Ловец кошмаров - Валентина Владимировна Белякова

образ осколка стекла на верёвке, который Ловец выбрасывает из-за двери и в порыве бессильной ярости вонзает мне в глаз или горло.

– Остальные?.. – слабо спросила Кара, кивнув назад.

– Если ещё раз туда войду, там и сдохну, – я бессильно пожал плечами, – может, их отпустит, когда спирт выветрится… Поехали домой.

– Поехали. Спасибо. Только как? Я же… – Она похлопала себя по груди, бокам и бёдрам.

Только сейчас я спохватился, что алые нити, которые я бесцеремонно срезал, были её единственной одеждой. До Кары это тоже дошло не сразу, но теперь она покрылась гусиной кожей и мелко задрожала. Я со вздохом расстегнул свою куртку. На Кару она села, как короткое пальто, так что теперь она выглядела как эксгибиционистка со стажем.

– Тебя перевязать бы. Как вообще, голова не кружится?

При слове «перевязать» я аж вздрогнул, слишком крепко оно ассоциировалось с Ловцом. Оглядел себя и чуть не словил приступ паники. Порезы, боль от которых почти заглушил адреналин, оказались довольно глубокими. Они залили кровью почти оторванный рукав и штанину. Рану на ладони Кара перемотала мне обрывком рукава, на икре – куском джинсы, а на предплечье мы просто напихали в рукав несколько салфеток, которые чудом не выпали из кармана.

– В таком виде мы в автобусе не поедем, – резюмировал я.

– Думаю, водители ночных автобусов и не такое видели.

– Охота тебе потом в участке объяснять, где нас так покромсали. Так и быть, раскошелюсь на такси.

– Ля, если мама меня в таком виде спалит, придётся уже мне искать новое место жительства.

Я призадумался. С одной стороны, заманчиво отвезти Кару ко мне домой, да и такси в два места дороговато выйдет. С другой – своей-то матери я как объясню наш внеплановый Хеллоуин?! Для начала нужно хотя бы позвонить, чтобы морально её подготовить. «Ну же, возьми трубку, я по важному делу!..» – бормотал я себе под нос, но после пяти гудков она сбросила вызов. Я позвонил ещё раз, но второй звонок она отклонила сразу после первого же гудка. Всё ещё не хочет со мной разговаривать. Сообщение «Можно я приведу в гости подругу?» осталось непрочитанным. Может, хотя бы Док сможет до неё это донести? Порывшись в памяти мобильника, я откопал наш домашний номер и позвонил на него, но к телефону так никто и не подошёл. Значит, они сегодня ночуют в квартире Дока. Тем лучше для нас.

Пока мы ждали такси, Кара вроде бы оживилась, но к середине поездки вновь замолчала и уставилась в пространство.

– Устала? – спросил я, подразумевая не только физическую усталость, но и шок от пережитого. – Можешь пока поспать, ещё минут пятнадцать ехать.

Она не ответила.

– Плохо себя чувствуешь?

– Терпимо.

Снова едва заметная дрожь. По щекам медленно сползают слёзы. Я решил, что Кара переживает за ребят, которых мы оставили у Ловца, и решил не донимать её расспросами. Просто обнял. Когда мы вышли из такси, она вдруг встрепенулась и произнесла странным голосом:

– Ой, я же там телефон забыла!

– В машине?

– Нет, в баре. Родители будут волноваться, если дозвониться не смогут. Да и он новый почти, вдруг сопрут. Заедем за ним?

Я несколько раз открыл и закрыл рот, как выброшенная из воды рыба, настолько опешил.

– Какой телефон, Кара?! Мы живыми едва выбрались!

– Да не преувеличивай, просто декор неудобный, и организация вечеринки подкачала. Не оставаться же теперь без мобильника.

– Ты… адекватная?

Я заглянул ей в лицо. Кара улыбалась, но нервно кусала губы, слёзы текли уже без остановки. Я похолодел, как будто температура резко опустилась с нуля до минус десяти.

– Неужели это повод, чтобы вернуться в Ловец?

– Мне… Нужно… – выдавила она, явно борясь с собой. Потом судорожно стиснула меня в объятиях и выпалила: – Не слушай меня, что бы я ни говорила, что бы ни выдумывала, не отпускай обратно в «ПП». Я себе не верю. Я и домой боялась ехать не из-за одежды, а потому, что семья не в теме. Они не знают про Ловец. От них я улизнула бы или, того хуже, заманила кого-то с собой. Ночью будет тяжко. Я уже чувствую, как же будет тяжко!

– А что мне-то делать? – Её объяснение напугало меня ещё больше.

– Запереть в ванной, трахнуть до изнеможения, привязать к кровати, вырубить битой – да что угодно! Просто что бы я тебе ни затирала – не ведись!

– Тоже мне, «просто», – пробурчал я.

У меня дома действительно никого не оказалось. Я выдал Каре шорты и футболку из своих вещей, мы приняли душ, кое-как обработали свои раны. Не говоря ни слова и стараясь не встречаться взглядами, выпили по литру чая. Зайдя в свою комнату, я сразу рухнул на кровать.

– Только не спи, – прошептала Кара, устраиваясь рядом.

– И не собирался.

Я осторожно, стараясь не нажимать лишний раз, поцеловал её в губы, в шею, между ключицами. Но тут она проговорила, глядя в потолок: «А что мы будем делать, если он их не отпустит?» У меня всё тут же съёжилось, и внутри, и снаружи.

– Я в туалет. Чая было много, – сообщила Кара и выскользнула из постели.

Я сначала не заподозрил неладное, но потом услышал странные шорохи из прихожей, выскочил и застал Кару, надевающей мамины ботинки.

– Куда собралась?

– Покурить, – не моргнув глазом ответила она.

– Шоколадных трубочек? Ты не куришь. Не дури, вернёмся в комнату, тебе нужно поспать.

– Может быть, если я хорошо попрошу у Ловца, он их выпустит. Хотя бы «Вербное».

– Во-первых, не выпустит, и ты сама это знаешь. Во-вторых, ты не за этим туда идёшь, а чтобы ему отдаться. Не надо мне тут.

Мне пришлось грубо схватить её за руку, чтобы втащить обратно в комнату, а потом буквально повалить на кровать.

– Ну я же пошутила! Ты серьёзно это сделаешь? – возмущённо спросила она, увидев, что я выудил из кучи одежды на стуле ремень и собирался связать ей руки.

Отвечать я не стал. Чувствуя себя последним извергом и тираном, подмял Кару под себя, крепко связал ей запястья и закрепил конец ремня на спинке кровати. Вторым ремнём и скакалкой на всякий случай привязал ноги. Под конец она уже не сопротивлялась, а, наоборот, одобрительно кивала. Дверь в комнату я запер на случай, если мама с Доком рано вернутся. Вот был бы номер, если бы они застали нас в таком положении.

– Попытаешься поспать?

– Да если бы. Вспомню хорошие времена, когда «Депрессивное бессознательное» было в сборе. Все пятеро.

– В смысле, четверо? – У меня почти не осталось