День Правды - Александр Витальевич Сосновский

было не безумие, а прозрение? Может быть, мир наконец увидел себя таким, какой он есть на самом деле?

Они подошли к зданию Варьете. Несмотря на огромную толпу, давки не было – люди организованно входили внутрь, словно невидимая сила направляла их движение. У входа стоял высокий человек в клетчатом костюме – Коровьев, которого Бескудников уже знал. Он приветливо кивнул им, словно старым знакомым:

– А, месье литератор! И господин рекламист! Рад видеть вас снова. Проходите, проходите, вам зарезервированы лучшие места.

Его длинное, подвижное лицо с пенсне на тонком носу выражало искреннее удовольствие от встречи. Он сделал приглашающий жест, указывая на вход, и слегка поклонился – с той особой, старомодной учтивостью, которая давно вышла из моды.

Внутри театр казался гораздо больше, чем можно было предположить по его внешнему виду. Тысячи мест, ярусы, ложи – всё было заполнено, и всё же каждому хватало места. Это было физически невозможно – здание снаружи просто не могло вместить такой огромный зал. Но в мире Воланда, как уже понял Бескудников, обычные законы физики не действовали.

Зал был оформлен с поразительной роскошью – бархатные кресла, позолоченная лепнина, хрустальные люстры, свисающие с высокого потолка, расписанного сценами из классических мифов. Но при внимательном рассмотрении можно было заметить странности – фигуры на фресках двигались, меняли позы, словно живые; узоры на коврах перетекали из одной формы в другую; тени от колонн падали не туда, куда должны были падать по законам оптики.

Бескудников и Штейн были проведены в первый ряд партера, прямо напротив центра сцены. Коровьев лично сопровождал их, указывая дорогу своей длинной, словно резиновой рукой.

– Маэстро лично просил разместить вас здесь, – шепнул им Коровьев. – Вы ведь, можно сказать, почётные гости сегодняшнего представления.

В его голосе звучала какая-то особая значимость, словно он намекал на то, что их присутствие здесь – не случайность, а часть какого-то большего плана.

Оглядевшись, Бескудников с удивлением обнаружил, что рядом с ними сидят самые высокопоставленные лица государства – министры, депутаты, главы госкорпораций. Все они выглядели необычно: кто-то – растерянным, кто-то – испуганным, а некоторые – странно умиротворёнными, словно с их плеч сняли тяжёлый груз.

Министр обороны, обычно подтянутый и решительный, сейчас сидел, ссутулившись, и нервно теребил пуговицу на мундире. Глава крупной нефтяной компании постоянно вытирал лоб платком, хотя в зале было прохладно. Известный телеведущий, прославившийся своими агрессивными монологами, сейчас выглядел маленьким и жалким, словно выпустивший воздух воздушный шар.

А прямо перед ними, в специально выделенном секторе, сидели иностранные дипломаты и журналисты – представители ведущих мировых держав и крупнейших медиа. Они переговаривались между собой шепотом, явно пытаясь понять, что происходит и чего ожидать от этого странного представления.

Ровно в восемь часов свет в зале начал медленно гаснуть. Это было не обычное затемнение, а какой-то особый эффект – свет словно втягивался в невидимую воронку, оставляя после себя не темноту, а странное, переливающееся сияние. Над сценой возник тот же странный зеленоватый свет, что и вчера – только теперь он был ярче, интенсивнее, словно источник его силы увеличился многократно.

Занавес, тяжелый бархатный занавес темно-бордового цвета с золотой бахромой, дрогнул и стал подниматься. Он поднимался медленно, торжественно, словно открывая не просто сцену, а портал в другое измерение.

На сцене стоял Воланд, но на этот раз не в чёрном фраке, а в простом белом костюме, который, однако, словно светился изнутри. Этот свет не был ярким или слепящим – скорее, это было мягкое сияние, подобное лунному, создающее вокруг фигуры Воланда ореол, который подчеркивал его нечеловеческую природу.

Рядом с ним на задних лапах сидел огромный чёрный кот с галстуком-бабочкой, а по бокам застыли в почтительных позах Коровьев, Азазелло и Гелла. Вся свита была одета в белое, создавая странный контраст с их необычной внешностью – особенно это касалось Азазелло с его демоническим лицом и Бегемота с черной шерстью.

– Добрый вечер, москвичи и гости столицы, – произнёс Воланд своим глубоким, проникающим в самую душу голосом. – Добро пожаловать на наше последнее представление в этом городе.

Его голос звучал одновременно во всех уголках огромного зала, словно он говорил лично с каждым зрителем. В этом голосе была странная смесь властности и теплоты, силы и сочувствия.

По залу пробежал разочарованный шёпот. Многие зрители явно надеялись, что представления Воланда станут регулярным событием, своего рода новой городской традицией.

– Не огорчайтесь раньше времени, – улыбнулся Воланд. – Этот вечер обещает быть незабываемым. Сегодня мы покажем вам фокус, который называется «Великое разоблачение». Фокус, который изменит ваш мир.

Его улыбка была загадочной – не злой, но и не доброй, скорее, понимающей, словно он видел что-то, недоступное обычным людям. Разноцветные глаза блестели в полумраке сцены, словно драгоценные камни.

Он сделал паузу и обвёл зал взглядом разноцветных глаз. Казалось, он смотрит в душу каждому зрителю, видит его самые сокровенные мысли, самые тайные страхи и желания.

– Но прежде чем мы начнём, я хотел бы поговорить с вами о правде. О том, как она рождается, как умирает и как воскресает. Видите ли, каждое общество строится на определённом наборе общепринятых истин. Когда эти истины начинают расходиться с реальностью, возникает ложь. Сначала маленькая, незаметная, как трещина в стене. Потом она растёт, ветвится, пока не охватывает всё здание. И наступает момент, когда люди начинают жить в двух реальностях одновременно – в той, что они видят собственными глазами, и в той, о которой им рассказывают с экранов и трибун.

Он говорил спокойно, почти академически, словно профессор, читающий лекцию. Но в его словах была глубина, которая заставляла каждого слушателя чувствовать, что речь идет не об абстрактных понятиях, а о его собственной жизни, о его личном опыте.

Воланд сделал жест рукой, и за его спиной возник огромный экран. На нём появились кадры новостных программ, политических ток-шоу, официальных заявлений – всё то, что составляло информационную картину дня в России последних лет.

Дикторы с серьезными лицами говорили о стабильности и процветании. Эксперты в студиях обсуждали величие страны и ее особый путь. Чиновники с трибун рассуждали о духовных скрепах и традиционных ценностях. Все это сопровождалось кадрами парадов, новых дорог, счастливых детей – картинкой идеального мира, созданного пропагандой.

– Вот она, официальная реальность, – продолжил Воланд. – Стабильность, процветание, особый путь, внешние враги, скрепы, величие… А вот, – он снова взмахнул рукой, и на экране появились совсем другие кадры: обветшалые больницы, разбитые дороги, бедные деревни, полицейские задержания, пустые магазины, – вот реальность, которую вы видите каждый день собственными глазами.

Эти кадры