С мейсе Райкконен что-то не так - Анна Ледова

понравится, сразу говорю. Отпусти уже. Вали обратно в свою столицу, – голос чуть дрогнул. – Почешется да перестанет.

– Не могу отпустить, Уна, – тихо ответил он. – Скажи, ты в судьбу веришь? В предрешённость событий? В предсказания?

– Я-то? – расхохоталась я сквозь слёзы.

Я, которая эти самые события с лёгкостью меняла! Я, которая перекраивала собственную жизнь по нескольку раз на день! Я, которая сама, кому хочешь, могла предсказать судьбу – и это точно сбылось бы! Я… которая выть хотела в голос – до того уже всё это осточертело, а хотелось спокойствия и определённости…

– Вот и я раньше не верил, – вздохнул Эрик, осторожно приобняв меня.

– Судьба, говоришь, – сказала я, зарывшись лицом в его грудь. – Что ж. Если ты в неё веришь, значит, она выведет тебя, куда нужно. А вот я не верю.

– Выведет, – уверенно ответил Эрик. – Нас с тобой она уже свела. Не отталкивай только, прошу. Я почему-то уверен: если мы будем вместе, то сможем написать новую судьбу – свою собственную… Не веришь в неё – верь мне.

– Да вот ты языком трепать горазд, – пробурчала я, пытаясь скрыть за грубостью то, насколько глубоко эти его слова меня тронули. – Пойдём уже домой, фаталист, а там видно будет.

В Альмате лето только начиналось, и это была самая прекрасная пора в местных краях. Солнце жарило пока не в полную силу, межсезонные ветра ещё не утратили свирепости, но уже напитались теплом. Дышалось легко и привольно – растунции усердно увлажняли и чистили от рыжей пыли воздух, наполняя его каждую неделю новыми ароматами. Сейчас как раз цвела задушица духмяная, огороженная повсюду мелкой сеткой – хоть и запах у неё чудесный, а задушицей тоже неспроста назвали.

День был воскресным, оттого горожане никуда не торопились, степенно вышагивая в выходных нарядах и наслаждаясь погодой. И даже на корчащегося у фонтана человечка смотрели с равнодушным пониманием. Человечек был мелок телом и чёрен лицом, а визжал не по-нашенски. «Ну, мало ли, впечатлений человеку не хватает, раз по доброй воле туда сунулся», – читала я на лицах горожан их нехитрые мысли. Фонтан на моей памяти не работал никогда, зато его очень красиво оплетали побеги зелени.

– Что это с ним? – вздрогнул Эрик. – Это его от растунции так корёжит? А похожа на обычный плющ.

– Плющ, – кивнула я. – А рядом таращ. Они теперь вместе всегда растут.

И указала на тонкие ярко-оранжевые стебельки, намертво вплетённые в обычное растение.

– Это есть смерть из заросли! – вопил иностранец со знакомым акцентом, переходя иногда на нашу речь. – Вси растунце смерть! Рыжи коме диаволь! Злостни и беспощадни! Истинне, сказаю вим, иначи другиме природне сили бить не можут – они и есть истинне благородни!

– А что, тоже вариант, – пробормотал Эрик. – Пустить конкурентов по ложному следу… Уна, а долго от этого плюща и тараща эффект длится?

– Смотря как долго он в них сидел, – пожала я плечами. – От суток до трёх недель. Что, сейчас тоже ведлистанцев в Альмате отрицать будешь?

– Да случайный турист приблудился, – пожал Эрик плечами. – Так что насчёт супчика?

Я только посмотрела на него подозрительно, но промолчала. Ничего, Эричек. И не такие орешки раскалывали.

Дом, так и не ставший мне родным, резко выделялся на фоне ухоженных особняков. Те сверкали мытыми стёклами и свежей побелкой. И не прятались за глухим забором и заросшим садом, а кокетливо выглядывали из-за ажурных оградок, окружённые клумбами и стриженым газоном. Родовое гнездо Стефен-Дари понуро куталось в лохмотья облупившейся краски, а проплешины в черепице постыдно прикрывало прошлогодней листвой. Неудивительно, что маменька, привыкшая жить в роскоши, и слышать не захотела о домике в какой-то степной дыре, где даже собственных конюшен нет. Так что особняк пустовал ещё задолго до моего рождения. Такой же никому не нужный…

Вздохнув, я не стала лезть в тайную калитку, а прошла чуть дальше и приложила руку к родовому камню у центральных ворот. Заросшие всё той же мухожоркой ворота дёрнулись, жалобно взвизгнули, но не открылись. Вздохнув ещё глубже, я приподняла юбку и наподдала по ним безнадёжно испорченной туфелькой. С жутким ржавым скрежетом створки разошлись, приветствуя хозяйку.

Фрэнки, распахнувший передо мной двери главного входа, язвить по своему обычаю не стал, а торжественно приложил просвечивающую руку к сердцу, печально улыбнулся и поклонился.

– Уна, а ты собралась куда-то? – сразу заметил Эрик мои чемоданы у входа, что я собрала за день до бала.

Я не ответила. Собиралась. На море, нервы лечить. Денег от продажи особняка как раз должно хватить на небольшую квартирку в курортном Бреоле. Завтра в полное право владения домом вступлю, и можно подыскивать покупателя. Точнее, этим будет заниматься специальный агент, пока я буду потягивать розовое вино на побережье. Планы, планы… Может, и впрямь неведомая судьба мешает им осуществиться?

– Разобрать их пока, Уна? – очень деликатно спросила Генриетта, тихо цокая коготками по паркету.

Фрэнки настороженно молчал, чуть телепаясь в воздухе. В дверях замерла бесстрастная Мора, держа на руках горничного Эдварда – видимо, щётки ему чистила. Нарисованные Китти и Либби, мои тётки по отцовской линии, а также наши общие дедушки столпились на одном портрете, выжидательно глядя на меня.

Дёрнув уголком рта в грустном подобии улыбки, я погладила застенчивую Генриетту по золотым кудряшкам.

– Свежая почта в моём кабинете? – спросила я у дворецкого.

– Да, госпожа Рауна, – призрак снова церемонно поклонился. – Не желаете выпить чаю?

– Я заварю, – вызвался Эрик. Почувствовал, видимо, что он один тут сейчас не к месту.

Я задумчиво посмотрела ему вслед.

Не умею любить в ответ, надо же… Да что он в этом может понимать вообще!

Как этому научиться, когда всю жизнь никому дела до тебя нет?.. А если появляется кто – так неспроста, только если что-то от тебя нужно. Без подвоха никогда не обходится.

Я заглянула в ждущие глаза дворецкого. Или всё же есть те, кому я на самом деле небезразлична?..

– Да чёрт с тобой, Фрэнки. Неси. И поганцу передай: пусть ромашки побольше положит…

Глава 19

Как я и думала, чудесное появление в Альмате графини Стефен-Дари не могло остаться незамеченным. Я так и видела, как местная аристократия, ещё не успев толком проснуться, садилась строчить мне приветственные письма. Иначе эту внушительную стопку, полученную к обеду, было не объяснить.

Я, не испытывая особого любопытства, вскрыла несколько записок. Везде было примерно одно и то же: очаровательно, неожиданно, будем рады, жаждем поближе. Между строк и я сама читать умела, не только Эрик.