В памят(и/ь) фидейи. Книга первая - Лилия Талипова

нами, не изрекая никаких возражений. Кухня оказалась грандиознее, чем мне помнилось: алебастровые потолки, стены и пол, на их фоне обсидиановые столы и кухонный остров выглядели парящими в воздухе. Притом все казалось выполненным не из обычного камня, а того, который отдавал сиянием, легкостью и застывшим восторгом.

– Понимаю. Тут есть немного древнего вина, на вкус кислятина. А покрепче… – Джилл потянулась к верхним полкам и тут же хмыкнула: – Ничего не осталось, прости.

– Вино тоже сойдет…

– Итак, Элисон, в чем дело? Обычно все, кто приходит в Фидэ-холл, не выглядят настолько растерянно. Ну, знаешь, мы вроде как все в курсе, что происходит, поэтому, – она молча откупорила бутылку, – Вельва говорила что-то о заблудшей, но ты же их знаешь, они не умеют изъясняться прямо. Все говорят загадками, а ты думай, что она имела в виду…

– Вельва? – тупо переспросила я. Никогда не считала себя глупой, отличные оценки в университете и школе все же углубили мою уверенность в собственном уме, но тогда было сложно собрать по кусочкам несчастные мысли. Они все бились друг о друга, метались, как загнанные зверьки.

– Конечно, ее не так зовут, – ответила Асли. – Она так представилась.

– А как узнать правду, когда она единственная прорицательница, да? – Джилл хохотнула и налила темно-багровое вино, от которого разносились почти мускусные ароматы, не внушающие доверия, и выпила все сама. – Прости, знаю, тебе нужнее. Гадость какая. На вот, – она вновь налила в тот же бокал и, скрипя ножкой о каменную столешницу, пододвинула ко мне. Потом налила еще для Асли и, наконец, наполнила до краев бокал для себя.

– Я ничего не понимаю. То есть… Ну я вроде понимаю… Но не понимаю.

– Тяжелый случай, – отметила Джилл, потягивая вино, разлив притом несколько капель на стол. – Какая, говоришь, твоя квинтэссенция? – сквозь кислую мину спросила она, морщась от вина.

– Квинтэссенция? – устало уставилась на нее.

– Да, во что трансформировался твой эфир?

– Эфир?

– Вельва говорила что-то такое, – отметила Асли. – Шестая будет заблудшая.

– Я думала, она снова несет завуалированные бредни.

– А можно чуть подробнее? Речь все же обо мне шла…

– Шестая последняя явится под знаменем бури, столкнутся в кровопролитии равном хранящая птица право на жизнь и смерти верный предвестник… А дальше что-то о том, что останется только один и у него будет важная миссия, – ответила Джилл.

– Но в этом мало смысла. Мне она сказала, что вмиг предначертанный я должна встать между мужчиной с багряными цепями и мужчиной, с перьями златом запятнанными, – закатила глаза Асли.

– Ага. А за мной явится падший, чтобы сотворить божественное начало.

Джилл продолжала закидывать меня несуразицей, в какой-то момент я просто перестала ее слушать. Накатило такое отчаяние, как если бы я оказалась на Луне без скафандра и всякого шанса выбраться оттуда. Сравнение вполне точное: Фидэ-холл располагается в эфирном пространстве, которое не подчинено ни времени, ни логике, ни законам физики. Невозможно сказать, где он именно находится: в материальной реальности его не существует, он не расположен нигде, но в то же время есть везде и всегда. Пожалуй, последний факт в моем маленьком человеческом мозгу осваивался слишком долго. Даже сейчас я не могу в полной мере вообразить, как это – быть всегда и везде, но нигде и никогда одновременно. Это как пытаться представить бесконечность: для одних – это нескончаемая дорога, для других – пустота, но сама бесконечность до того грандиозна, что нашему слабому сознанию попросту невозможно воспроизвести этот образ, вообразить что-то более величественное и великое, нежели то, куда может дотянуться наша рука.

Уже не помню, о чем я тогда так крепко задумалась, что пропустила целую лекцию от Джилл. Вероятно, снова пыталась вытеснить из головы нечто чужеродное. Чужеродное? Пожалуй, так фидэ и ощущалась. Нечто, поселившееся во мне, что должно было слиться с моей сущностью, но по какой-то причине не сумевшее. Джилл и Асли вели себя так, будто всю жизнь знали о фидейях, о своих способностях и о памяти. Позже я выяснила, что так происходило со всеми. Фидэ настигала их и срасталась с самим первоначалом каждой фидейи. Как приживается новое сердце после пересадки, как оно начинает циркулировать кровь, как поддерживает жизнь. Как становится неотъемлемой частью человека, такой, без которой его существование делается невозможным.

– …так вот, в архиве были сведения, как, например, некий англичанин Сомерсет, – все вещала Джилл.

Я вздохнула, выставила перед ней ладонь, призывая помолчать. К счастью, она поняла меня без лишних слов. Безмолвно потянулась к бутылке, игнорируя стоявший передо мной бокал, и тут же присосалась к горлу, отпивая глоток за глотком, стараясь не морщиться от кислоты и горечи старинного вина.

– Я знаю, ты меня не послушаешь, но должна сказать, что так нельзя, – спокойно, даже скучающе заявила Джилл.

Не отрываясь от бутыли, я кивнула. До конца оставалось пара глотков, но в меня уже не лезло. Отлипнув от вина, я вытерла рот тыльной стороной ладони и, глубоко дыша, вышла в гостиную, плюхнулась на диван, оперев руки о колени, и зарыла пятерни в волосах, до боли сжимая у самых корней.

Вдох. Фидейя.

Выдох. Фидэ-холл.

Вдох. Асли – фидейя.

Выдох. Джилл Морроу.

Вдох. Кто такая Джилл?

Выдох. Что есть я?

Вдох.

Вдох.

Я провела ладонями по лицу, потерла застеленные хмельной поволокой глаза, когда обнаружила, что руки трясутся. Зрел всего один вопрос, который мог разделить бред от реальности, поставить точку во внутреннем споре: сошла ли с ума или мир оказался не таким, каким я его знала?

– Джилл? – позвала я, поднимая глаза на лицо, которое вновь покрылось змеиной чешуей.

– Слушаю? – прошипела она почти по-змеиному.

– Итейе. Вороны. Что это?

Джилл глубоко вздохнула, скрыла свою сущность за человеческим ликом и медленно присела в кресло, ближе всех стоявшее к камину.

– Итейе – древнейший клан охотников на ведьм. На нас, если быть точнее. Когда-то фидейи и итейе жили в том месте, где сейчас стоит Гриндельвальд: фидейи помогали людям, те им за это приносили подношения. Несколько семей по каким-то причинам объединились против них. Вероятно, испугались, а, быть может, завидовали, никто не знает, что там произошло. В общем, люди убили фидей во сне. Наша мать – Безымянная богиня – наказала их и всех их потомков проклятием. Они обращаются в ворон каждый раз, когда счастье вытесняет всякую боль. Со временем итейе превратили проклятие в дар, который использовали против нас. Обычно все фидейи знают об этом, почему ты не единишься с фидэ?

– Не знаю… – прошептала я.

– Все хорошо? – она обеспокоенно нахмурила брови.

– Я убила…