Личный аптекарь императора. Том 9 - Егор Золотарев

установил связи. Правда, дальше этого не прошёл. А служба безопасности увидела, как Жанна создавала магическую ловушку, и готовила доклад с претензией в волгоградскую академию, думая, что это они её надоумили мешать соперникам.

— А почему Жанну сразу не отстранили?

— Вообще-то отстранили, — возразил он. — Она вчера съехала из академгородка и должна была возвращаться в Волгоград. Мы стояли на улице и вдыхали морозный воздух. Небо заволокли тучи и шёл мелкий снежок.

— Возвращаемся? — спросил Демидов после продолжительной паузы. — Думаю, Буров уже всё понял.

— Да. Вы правы. Этот урок он запомнит надолго, — я не смог сдержать улыбки.

Мы вернулись в комнату допроса. Буров уже не сидел, а лежал на полу и продолжал мычать. Из его рта стекала слюна, а из глаз текли слёзы.

Я подошёл к нему и присел рядом. Он с мольбой посмотрел на меня.

— Моргни, если согласен отвечать на вопросы.

Он энергично заморгал, будто от этого зависела его жизнь. В принципе так и было. Из парализованного состояния его не может вывести ни один лекарь. В этом мире нет знаний, которые позволили бы снять тот паралич, который я ему устроил.

Я будто нехотя протянул руку и нажал на точку под черепом.

— Э-э-э… ав-в-в. Фух-х-х, — он будто вновь учился владеть собственным языком и губами.

Я махнул коренастому магу, стоящему у дверей, и тот мигом посадил его обратно на табурет и прислонил спиной к стене.

— Кто тебя нанял? — спросил я, когда Демидов занял место за столом и приступил к составлению протокола.

— Никто, — с трудом ворочая языком, ответил я. — Сам вызвался. Большая честь — отомстить врагу рода.

— Кто же назначил меня врагом рода? — удивленно вскинул бровь.

— Глава рода назначил после того как сюзерен провёл круглый стол. Это случилось за пару дней до того, как Распутин попал в тюрьму. Нам всем сказали, что в падении лекарей виноват Александр Филатов, поэтому расправиться с ним наша обязанность.

Тут я перехватил встревоженный взгляд Демидова. Тот явно хотел мне что-то сказать.

— Что такое, Роман Дмитриевич?

Я подошёл к столу и склонился над главой тайной канцелярии.

— Надо остановить это, а то так и будут все по очереди пытаться тебя убить.

— Лучший способ остановить — наказать так, чтобы другим неповадно было повторять его судьбу.

— Я тоже так думаю. Всем им грозит смертная казнь. Но беззаконию нет места в нашей империи. Никто не может устраивать самосуд.

Я лишь коротко кивнул. На самом деле не мне судить о самосуде, ведь именно так я добивался справедливости в этом государстве. Если бы я сам начал искать виновных в нападении, то не допустил бы того, что случилось в лабиринте.

Вернувшись к Бурову, я продолжил расспросы:

— Это ты напал на студента из моей команды во время первого этапа турнира? На того, которого чуть не задушил душегрив, — пояснил я, встретившись с его ничего не понимающим взглядом.

— Да. Я, — нехотя признался он.

— Как вам удалось отключить камеры?

— За это отвечал Боярышников. Он хорошо разбирается в технике. Что-то сделал с проводами перед тем как мы зашли в лабиринт.

— Как ты сумел рассадить столько ядовитых растений и запустить светлячков? — я сложил руки на груди и заинтересованно уставился на него.

— Я работал вместе со студентами, когда те сажали живую изгородь. Вот тогда и посеял то, что мне было нужно, прямо внутрь стены.

— Погоди-ка, — я подался вперёд. — Этого не может быть. Я тоже там был и тебя не видел.

— Я был в академической форме. Даже Щавелев не понял, что я не его студент.

Он явно говорил правду, да и это бы ничего не изменило, ведь я не собираю эфиры всех людей, рядом с которыми бываю. Это бы здорово усложнило мне жизнь.

Буров больше не упрямился и отвечал правдиво на все вопросы. Демидов лично записал его показания, хотя это не его работа, просто по моей просьбе никто не должен был знать, какими методами я пользуюсь при допросе. Даже бойцы у двери по нашему требованию отворачивались. Мы с Демидовым через многое прошли, потому доверяли друг другу. Когда я сказал, что хочу лично провести допрос, он не стал возражать, а поддержал эту идею, ведь в конце концов охотились именно на меня.

Когда Буров выдал всех, кто причастен к произошедшему, включая спонсоров из лекарских родов, я вернул ему возможность двигать конечностями. Он был так рад, что даже расплакался.

Его увели в камеру, чтобы завтра отправить в полицейское отделение, а мы с Демидовым сели обсуждать услышанное.

— Не знаю, казнят их или смягчат наказание, ведь никто не погиб. Но Бурову точно грозит пожизненное. Нужно поговорить с Боярышниковым и выяснить его роль в этом деле.

— Уверен, он пришёл работать в академию только для того, чтобы знать, что творится внутри, и иметь доступ к помещениям.

— Я тоже так думаю. Боярышникова тоже сам хочешь допросить?

Я откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул. Мне вдруг стало так тошно от всего. А особенно от этих людей, для которых человеческая жизнь ничего не значит. Мне противна Жанна. Мне противен Буров. Я просто ненавижу Боярышникова. Даже видеть его не хочу.

— Нет, не хочу. Поеду домой. Если что-то понадобится, звоните.

— Верное решение. Езжай домой. Сегодня у тебя был трудный день.

Мы обменялись рукопожатиями, и я вышел на улицу. В машине меня ждал Глеб.

— Как всё прошло? — спросил он и хотел уступить мне место за рулём, но я отказался и, забравшись на заднее сиденье, устало растянулся.

— Задержанные во всём признались.

— Я считаю, что тебе нужно отказаться от участия в турнире, — с нажимом произнёс он и посмотрел на меня через зеркало заднего вида. — Всё слишком сильно усложнилось. Мне запрещено охранять тебя на испытаниях, но сама академия не может обеспечить вам там безопасность.

— Я не откажусь. Теперь это дело принципа. Пусть враги видят, что меня не одолеть и не запугать.

Глеб ничего не ответил, но его раздраженный вздох сказал всё за него. Со мной бесполезно спорить, я всё равно настою на своём.

Как только зашёл домой, уловил знакомые эфиры и прямиком двинулся в гостиную.

Там, рассевшись на диванах, сидела вся моя семья и