Корпорация Семаргл - Стас Свобода

– И что? Открыл окно и дал по хлебалу.

– Влад, мы на третьем этаже!

Я заткнулся. Третий этаж – это серьезно. Я не знаю, кем надо быть, чтобы на третий этаж заглядывать. Человеком-пауком что ли? Или капитаном Америка? Я помотал головой, прогоняя фантазию о том, как человек-паук карабкается по стене древней общаги и заглядывает в чужое окно, чтобы посмотреть, как двое студентов пожирают доширак.

– И когда это происходит? – уточнил я, поглядывая на часы. Ладно, так и быть, уделю от щедрот ночь одну. Может, на халяву поем студенческой еды. Правда, пельмени с майонезом меня плохо соблазняли.

– Ночью. Колька икает уже от страха. Влад, прошу!

Мишка ухватил меня за руку. Я брезгливо отодвинулся, нечего меня хватать. И поднял голову, разглядывая третий этаж. Нет, тут даже баскетболист вряд ли допрыгнет.

– Он сильно высокий должен быть. Или на ходулях.

– Как ты себе это представляешь? Хулиган на ходулях.

Мишка представил и погрустнел. Но я хлопнул его по плечу, кивнул в сторону общаги. Типа, давай уже залетать, чего тут мерзнуть. Мишка обрадованно кивнул, и мы просочились мимо вахтерши. Та умудрилась нас не заметить, увлеченная каким-то журналом. Я даже не стал интересоваться, каким именно. Очередные новости из жизни звезд или богатых буржуев. Это я цитирую обиженных жизнью и деньгами людей.

Комната оказалась такая себе, я бы здесь жить не хотел. Ну разве только в гости сходить, когда тепло. Мне показалось, что я увидел небольшую дырку в стене. Из нее отчаянно дуло.

Колька, высокий тощий студент, постоянно чихал и сморкался. Я на всякий случай отсел от него подальше. Мишка покачал головой, но ничего не сказал. А что он мог сказать?

Это он меня сюда пригласил, не наоборот.

– Колька, это Влад Соболев, он очень храбрый.

– Ну да, скажи еще, что безрассудный.

Я ухмыльнулся и подкинул на ладони упаковку жвачки. Прихватил ее с собой на случай, если вдруг придется обходиться без еды. Но пока Мишке не намекал, что нужно гостей угощать.

– Он посмотрит, что там у тебя за сталкер появился.

– Расскажи, как он выглядит, – перебил я Мишку.

Колька задумался, его глаза наполнились то ли страхом, то ли злостью. Потом он неохотно покосился в мою сторону.

– Он был похож на Слендермена.

– Оппа! – выдал я, потеряв все остальные слова. Слендермен! Что здесь делать заграничной нечисти? Разве только приехал на экскурсию к славянам, или поделиться совместным опытом пугания людей. Такое себе, понимаю.

И все-таки…

Я поднялся и прошелся по маленькой комнатушке, стараясь не натолкнуться на мебель, настолько ветхую, что на нее чихни – развалится. И остановился. Нет, вряд ли Слендермен. Насколько знаю, навьи дети чужих не пускают. Дерутся за свою территорию так, что чешуя и перья летят.

Однако.

Есть еще одно приятное существо, которое напоминает Слендермена. Это наш славянский Жердяй. Не от слова «жир», а от слова «жердь». Так когда-то называли тощих, словно палка, людей. И вот этот самый Жердяй весьма безобидный чудик. Ходит себе, в окна заглядывает, в тепло просится.

Ничего особенного, если верить бестиарию в моем приложении. Проблема в том, что бестиарий постоянно обновляется и меняется. А это значит что? Правильно, не всему стоит доверять. Вот, мне пару раз уже брехали так, что я только доширак с ушей стряхивал.

– Слендермена не существует, – Мишка открыл учебник по механике и принялся изучать свойства неинерциальных систем. Меня же системы, где законы Ньютона не соблюдаются, интересовали меньше всего. Я думал о других системах, связанных с навьим миром.

Если Жердяй приходит уже не первую ночь, а, судя по Мишкиным словам, так оно и есть, значит, его сюда что-то притягивает. Скорее всего, Жердяя кто-то обидел. Мишка, Кисель этот, обидит разве только какого-то ребенка или совсем уж ранимого человека. Жердяи явно не из таких. Колька же…

Да, Колька похож на того, кто способен забрать у ребенка конфету, ударить его еще и сказать напоследок что-то такое, из-за чего потом вырастет очередной маньяк. Я подошел к Кольке, стараясь не обращать внимание на то, как он сморкается.

– Признавайся, что ты кому плохого сделал. Что-то серьезное, такое, чтобы не просто до слез, а до желания убить.

– Ничего я не делал, – поспешил откреститься Колька.

– Не ври, а?

Я сунул руки в карманы со своей обычной ухмылкой. И смотрел на Кольку так, как обычно смотрю на хулиганов. Те всегда проникались, но то ли Колька крепкий орешек, то ли и впрямь чист, как слеза младенца.

И вообще, кто такую тупость придумал про чистые слезы младенцев?

Колька бросил в мою сторону чуть ли не свирепый взгляд. Он почти был готов сказать, чтобы я убирался. Возможно, я бы так и сделал, скажи он это вслух. Возможно. Но в окно постучались.

Сначала мне показалось, что это птица бьется в стекло. Белесая и очень настойчивая. Потом в голову полезли разные приметы о птицах, несущих смерть одному из находящихся в комнате. Потом…

Потом я не успел ничего подумать, в окно продолжали стучаться. Я подошел ближе, пытаясь разглядеть того, кто стучится.

В фильмах ужасов всегда смеялся над теми, кто игнорирует правила безопасности. Что-то скребет в подвале – надо пойти и посмотреть. А то как чудовище до тебя не доберется? Если вас трое – надо разделиться. И того неудачника, кто остался один, ждет неминуемая смерть.

Но в жизни я вынужден рисковать, хочу этого или нет. Не зря же исполнителями берут именно хулиганов, преступников и прочих нехороших личностей. Тех, кого не жалко потерять.

– Ну и кто у нас тут стучит, такой мерзкий? – спросил я в окно.

За окном стояло нечто. Я заметил лицо, у которого почему-то отсутствовал нос. Оно кривилось в жуткой гримасе, словно сошло с картины Мунка «Крик». Я сам почти стал похож на главного героя этой картины. Но, к счастью, не заорал. Только бездумно потянулся открыть окно.

– Влад, не надо!

– Не кипишуйтесь вы. Сейчас поговорим по душам, узнаем, что он к вам сюда ломится. Может, ему хватит баранки или доширака.

Мишка вспомнил, что нужно купить доширак и угостить меня. Колька ничего не вспоминал. Он истерично взвизгнул и взлетел на кровать, там и оставшись. Теперь я был один против странного существа.

Определенно Жердяй. Я увидел его тонкие, не толще веток дерева, руки. И сам он был тонкий, очень тонкий, людей настолько тощих не бывает. А если и бывает, то они явно чем-то больные…

Жердяй, казалось, кричал. Безмолвно, но его