Откуда я иду, или Сны в Красном городе - Станислав Борисович Малозёмов

для того, чтобы ее распознать, даже просто уловить сигналы? Можешь такое представить?

Скажу по секрету, что в основной массе своей инопланетяне изолировались от окружающего мира. Развитые цивилизации с других дальних планет через технологию, аналогичную цифровизации мозга, «перешли» в свой аналог виртуального мира и не планируют из него выбираться. Землю намеренно избегают. Что, кроме дикости и страсти к войнам, к массовым убийствам можно тут найти? Технологии? Так они примитивны для высших цивилизаций, смешны и не интересны.

Инопланетные цивилизации давно знают о том, что Земля обитаема. Однако они предпочитают не вмешиваться, а просто наблюдать за людьми в ожидании того, что они достигнут хотя бы минимального уровня развития, необходимого для контакта. Эта идея получила название «гипотеза зоопарка». О ней писал еще ваш знаменитый Константин Циолковский в 1933 году:

«На чем основано отрицание разумных планетных существ Вселенной? Нам говорят: если бы они были, то посетили бы Землю. – Мой ответ такой, – говорил Циолковский – «может быть, и посетят, но не настало еще для того время. Должно прийти время, когда средняя степень развития человечества окажется достаточной для посещения нас небесными жителями. Не пойдем же мы в гости к волкам, ядовитым змеям или гориллам дружить и обмениваться опытом. Мы их только убиваем или держим в зоопарках. Совершенные же существа с небес, к нашему счастью, не хотят делать этого с нами».

Мелькнули последние фантастические кадры и Голос сказал:

– Наши исследователи ждут вас возле посёлка Кийма шестнадцатого в полночь. Найди ещё двух надёжных, не трусливых ребят. Стойте на северной окраине и ждите. К вам придут. Постарайтесь понять их и подружиться. До следующего сна, Виктор. На встрече я буду как бы рядом с вами. Если что – обращайся ко мне напрямую. Ну, пока!"

Плёнка скрутилась в рулон и исчезла. Голос тоже. Сухарев проснулся, пошел на кухню, выпил стакан лимонада и ополоснул лицо.

– Да, блин! – сказал он вслух.– Господа я не видел. Но увижу людей или похожих на людей, но тоже с «того» света. Господь ведь где – то там, рядом с ними. В мире вечности, где все существуют в виде энергетических сгустков. И завтра я с ними встречусь. Вот ведь какой счастливый ужас!

Он собрался и пошел к заутренней. Служить пошел Всевышнему. Во славу его. Лариса не вернулась. Было это неожиданно, странно и даже такой крепкий духом мужик как Сухарев, растерялся и по дороге в церковь думал только о ней, и о том, что вынудило её уйти из дома. И надолго ли? Главное, чтобы не навсегда. В церкви рабочее время прошло незаметно. Много прихожан стало каждый день, чего священники поначалу не ожидали. Кызылдала – хоть и центр области, но городок маленький. Тысяч тридцать человек, а точнее не знал никто. Переписи тут не было никогда. Но дьяки специально посчитали, что через год после открытия церкви сюда каждый день не меньше ста верующих приходят. Бывает и больше. А в церковные праздники в храме вообще тесно. Отец Илия до самого вечера ходил по залу, говорил с людьми, подводил новеньких к ликам святых и подробно да интересно рассказывал о них, о том, в чём причина их святости и как они с «того» света охотно помогают верующим. Часам к девяти после службы вечерней почти все прихожане ушли по домам, священники тоже спустились в трапезную выпить травяного чаю с мёдом, после чего переоделись и побежали к семьям. Иерей Илия набрал номер своего домашнего телефона, но Ларисы не было. Двадцать гудков послушал Илия и аккуратно поместил трубку на рычаги.

– Вот чего не понял, так того – чем её обидел.– Без особой грусти, но и без оптимизма подумал он.– Вернётся, наверное. А если нет, то я, стало быть, не особо – то ей и нужен.

В абсолютной тишине пустого храма визгливо скрипнули петли двери- притвора и в зал ввалился Жора Цыбарев. Вокруг его красного от мороза лица крепились шнурками уши от кроличьей шапки, обут он был в унты охотника и закутался в желтый толстый тулуп. Перекрестился он три раза и подошел к священнику.

– Ну, собираемся, отец Илия? До Киймы два часа ходу. Я у Мишки Никонова взял грузовик напрокат. Да с нами ещё Александра Степановна поедет, это главный бухгалтер наш. Женщина умная и смелая. К инопланетянам в гости поехать даже мужики отказались. Некогда, говорят. Дел дома невпроворот. Вот же пугливые мужички пошли. На войну, говорят, пожалуйста, если вдруг начнется с Америкой. А инопланетяне – это скучно. Да и языка ихнего мы не знаем. Просто приехать и помолчать – смысл какой?

–Жора, шестнадцатое число завтра. – Иерей постучал Цыбарева по лбу, прикрытому пушистым козырьком шапки.

– Ё! – огрел себя пятернёй по тому же месту Жора. – Ну, завтра я в это время и подрулю. Бухгалтерша не соскочит. Ей шибко интересно. Во же падла- жисть! Перепутал. Много мыслей в голове. На той неделе дом достраиваем. Вот башка и забита соображениями – где взять шифер хороший и штакетник для забора. А ты тогда чего тут торчишь? Лариска заждалась, небось. Плачет у окна.

– Человека жду на Покаяние.– Илия махнул рукой.– Иди, Жора. Завтра на этом же месте в это же время. Двигай. Мне тут подумать надо – какие советы от Божьего имени кающемуся дать.

Три часа до полуночи он думал о Ларисе. Только хорошее, конечно. И почему- то был уверен, даже знал, что она вернётся. Возможно, завтра. А в двенадцать вышел на улицу и закурил на паперти. Ждал корреспондента. Баландин вышел из-за угла, подпрыгивая. На ногах он имел тонкие туфли, хорошо отглаженные в острую стрелку брюки, а поверх костюма и рубахи с полосатым галстуком украшала корреспондента редкая импортная дублёнка. Плотная, но короткая как куртка.

– Здрассте! – Сказал он издали. – ничего, что я торжественно оделся? Покаяние для меня – как откровение перед партийной комиссией, когда в славную КПСС вступал. Ну, примерно. Покаяние, конечно – куда важнее для меня чем моя причастность к партии. Туда я обязан был вступить. Журнал считался органом ЦК КПСС.

Они вошли в зал и священник повел Сергея к иконе с распятым Христом.

– Всю жизнь и все проступки сообщать не надо. Кайся глубоко, откровенно и без утайки в главном своём проступке. Грех это или нет – Господь решит и через меня передаст. И посоветует моими устами как снять тяжесть с души и как жить после покаяния. Понял?

– Но я речь не готовил. Расскажу как смогу. По- простому. Хорошо?

Становись на колени перед ликом Господним, но рассказывай мне и на Христа не гляди. Ну, начали!

(таинство покаяния некрещеного Сергея Баландина в  храме города Кызылдала с пятнадцатого на шестнадцатое февраля 1966 года от Рождества Христова)

– Отец мой – актёр кино. На «Мосфильме» снимается, на студии Горького, в Ленинград иногда зовут на « Ленфильм». Знают его. На улицах здороваются.

Ну, взрослый дядька, да и мозги вполне развитые. Но вот клюнул его петух жареный – звездизм. Закрутило батю, завертело по кабакам с поклонниками да с киношными начальничками. Через три года он слинял как плохо покрашенная рубашка в стирке. Худой стал, почему – то злой, даже ростом уменьшился. И орал на всю семью, а нас кроме мамы ещё трое – я, брат младший и сестра. Так он на нас плюнул и растёр. Мать не выдержала одного скандала, когда он после обоюдных криков и слов обидных сзади крепко саданул её кулаком по спине. Она собралась и через полчаса уехала. Мне, как старшему, сказала, что в Сокольники. К сестре. Ну а когда мама освободила его от контроля строгого женского – батю понесло. Народ к нам стал пьяный ходить. Отец купил и сунул в кладовку три ящика коньяка и гудели мужики по – черному. Приходили актёры и торчали днями, ночевали у нас кто на кроватях, диванах, кто на ковре. Девки – шалавы отпетые откуда- то взялись сразу. Ну, из тех, кто липнет к артистам, поэтам, писателям, к богеме, короче.

Бухали они похлеще мужиков. Ну, они могли бы запросто и с «бичами» керосинить в подвалах и под заборами хлестать с ними хоть бормотуху дешевую, хоть жидкость тормозную. Короче – дом превратился в шалман, притон, блин, натуральный. Мы с отцом даже сцепились разок всерьёз. Я повыше, да покрепче, рубашку ему