Пять глаз, смотрящих в никуда - Елена Станиславская

Жека отлетел к перилам и, запрыгнув на них, покатился вниз – Начальнов не сумел сгрести его.

Крепко сжимая широкую шею, Полина впилась зубами в ухо маньяка. Рявкнув матом, тот завел руки за спину и попытался содрать Полину с себя, но она не поддалась – только швы затрещали на платье.

Тогда он ударил. И еще. И еще. Локтем, с силой, прямо по ребрам. Так же, должно быть, он бил Йосю. Внутри все завыло, но Полина лишь сильнее стиснула зубы. Во рту стало солоно, захотелось сплюнуть от отвращения. Пронзила мысль-молния: если он вооружен, все закончится плохо и быстро. А следом: если бы он был вооружен, все уже бы закончилось. Видимо, пистолет остался где-то в кабинете Губернатора, а может, и вовсе сгинул.

Изо всех сил Полина сдавила горло убийцы. Он захрипел, мотнулся – в одну сторону, в другую – и не удержал равновесие. Рухнув на спину, Начальнов придавил Полину, и она ослабила хватку. Раздался свистящий звук – он жадно глотнул воздуха.

«Сейчас все решится», – поняла Полина. Она надеялась только на одно: Жека сбежал.

Приподнявшись, убийца начал поворачиваться, но к медвежьей силе прилагалась медвежья нерасторопность. Выскользнув из-под грузного тела, Полина сунула руку в карман.

«Что угодно может стать оружием», – ободряюще произнес в голове Йосин голос. В пальцах опять оказался крестик. Тем же движением, каким она взрезала черные конверты, Полина чиркнула острым концом прямо по выпученному глазу маньяка. Взревев, он зажмурился, дернул головой, и Полина вогнала крест под веко второго глаза. В правом ангел, в левом бес, и нет никакой разницы, в котором распятие. Кровь побежала по лицу Начальнова. Взревев, он махнул кулаком, попал Полине в голову, и все завертелось перед ее глазами. Лицо мигом превратилось в распухший и развороченный пирог. Ребра, вряд ли целые, принялись пересчитывать мраморные ступени. В теле трещало и рвалось, каждая клетка орала от боли, но Полине нельзя было терять сознание.

Раздался какой-то звон. Мелькнули перед глазами старые угловатые ботинки, которые мог бы носить деловитый старичок, – вот только размер был маловат. Полина заставила себя повернуть голову. Жека стоял, загораживая ее, и размахивал зазубренным бутылочным горлышком. Вот что он сделал: сбегал в бар и вернулся, хотя должен был унести ноги.

– Не подходи! – кричал Жека. – Убью!

«Глупый умный ребенок», – горестно мелькнуло в голове у Полины.

Она попыталась встать, но тело не слушалось. Кое-как шевелились ноги и поднимались руки, но в целом Полина чувствовала себя сломанной коломбиной из уличного балаганчика. Все, что она могла сейчас, – последовать Жекиному примеру: сделать глупость. Пальцы потянулись к сумке и подцепили собачку. Рука нырнула в сыроватое нутро и наткнулась на пластик. Вытянув контейнер, Полина с третьей попытки откинула крышку.

– Что ж, приходи, – прошелестели губы. – Приходите.

Четыре глаза уставились на Полину, затем медленно повернулись к Жеке, скользнули по Начальнову и застыли, глядя куда-то вверх.

Вся боль, терзавшая Полину, растворилась в иной, высшей боли. Левая рука до краев налилась золотом, готовая разорваться на части. Жидкий азот, не иначе, побежал по венам. Полину наполнило яростью и восторгом – эмоции подхватили ее, подняли на ноги и подперли двумя костылями.

Теперь на лестнице их было четверо.

Или…

* * *

Тот, кто стоял на верхней ступени, не поддавался точному описанию. Даже сколько его – было неясно. Прямо посмотришь – вроде один. Чуть скосишь глаза – несколько. Потусторонец раздваивался, троился, а потом опять собирался воедино. Да воедино ли? Тело его мерцало, словно охваченное помехами: проступала одна одежда, затем другая, наслаивалось лицо на лицо. Только одно не вызывало сомнения: это был призрак ребенка. Нескольких детей. Полина впервые видела такое.

«Многоликий», – мысленно произнесла она.

Будто договорившись внутри себя, потусторонец перестал мерцать и принял более-менее четкий облик. Одно тело, пять глаз. Джинсы, толстовка, куртка. Тонкая шейка, вздернутый нос и разноцветные живые искры, хаотично плавающие по лицу. Четыре глаза сверкали, пятый заплыл бельмом.

Начальнов увидел потусторонца, и его массивное тело охватила дрожь, словно в редеющую макушку ткнулась молния и прошила до пят. Полина не без злорадства отметила, что на брюках убийцы появилось и быстро расползлось мокрое пятно.

– Ты! – крикнул он Полине. – Устрани его!

Она и пальцем не пошевелила.

Многоликий глянул на нее, потом на контейнер и вернул взгляд на того, кто убил его и лишил глаз. На губах заиграла наивно-жестокая мальчишеская усмешка: с таким выражением дети надувают жаб, не понимая, что причиняют боль. Многоликий сунул руки в карманы короткой курточки и, насвистывая, пошел вниз. Ступень за ступенью. Он не спешил.

Полина не сомневалась: потусторонец мог давно покончить с Начальновым. На старой даче и крыше студии их пути не пересекались, а вот в подворотне и парке – да. Но к чему ему торопиться? Время, как четвертое измерение, перестало существовать для Многоликого. Подольский, Козлов, Павла Геминидовна и Губернатор были его салатом, супом, гарниром и котлетой. Теперь настало время желанного десерта.

Начальнов попятился и, оступившись, скатился по лестнице прямо к Полине. Жека, не растерявшись, полоснул его по лицу осколком и бросился к перилам. Заливаясь руганью и размазывая кровь по лицу, Начальнов метнулся за пасынком, но встретился с ботинком Полины. Двинув сверху вниз по каменному подбородку, она вместе с контейнером отбежала к Жеке. Присела, обняла.

– Призрак убьет его? – прошептал Жека.

– Думаю, да.

– А ты убьешь призрака?

Многоликий бросил на них взгляд, глаза в контейнере – тоже. Полина не ответила и крепче прижала Жеку к себе.

Начальнов попытался встать, но не успел. С веселой прытью перескочив несколько ступенек, Многоликий запустил руку ему в волосы, дернул назад, а свободной ладонью зажал рот. Полина еще никогда не видела, как убивает призрак. Она знала об удушении из папиных записей, но наблюдать воочию не приходилось. Ее глаза широко распахнулись, с невольным интересом впитывая детали.

В глотку убийцы, пульсируя, потекла эктоплазма. Она просвечивала через кожу, словно ток или рой светлячков. Его глаза расширились, как и у Полины: можно было подумать, что Начальновым тоже обуяло любопытство. Лицо, покрытое свежей и запекшейся кровью, начало стремительно синеть. Тело задергалось. Ноги заелозили по ступеням, руки заколошматили по призраку. Многоликий равнодушно принимал удары, пока кулаки Начальнова покрывались ожогами и язвами от воздействия потусторонней материи. Кожа вздувалась пузырями, шипела и лопалась, доставляя ему еще больше страданий. Полина, в отличие от него, знала: долгий контакт с эктоплазмой не доводит до добра. Вот почему она выбирала длинные рукава, юбки в пол и высокие воротники.

Дикий предсмертный хрип вырвался из груди Начальнова – и все закончилось. Безжизненное тело тяжело завалилось на спину