Птицы и сны. С.-Петербургъ: хроники иномирья. - Владимир Слабинский

Редеди, в тот самый момент, когда они взяли самый убедительный реванш, стали русскими царями. Круг, как видите, замкнулся и не без изящества. Но нельзя, победив Азию, уйти из нее. Вспомните историю Александра Македонского, который умер, так и не сумев вырваться из азиатских сетей. Победитель вынужденно становится заложником собственного успеха, поверьте, только поражение может даровать настоящую свободу.

– У вас через чур европейский взгляд. Русское владение отличается от западного доминирования. Мы никогда не смотрели на Азию сверху вниз, впрочем, как и на Европу. У России нет необходимости становиться Азией или Европой. Россия – это Хартленд, что означает «Сердце земли».

Конте как-то по-особому посмотрел на меня.

– Получается, вы не либерал? Странно, я был уверен, что все врачи – либералы…

Я развел руками. По-человечески, Конте мне был симпатичен. Мы были одного круга и мне нравилось наше общение. Однако, как любому интеллигентному человеку, мне претила ложь. В принципиальных вопросах лучше сразу расставить точки над и…

Не обращая внимания на мои душевные метания, Конте продолжил.

– И все же, важно страдание. Только оно позволяет душе птице Фениксу восстать из праха. Страдание искупает грехи. Очистившись им, человек становится подобно птице свободным и счастливым. Чтобы подняться вверх, нужно пасть очень низко…

– Инверсия! Вы говорите о принципе инверсии! Однако важно не страдание как таковое, а интеграция противоположностей. В кипящем тигле алхимика все антиподы на мгновение соединяются и затем переходят друг в друга. То, что рождено – умирает, а что умерло – возрождается. Противоречие, контраст, используя энергию заложенного в различии конфликта, могут, в соответствии со своим трансцендентальным значением, открыть путь в иной мир!

– Или в точку инверсии. Или в вечность. Вот вы, уважаемый Александр, и ответили на свой вопрос. Умирая, Петербург становится вечным городом.

– Погодите, Конте, у меня голова идет кругом. Мы с вами договорились черт знает до чего. Согласно закону инверсии, такие зловредные животные как жаба, скорпион, носорог, василиск являются настоящими врагами. Но лягушка, жук-скарабей, единорог и петух – сильнейшие защитники добра. Получается, что сила Российской империи – в умении превращать врагов в самых истовых своих друзей и именно этот секрет сокрыт в опере Бородина! Опять же, в битве на реке Калке рядом с русскими дружинами билось и погибло половецкое войско. И этом наша сила – вчерашний враг становится боевым побратимом. Так что вы правы, по всем статьям сегодня нужно было ставить «Князя Игоря».

– Ну да хватит уже философствовать. Этак и в меланхолию можно впасть. Предлагаю пойти к цыганам.

– Где же мы с вами в центре Петербурга цыган найдем?

– Ясно где, в Народном доме. Возглавляет этот очаг культуры одна ведьма, так она последние сто лет там сплошной шабаш развела: цыгане, танцы живота, блошиный цирк.

– Я понял, вы поклонник тайного оргиастического культа!

– Поверьте, уважаемый Александр, презрение, пройдя точку инверсии, оборачивается преклонением. Но я не поклонник тайного тантрического культа, я – поэт! Служитель музы не принадлежит себе, его судит вечность. Я – народное достояние. Этот город любит и ненавидит меня сильнее, чем самое себя.

Окружающие начали оглядываться на нас. Кто-то предложил вызвать городового. Скандал был мне ни к чему и я, крепко взяв поэта под локоть, увел его.

V

На Исаакиевской площади Новый год праздновали в стиле «а-ля рюс». Это неудивительно, если помнить, что именно здесь стоят знаменитые гостиницы «Астория» и «Англетер», столь любимые иностранцами.

По мнению иностранцев, главное блюдо русского праздника – матрешки и прочие сувениры. Пользуясь случаем, что этой ночью «Дон Кихот самодержавия» отправился искать на улицах столицы новую, хорошенькую Дульсинею, подьячие на радость туристам и мытарям вокруг пустующего постамента развернули торговые ряды. Как известно: «Свято место пусто не бывает».

Туристы бурной толпой совершали праздничный шоппинг, скупая сувенирную продукцию в столь большом количестве, что для ее вывоза туристическим компаниям придется дополнительно арендовать несколько галеонов. Туристы, как один, были одеты в ватники и шапки-ушанки. Потерявшие своих подопечных гиды, громко крича и размахивая табличками с названием компаний, суматошно метались по площади. Единообразие в одежде и повальное пьянство туристов придавали картине происходящего определенный колорит и пикантность. Казалось, что на площади проходят учения резервистов русской армии.

В отличие от меня Конте, казалось, не обращал на происходившее никакого внимания. Несомненно, сказалась его богемная закалка. Теперь уже он взял на себя роль ведущего и стремительно проследовал через площадь. Мне оставалось только подчиниться и охранять тылы нашего отряда от посягательств иностранцев, пытающихся купить у поэта его офицерскую шинель.

Цыгане были на месте. Все, как один, в пестрых одеждах с гитарами наперевес, они, конкурируя с подьячим в деле изъятия у туристов валюты, хором голосили «Очи черные». Но ни усердное пение, ни танцы приведенного цыганами дрессированного медведя иностранцев не привлекали. Такое положение вещей грозило убытками и неприятным разговором с требующей денег за аренду и патронаж ведьмой. Появление принца поэтов ромалэ восприняли как подарок неба, ибо мудрость гласит: «На безрыбье и рак – рыба».

Довольно быстро Конте напился. Он громко пел вместе с цыганами. Танцевал их темпераментные танцы. Рыдал от умиления и возвышенности чувств. С парапета Синего моста читал стихи своего сочинения. Усердие поэта принесло свои плоды. Вокруг веселившегося табора столпился персонал, обслуживающий туристическую индустрию: гиды, переводчики, швейцары, горничные, лакеи и даже некоторые молодые подьячие. По крайней мере, мне показалось, что в толпе мелькнуло лицо моего знакомца Михаила. Вскоре появился городовой. Полицейскому явно нравились стихи Конте. Он умиленно смотрел на поэта, шепотом повторял за ним слова и в волнении крутил свой длинный ус. Из питейного заведения, что на углу, высыпали посетители: состоятельные дамы и господа в нарядных, по последней парижской моде, одеждах.

Триумф поэта был полным! Публика аплодировала, кричала «бис», кидала под его ноги денежные купюры. Я убедился, что Конте – действительно народный кумир.

Озадачивало и вызывало раздражение лишь абсолютное равнодушие к поэтическому выступлению иностранцев. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Как известно, Запад погряз в меркантильности, свидетельством чему был безудержный, торгашеский азарт туристов, килограммами скупающих китчевые поделки. Никогда европейцам не понять русскую душу, нашу тягу к духовности.

Вследствие этих размышлений и под влиянием услышанных стихов меня обуяло чувство патриотизма. Я остро почувствовал свое единение с народом. Захотелось сделать какой-то жест, совершить поступок. Повинуясь этой потребности и в знак протеста против засилия западничества в отечественной культуре, я выпил с цыганами. Признаюсь, я не люблю водку, считаю ее невкусной и вредной для здоровья. Но, чувствуя себя исконно русским