Пять глаз, смотрящих в никуда - Елена Станиславская

и, немного съехав, застыло на лестнице. А вместе с ним, казалось, застыло и время. Гулкая тишина, холод серого мрамора, мертвец в дорогом костюме с обмоченными брюками. В руке Начальнов держал глаз – живой и сверкающий. Синий, что васильковое поле. Жекин. Покачнувшись, глазное яблоко сорвалось с пухлой ладони и подкатилось к Полининым ботинкам. Жека задрожал, глядя вниз, и нервно заскреб пальцами по челке.

Подняв глаз, Полина положила его к другим: не валяться же ему, право, под ногами. Стоило пятерке собраться вместе, как все они повернулись и уставились на Жеку. В зрачках больше не отражалась искаженная фигура Начальнова. Там, в черных омутах, светилось лицо мальчика с белыми волосами. Полина вспомнила: «Пять глаз смотрят в никуда, а другие пять видят истину». Показалось, что кишки поползли вверх и оплели сердце. Сдавили.

Многоликий продолжал разглядывать труп, но Полина знала: на самом деле он пришел не за убийцей. Все это время, по одному уничтожая своих врагов, он двигался не к устью, а к истоку. Искал свое начало. Первое я.

Задвинув Жеку себе за спину, Полина выпрямилась и выставила руку.

Многоликий повернулся и, склонив голову набок, к чему-то прислушался. Полина насторожилась – не прибыл ли кто на помощь? не появился ли дух убийцы? – а затем поняла: потусторонец прислушивался к себе. Вел внутренний диалог на четыре голоса. Решал, что и как делать. Глаза двигались по лицу: голубой, карий, зеленый, серый, с бельмом. Полина догадалась: если он завладеет Жекой, пятый глаз очистится и нальется небесной синевой.

Станет ли тогда Многоликий ангелом? Вряд ли, да и служить ему больше некому – тот, кто хотел создать его, погиб от руки своего творения. Полина не сомневалась, что Начальнов, действуя наугад, совершил в ритуале множество ошибок. И все-таки Многоликий был удивительным – этого она отрицать не могла. Пятиедин, свободен и силен. Единственный в своем роде. По крайней мере, Полина надеялась, что других таких нет и никогда не будет.

«Всего пять жизней, чтобы никто больше не страдал. Ни я, ни другие. Разве много?» – прозвучало в голове. Полине захотелось подойти к Начальнову и впечатать ботинок ему в брюхо. Одну из пяти жизней он не украл. Лишь исковеркал. Хотя нет, нет. Исковеркал сразу две: Жекину и Йосину. Лучше не сравнивать, чью больше.

Полина отогнала несвоевременные мысли. Сейчас надо думать о схватке, ни о чем другом. Проглотив соленый ком, вставший в горле, она направила взгляд на потусторонца. А увидела – не его. Их.

У «Вани» – если его действительно звали так – простоватое, чумазое, чуть агрессивное лицо. Ржавые веснушки пятнышками рассыпаны по вздернутому носу. Губы обветрены до кровоточащих трещин. Кажется, его напускную озлобленность еще можно стереть, проявив участие и заботу, – если забыть, что он умер.

Костя Лукин выглядит как мальчик, у которого все списывают, но никто с ним не дружит. Рубашка застегнута до последней пуговицы, пальцы теребят край куртки, выражение лица – растерянное и смущенное. Косте не хочется здесь быть. С другой стороны, он рад, что теперь у него всегда есть компания.

Свят тянет тонкую шею и с любопытством следит за Полиной. Если не считать цвета глаз, он похож на свою тетю: длинный, плечистый, с худощавым лицом и птичьими чертами. Кажется, он умеет быть и пай-мальчиком, и задирой, в зависимости от обстоятельств. Свят может приспособиться ко всему, даже к смерти.

О четвертом мальчике Полина совсем ничего не знала. Ей вспомнились слова одной из утопленниц: «Нам Игорь сказал. Игорь, Игорек, Игореша», и Полина решила: это он. Игорь походит на того, кто без сомнений бросится в полынью, чтобы вытащить тонущую собаку. У него соболиные брови, правильные черты лица и то особое, чуть суровое выражение, свойственное сильным людям, скрывающим свою мягкость и доброту.

На месте левого глаза у каждого мальчика зияла дыра.

Полина моргнула, и Многоликий снова собрался воедино. Вот только сердце наотрез отказывалось воспринимать его как потусторонца. Оно по-прежнему видело мальчиков – пусть слепленных между собой, но сохранивших индивидуальность. Они были жертвами, заложниками, но ей предстояло убить их – второй и последний раз.

Только как? В левой руке больше не жегся холод, и Полина ничего не могла с этим поделать. Последние искорки утекали сквозь пальцы. Жалость, чертова жалость! Тело, освободившись от притока магии, тотчас вспомнило все удары и укусы. Полина покачнулась.

Приблизившись, Многоликий протянул Жеке ладонь и улыбнулся. Не тепло, а заговорщицки. Так, словно собирался поделиться секретом и поклясться на крови в вечной дружбе. Правой рукой Полина крепче прижала Жеку к себе, продолжая держать левую на весу. Если ружье не заряжено, но об этом знаешь лишь ты один, им можно пугать.

– Он не нужен тебе, – отрезала Полина. – Отступи, и я дам тебе уйти.

– Нужен, – прозвучал многоголосый ответ.

– Почему? Потому что он, – она кивнула на труп, – так хотел? Вы собираетесь исполнить волю своего убийцы?

Многоликий задумался на мгновение, а потом упрямо качнул головой.

– Не из-за него. Так надо. Так правильно. – Один голос выделился из хора и добавил: – Когда мы будем вместе, поможем другим. Вчетвером у нас не получилось, а впятером получится. Мы их научим. Освободим. А на маньячеллу нам насрать! – договорил Многоликий уже другим голосом.

Вероятно, вначале слово взял Игорь, а в конце инициативу перехватил «Ваня».

Полине понадобилась долгая секунда, чтобы осознать, о чем они говорят.

О призраках. О других потусторонцах. О хиппи, головах в пруду, хозяине дачи и его жене.

– Этого нельзя делать, – голосом взрослого, увещевающего ребенка, произнесла Полина. – Призраки не должны разгуливать по городу.

– Мы им обещали! – с детским упорством ответил Многоликий. – А слово надо держать.

– Не перед кем. Их больше нет. Следовательно…

– Что ты с ними сделала? – Теперь выделился дрожащий тонкий голосок. – Убила? Наших друзей?

Четыре глаза уставились на нее, готовые прожечь дыру. Такого Полина не ожидала. В голове, измученной ударами, не возникло простой мысли, что один призрак может относиться к другим по-человечески.

– Убила их? Вот этим? – с презрением произнес взвинченный голос.

Рука Многоликого вцепилась в Полинино запястье и дернула на себя. Эктоплазма обожгла кожу, изо рта вырвался крик. Жека, бессильно зарычав, метнул в потусторонца осколок бутылки – и тот пролетел насквозь, помутнев от призрачной материи. Вторая ладонь Многоликого метнулась к Полининым губам. Четыре глаза мерцали яростью. В руке вяло шевельнулось золото, и Полина из последних сил замотала головой, не давая призраку накрыть рот.

Внизу, словно отвечая на ее крик, что-то взорвалось. Грохот волной покатился вверх и ударил по ушам. Дом тряхнуло, под ногами треснуло, и Полина с Жекой перевалились через перила.