Опасные манипуляции 2 - Роман Феликсович Путилов

профессор был, в университете преподавал. А потом что-то у них с женой случилось, и она его квартиру разменяла как-то хитро, что его комната оказалась в Северном районе, в деревне без электричества и магазина, да ещё с пятью такими же бедолагами, как он. Ну, он и сбежал оттуда. Здесь, в городе, в суд подал, об отмене размена квартиры. А его после этого избили, и пока он в больнице лежал, суд вынес решение, что раз заявитель на заседание не явился, то и дело закрывается. Короче, покрутился профессор, да и прижился на стройке, шалаш сделал, да и жил там. Тихо себя вёл, я в некоторые дни и не видел его. А вчера, около полуночи, слышу на стройке крики, я пока обулся, вышел из будки, то и увидел, как человек горящий бежит. Я такого ужаса и не видел никогда, только в кино про войну, где немцы наших жгли заживо. А потом человек упал, и начал кататься, а, через минуту наверное, прибежал сторож стройки и стал огонь песком с той кучи забрасывать, а я в милицию и «скорую помощь» позвонил. Потом узнал, что это профессора подожгли, изверги.

— А ещё кого-нибудь видели?

— Я не уверен, но показалось, что когда человек побежал, то через забор, вон там, кто-то перелез со стройки, во всяком случае, что-то мелькнуло.

Я распрощался со сторожем автостоянки и вернулся на стройку. Вчера, около полуночи, кто-то вылил на живущего в шалаше на стройке БОМЖа ведро бензина и бросил спичку. Через полчаса «скорая» забрала отсюда головешку с обугливанием девяносто процентов кожного покрова и ничтожными остатками жизни. Прожив ещё три часа, человек умер. Я очень надеюсь, что эти часы он был без сознания, потому что терпеть такие адские муки он явно не заслужил.

В шалаше лежало несколько достаточно чистых одеял, стопка книг и полбуханки серого хлеба. У входа лежал открытый на двадцатой странице томик стихов Тютчева в мягком переплете. Вот и все, что осталось от человека, который никому не делал зла. Везде пахло бензином, местный участковый ругался со сторожем стройки, а следователь прокуратуры на заднем сиденье «дежурки» строчил протокол осмотра места происшествия, эксперт что-то пытался выкопать из земли.

— Привет, что копаешь?

— А вот, смотри — криминалист с усилием вытянул из утоптанной почвы какой-то предмет: — колышек от платки, а к колышку веревочка привязана. А вон ещё колышки торчат. Потерпевшего, уверен, растянули на земле, привязали руки и ноги к колышкам, а потом подожгли.

— Охренеть. То есть не плеснули бензином спонтанно, а приготовили колышки, верёвки, разложили его на земле, привязали, а потом полили горючкой и подожгли?

— Ну, наверное, так.

— Тогда сфотографируй, пожалуйста, еще вот это место — я ткнул пальцем в бетонный блок, глубоко ушедший в грунт, на серой поверхности которого кто-то старательно вывел несколько символов чёрной краской.

— А что тут?

— Вот это перевернутый крест — символ сатанистов. А это какие-то руны, какие не знаю, но руны.

— Ты серьезно? Я думал, это металлисты нарисовали, весь город их пачкотней исписан.

— Нет, это точно руны, я недавно в книге видел. Что означают — не знаю, но это не символ металлистов. И следователю скажи, чтоб в протокол внёс.

— А почему сам не скажешь?

— Он меня первый раз видит, может не послушаться, он же главный при проведении осмотра. Ты же эксперт опытный, авторитетный, от тебя не отмахнуться и начальника из себя строить не будут. А я пойду поквартирный обход делать.

Глава тридцать первая

Ночные забавы

Николай

Территорию стройки окружали деревянные двухэтажные бараки, построенные во время войны для работников эвакуированных в город предприятий. По всем планам и обязательствам властей всех уровней, эти развалюхи должны были снести еще двадцать лет назад, но не случилось.

В первой же квартире ближайшего барака мне открыла женщина лет пятидесяти, облаченная в застиранный ситцевый халат, в волосах тускло блестели алюминиевые бигуди.

— Здрасте, милиция, капитан Жемчужный. У вас там на стройке человек вчера около полуночи погиб, вы что-нибудь видели или слышали подозрительное в это время?

— Это «бомжа» что ли спалили? Да и бог с ним, то же мне, человек — дамочка попыталась захлопнуть дверь, но я успел подставить ногу в проем.

— Это что такое, ногу уберите, без санкции в мою квартиру врываетесь! — заблажила тетка.

Я с трудом смог задавить черную пелену, рвущуюся из меня наружу. Очень хотелось дать «леща» этой «королеве» из барака, для которой допустимо сжечь заживо человека только потому, что он живет не в этой вонючей «общаге», а под ее окнами.

— Во-первых, я к вам не врываюсь. У вас на входе табличка висит, с надписью «Общежитие». Правильно? А значит полноценным жилищем это помещение не является и санкция, чтобы сюда войти мне, представителю власти, не нужна. Не знали? Ну, теперь знаете. Во-вторых, почему вы считаете, что «бомж» не человек?

Женщина боевой задор чуть сбавила, но продолжала кипятится:

— А кто он? Все пропивают, а потом тащат в округе, все что плохо лежит! Мой такая же сволочь, только с пропиской, вот уже две недели где-то с шалавами пьет, гад.

— А вы, простите, где работаете?

— Я-то двадцать лет на базе речфлота табельщиком отработала!

— А, это у вас, в газете писали, зарплату металлоломом пытались выдать?

Глаза женщины потухли, она горько вздохнула.

— Мужчина, которого вчера сожгли под вашими окнами еще год назад был преподавателем в университете, профессором и доктором наук. Просто жена квартиру при разводе разменяла так, что ему досталась шестая часть комнаты в Северном районе области, куда транспорт добирается только летом и зимой. А суд ему в иске об отмене размена отказал, потому что он во время суда в больнице лежал. Те, кто разменом занимались, его избили. В чем он виноват, что вы его человеком считать перестали? Тем, что бывшей жене доверился?

Женщина молчала, опустив глаза. Я решил добавить трагизма в наш разговор.

— А вы уверены, что на его месте не окажетесь? Вас