Дом бурь - Йен Р. Маклауд

взошла луна, которая словно плясала, прыгая из одного арочного окна в другое. Блеснул комод. Тень Ральфа ползла по стенам, и дом как будто двигался вместе с ним. Как тем вечером перед ужином, когда он отправился бродить по садам. Тогда-то он и понял главное про призраков: встречу с ними осознаешь потом. А в тот момент, когда все происходит, оно кажется всего-навсего реальностью.

Продолжая продвигаться к своей старой комнате, Ральф спросил себя, почему он так долго цеплялся за здравый смысл. После всего, что произошло, с какой стати особняк должен был подчиняться той или иной логике? И дело не в опасности или отсутствии таковой. Не в толпах последователей, Владычице жуков, этой войне или даже Мэрион Прайс… Дверь в комнату Ральфа захлопнулась прямо перед ним. Это было уже чересчур, но, с другой стороны, этого следовало ожидать. Время текло вспять, и было произнесено столько заклинаний, и столько раз нахлынули моря, что он, взявшись за дверную ручку затянутыми в резину пальцами и повернув ее, ничуть бы не удивился, обнаружив самого себя в юности лежащим в кровати, в тисках той самой лихорадки, которая не покидала его на протяжении минувших лет. Мимолетное ощущение осмысленности происходящего, безжалостный горячечный жар, неуемное стремление к некоей цели, все казалось абсолютно верным. Возможно, в самом сердце абсурда и впрямь существовала определенная логика. Не исключено, что он ее постиг.

В лунном свете старая спальня больше, чем когда-либо, отражала увлеченность Ральфа морской живностью, которую, как он вдруг подумал с улыбкой, до него никто сюда не приносил. Камней и образцов с побережья стало больше, однако они были разбросаны как попало и вернулись к своему естественному состоянию. Даже сквозь шлем он почувствовал запах гниющих водорослей. Из его горла вырвался свистящий стон. Он уронил бесполезный фонарик. Перед ним в тусклом свете маячило мертвенно-бледное лицо с посиневшими губами.

– Кто ты? – Ральф услышал себя со стороны.

Лицо наклонилось. Губы изогнулись в странной улыбке. Оно странным образом напомнило ему то ли Мэрион, то ли собственное отражение в зеркале. По крайней мере, это было не лицо из гальки и рыбьей чешуи, но потом Ральф увидел, что множество других существ, одновременно нагих и отчасти сотворенных из опавшей листвы, ржавого металла или голых костей, копошились в дальних углах его утраченной комнаты и в тусклых закутках шлема.

– Я тебя знаю.

«Тебя знаю… тебя… знаю…» Отголоски слов заметались в сознании Ральфа. Он закашлялся и тряхнул головой. Комната кружилась и вертелась. Одно дело существа, что кишели среди тьмы и лунного света, и совсем другое – этот шепелявый незнакомец; он, невзирая на свои лохмотья, увешанные морской дребеденью, несомненно был человеком. Он протянул руку. Ральф смутно почувствовал, как палец коснулся прорезиненной ткани на груди.

– Ты один из нас. Ты Ныряльщик. – Шепелявый голос и красноречивый шелест, звучавший будто эхо, придавали каждому слову дополнительный вес. – А это Осененные. Здесь теперь наш дом.

Спорить с этим заявлением казалось бессмысленным, и Ральф внезапно осознал, что несмотря на облик юного дикаря и причудливых существ, наводнивших каждую тень в спальне, – он уже догадывался, что это были подменыши, – его собственный защитный костюм и шлем с окровавленным стеклом, прячущим лицо, почти наверняка производили столь же странное и пугающее впечатление. Он сорвал перчатки и расстегнул застежки шлема. Его обдало спертым, вонючим, благословенным воздухом.

– А ты кто? – прохрипел он, почти потеряв голос.

– Я Клейд, – ответил парнишка. – Я Милый Мальчик. Я тот, кого сотворила Мэрион Прайс. Я побывал в Айнфеле, но теперь там стало пусто, и я пришел сюда. Я трудился на Нужды Фронта.

XIII

Кое-кто из самых отважных или более безрассудных последователей той ночью проник в Инверкомб, невзирая на все увещевания и запреты Мэрион, и один из этих смельчаков, изготовитель пуговиц из Пензанса, обнаружил Ральфа Мейнелла, а с ним – диковатого парнишку по имени Клейд. Оборванные, мокрые, измученные, но гордые последователи приняли тот факт, что Ральф выжил, за доказательство абсолютной безопасности особняка. В конце концов, иначе зачем бы они забрались в такую даль? Бродя в изумлении по коридорам, салонам, гостеприимным спальням и изобильным кладовым, они охали и ахали. Владычица жуков именно это и обещала! Нашли свечи, зажгли лампы, развели огонь в каминах. Сняли ботинки и, уныло рассматривая и массируя ступни, подставили их свету и теплу. Какие бы угрозы ни обитали здесь прежде – измененные, монстры, что угодно, – они явно сбежали. Ну и невелика потеря. Да и кому какая разница? Той ночью и на заре, пока последователи заполняли дом, умывались, находили свежее белье и тотчас же его пачкали, толпились, разговаривали и смеялись так, как никогда не делали на протяжении своего долгого путешествия, а трубы Инверкомба дымились впервые за почти двадцать лет, на каждом лице отражалось одно и то же чувство: изумленное узнавание.

– Совсем как дома.

– Ты никогда не жил в таком доме!

– Может, как у нашего сына в Ноттингеме?

– Но мы-то в Ноттингеме не жили.

– А вообще где мы находимся?..

– Только поглядите, какие большие стулья!

– Так сигаретку хочется, прям помираю.

– Вроде тут есть комната, а в ней коробка с книгами. Кажется, вон там…

– Чертов лабиринт.

– Ну здорово же.

– Совсем как дома.

– Знаете, мне это место точно снилось.

– Я все еще сплю…

Всюду звучал этот неустанный радостный гул голосов. Семьи из Типтона и пары из Брейсбриджа, одиночки и разлученные возлюбленные, сгорбленные старики с артритными пальцами – все они воссоединились и нашли родственные души, и Мэрион почти влилась в происходящее, пока усаживала сутулое существо, называвшее себя Клейдом, в старом кабинете Сисси Даннинг в дальнем конце безыскусного коридора с низким потолком и белыми стенами, увешанными наставлениями в рамках. Ей показалось, что там их вряд ли побеспокоят. Парнишка был дикий, все время чесался и держал ухо востро. От него воняло, и Мэрион тотчас же поняла по тому, как он озирался и ерзал в скрипучем вращающемся кресле, что в маленьких, замкнутых пространствах ему не по себе. А обстановка в кабинете была такая, что ей оставалось лишь сесть за стол, словно она была тут начальницей; в то же самое время каждый предмет в свете лампы – от фасолины, игравшей роль пресс-папье, до старого ежедневника, открытого на той самой дате, когда они с Ральфом запланировали побег, – взывал к ней голосом утраченного прошлого. Да уж, с выбором места она ошиблась.

– Ральф – тот человек, который тебя нашел, – говорит, что ты можешь быть…

– Ты кто такая?! –