Грани пустоты - Алекс Рауз

нашли в парке поутру. Голова лежала в трех метрах от тела. Срез чистый, ровный.

По заверениям полицейских, приехавших в тот день, лорд Грегори уверял, что у отца резко поседели все волосы на голове. Это не могло быть следствием его гибели. А значит, произошло перед смертью. Но мне он уже не повторял подобного. Когда я открыто спросил – он все отрицал.

Следующей жертвой стала служанка тридцати лет, Марта Терн, служившая у Рондов большую часть своей жизни. Ее тело нашли в нескольких шагах от служебного выхода, позади особняка. Колотая рана. Было задето сердце, она истекла кровью.

Но самое странное – оба раза никто не слышал ни звука. Трупы обнаруживали уже при свете дня.

Я уверен, убийца в этом доме».

Комната няни располагалась на первом этаже. Ворсан не ожидал застать ее там посреди дня, но в ответ на стук дверь довольно быстро распахнулась.

– Доброе утро, миссис Хат.

– Детектив. – Няня медленно кивнула, открывая проход внутрь.

Комната была тех же размеров, что и та, где разместился сам Блэк. Те же потеки, тот же удушливый запах пыли, что преследовал повсюду. Но слишком мало свечей – всего две, такого количества не хватит, чтобы хорошо осветить помещение.

Женщина опустилась в кресло, вернула в руки незаконченную вышивку и будто забыла, что к ней вошел гость. Серые волосы с легкой проседью были стянуты в тугой пучок и так гармонировали с потухшими, бесцветными глазами, что весь образ казался застывшим, восковым творением неудачливого скульптора. Руки ходили по одной траектории – как заведенный механизм.

Ворсан так и замер посреди комнаты, присесть, кроме незаправленной кровати, было некуда.

Можно ли пробить чем-то подобных людей?

– У меня есть полномочия оцепить весь дом, вызвать сюда отряд полицейских. И уже в других местах и обстоятельствах допрашивать всех, кто не готов идти со мной на контакт добровольно.

Няня усмехнулась и все-таки подняла на него взгляд.

– А разве я не иду? Я впустила вас в комнату, я внимательно слушаю, – она немного помедлила и добавила: – Если у вас есть вопросы, детектив.

На удивление, голос миссис Хат был вполне живым. Если судить только по нему – Ворсан не дал бы ей и тридцати.

В первый момент он почти растерялся.

– В каких отношениях вы были с погибшей Мартой Терн?

– В каких отношениях слуги, у которых нет общих поручений? Нам нечего делить и не о чем общаться.

– А с кем вы общаетесь, миссис Хат?

– Я няня, мистер Ворсан. С детьми, с их родителями.

– Но сейчас я не вижу вокруг вас ни тех, ни других.

– Я плохо сплю по ночам, поэтому утро – мое неприкосновенное время. – Она снова углубилась в вышивку.

– И дети предоставлены сами себе?

– Отчего же? – Она кивнула на окно.

Ворсан выглянул – посреди лужайки, заливисто хохоча, вместе с детьми носилась Сьюзан.

– Они любят эту девушку, им полезно общество молодых.

А детектив вдруг задумался, что няне не так много лет, как кажется на первый взгляд. Но расспрашивать посчитал бестактным.

– А как же их мать, леди Агата?

Миссис Хат пожала плечами, и в комнате воцарилась долгая тишина. Ворсан смотрел, как играют дети.

В городе их тоже было достаточно, но он никогда не обращал внимания. И давно забыл, когда сам носился так же беззаботно. В нескончаемой погоне, ловле преступников, трупах, что стали обыденностью, карьере, мысли о которой не покидали даже по ночам…

– Я должна прояснить. – Няня снова оторвалась от вышивки. На ее лицо упал солнечный луч, и Блэк наконец-то разглядел цвет глаз. Когда-то они были синими или голубыми. – Это я нашла дневник вашего коллеги. Я передала его лорду Грегори и настояла, чтобы его выслали вам.

Конечно, она его читала. Должно быть, каждый человек в этом проклятом особняке читал дневник.

– Вы верите в эту «тварь». Но не боитесь, не бежите, не жалеете?

– Жалеть надо молодых. Мне больше нечего ждать от жизни, мистер Ворсан. Незачем бежать, как и незачем врать вам.

– Миссис Хат, почему никто не уходит отсюда? Ни одна служанка, устроившаяся сюда на работу, не ушла.

– Откройте записи мистера Лэйка, там есть все ответы.

«Она сказала – если дом примет тебя, то уже не отпустит. А когда услышишь его зов – прощайся с головой.

Еще сказала, что ей очень жаль. Что я зря приехал».

* * *

В пустом мрачном коридоре детектив в нерешительности застыл перед комнатой Каи. Минут десять назад его проведала другая горничная, Джен. Все, как и писал Лэйк, – он следил, за ним следили. Поэтому Ворсан выждал время, замерев у двери, еле дыша. Сердце снова затеяло пляску.

Изнутри не доносилось ни звука – была ли она там? Правдивы ли дурацкие слухи, что ведьмаки засыпают на день мертвым сном?

Он снова взъерошил волосы, чертыхнулся про себя, что они непривычно коротки, и постучал.

Тишина, так и зависшая вокруг, показалась гробовой. А новый стук – кощунством.

Ворсан простоял минуту, вторую, но ответа так и не было. С лестницы послышались шаги, и он вернулся в свою комнату.

До обеда оставалась еще пара часов. Но вместо разговоров он решил вычистить комнату. Если горничные не могут справляться со своей работой – что ж, он непривередливый.

Ворсан распахнул окна – сегодня был первый за неделю солнечный день. Дети уже ушли, и теперь на лужайке заливались только птицы. Он вдохнул полной грудью, но не почувствовал запахов.

И решительно взялся за кровать. Перетряхнул каждую простынь, целиком вывешивая их в окно. Так же долго выбивал подушки. Но самым тяжелым оказалось толстое пуховое одеяло – сколько он ни тряс, а облака пыли не уменьшались.

Спустя полчаса он решил, что само одеяло наполнено пылью, а не пухом. Иначе этот феномен никак не объяснить.

За этим занятием его и застала Кая.

Она вошла в комнату без стука, закрыла дверь и застыла у порога. Ворсан услышал ее и, даже не обернувшись, уже знал, кто стоит за спиной.

– Так ведьмаки спят в гробу не целый день? – Он положил проклятое одеяло на подоконник, но надежды на чистоту уже не осталось.

– Если съедаем младенца на завтрак, то хватает сил переносить солнечный свет, – серьезно ответила девушка и подставила лицо скользящему лучику. Так ее кожа выглядела еще бледнее.

– Похоже, ты – единственная в этом доме, кто спит крепко.

– Я специально искала работу, на которую не нужно подниматься с первыми петухами. Зачем ты хотел меня