорогу она нашла без проблем – и впрямь, идти до Шишигиного моста оказалось недалеко. В полдень, как ни странно, город был более людным, чем с утра, словно все здесь просыпались позже, чем в столице, – да и в Краснолесье тоже. У развалин дома покойной Влады Драгановой толпились люди, человека три или четыре; один фотографировал, двое других разговаривали… Но даже если б свидетелей не было, Алька не рискнула бы перелезть через ограду и обшарить руины: похоже, что участок уже начали зачищать, и часть мусора уже вывезли.

Может, и тот самый камень с именем тоже.

Совершенно опустошённая, Алька вернулась в гостиницу. Собрала вещи; открыла компьютер и проверила почту, потом купила билеты и написала баб Ясе, когда приезжает. Времени было много – как раз чтоб прогуляться до вокзала пешком. И то она пришла слишком рано.

На платформе – почти пустой – грустная женщина торговала варёной кукурузой, а на лавочке сидел дед в залатанном брючном костюме и курил. Больше никого не было. Алька успела расслабиться и заскучать, когда телефон в кармане вдруг завибрировал.

Звонил Дрёма.

В первую секунду она так испугалась, что оцепенела. Во вторую – рефлекторно нажала на отбой. А ещё через секунду ей стало ужасно стыдно, потому что сбрасывать было глупо, и звонил он наверняка по делу, и…

А потом, к счастью, подошёл поезд, и стало не до того.

Глава 15

Осиновый пожар

Осенью, вскоре после первых серьёзных холодов, Краснолесье преображалось. Сперва осины начинали тлеть – еле заметно, начиная с верхушки… а потом вдруг вспыхивали в одночасье. Горели окрестные холмы; горели долины; даже во дворах полыхало алое пламя в четыре этажа, яркое и бездымное.

…но сейчас Альке казалось, что цвет у осиновых листьев – точь-в-точь как свежая кровь.

– Как доехала-то, Алёночек, всё хорошо? – спросила её баб Яся обеспокоенно, помогая закинуть чемодан в багажник. – Уф, что там, кирпичи, что ли…

– Там груз моих сожалений, – мрачно пошутила она. – А ещё тёплая обувь, одежда, запас косметики и книжки, которые для работы нужны. И книжки для Вельки.

– То-то ты бледная, как немочь, – вздохнула баб Яся. – Ну, ничего, сейчас Велькин суп тебя живо взбодрит. Перцу он туда сыпанул – ух!

– А с чем суп? – живо заинтересовалась Алька; есть ей хотелось со вчерашнего дня, несмотря на частые перекусы, и, по ощущениям, она схуднула уже на килограмм.

– Из чечевицы с помидорами. Ну, чечевица и сама по себе сытная, а он туда бекона поджаренного всыпал, наверное, с полкило…

От вокзала до дома добирались долго – после дождей дороги развезло, за поворотом провалился асфальт, и теперь пробоину латали рабочие; один из них ужасно напоминал Даринкиного батю, но останавливаться, чтобы поздороваться, баб Яся, конечно, не стала. Небо было синее-синее; дул лёгкий ветерок, и листья осин трепетали, усиливая ощущение, что бушует пожар – багряные языки пламени, и алые, и кумачовые, и пурпурные, и оранжевые…

– Смотрю – и аж глазам тепло, – улыбнулась баб Яся. – А ты, Алёночек, как? Согрелась?

– Да я вроде и не мёрзла, – растерянно ответила она.

Баб Яся глянула на неё искоса,