Нарушители. Память Каштана: темный замок. Память Гюрзы: светлые сады - Елена Владимировна Ядренцева

она на себя и не надела. Нет, она в жизни не мечтала покрасить волосы, но интересно же почувствовать себя кем-то другим. Кем-то, кто может плести мелкие косички. Только зачем всё это, если дедушка расстраивается? Да как она могла вообще подумать, что…

Хотела сказать: «Извини», но голос сел. Принялась тихо расплетать косичку.

– Саша, – теперь голос у дедушки дрожал, – Саша, пряничек мой, ты почему так? Это они тебя подговорили, да? Они заставили?

Надо быстрей, быстрее расплести косички эти. И волосы… смоется ведь краска? Стойте, но мама бы её не прислала, если бы не хотела, чтобы Саша пользовалась!

– Конечно, мы, – сказала Карина, тоже выходя вперёд и становясь рядом. Взяла своей прохладной рукой за руку, заставила опустить. Ну вот, теперь косичку и не убрать. А надо ли? – Мы же испорченная молодёжь. Все беды от нас. Ужас, разврат, падение нравов. – И вдруг взяла и поцеловала Гюрзу в щёку. Подмигнула. Гюрза отшатнулся было, сказал:

– Ну тебя! – и вдруг и сам приобнял Карину за плечи.

Дедушка заморгал часто-часто. Карина принялась с помощью этой своей шипящей бутылки рисовать что-то на ближайшей колонне. Рисовала теперь не рыжим – голубым. А, просто звёздочка!

– Саша, – отмер дедушка, – Сашенька, это что такое? Что твой папа скажет?

Ага, а как на трон садиться, так про отца он и не думал!

– Все эти люди… – сказала Саша, и Олеандр сделал грустное лицо, пришлось исправиться: – Все эти люди и эльфы, конечно же, меняют дворец с моего разрешения.

– Саша, но как ты выглядишь?

– А как я выгляжу? В двенадцать как раз всё уже пора.

На самом деле это были мамины слова. Отец говорил, что ей, Саше, рано что-то знать, а мама говорила, что двенадцать – это никак не «всего», а, наоборот, «уже». Но, наверное, в тот раз мама проиграла, поскольку Саше так ничего и не рассказали. А сейчас дедушка как будто весь раздулся:

– Ты что же, пряничек, дерзишь мне?

– Я не пряничек.

– Ой-ой, что, глуховат стал?

– Я не пряничек!

Даже краска в Карининой разбрызгивалке перестала шипеть. Гюрза зачем-то вдруг ударил в бубен, и дедушка вздрогнул. Гюрза ударил ещё раз. Дедушка вдруг шагнул назад, оскалился:

– Да как же вы все смеете…

– Раз-два, – сказал Олеандр в свой серый рожок, и звук разнёсся под сводами. – Раз-два, солнышко в поле. Нет, это удивительно, как громко! Раз-два-три, королевна сообщает, что она не пряничек.

– Да как ты смеешь, – повторил дедушка, как-то пригнувшись, будто собрался растолкать их и сбежать на четвереньках, – как ты смеешь якшаться со всяким сбродом! Волнуешь старого человека! Вырядилась, как…

Вообще, принцессе не пристало показывать злость. Но матерям принцесс не пристало сходиться со злодеями, а отцам – запираться в пустых театрах, а дедушкам – занимать чужие троны!

– Это не сброд, – сказала Саша, – а мои…

Хотела сказать «союзники», но Олеандр влез со своим рожком:

– Друзья! Друзья, друзья, давайте все не будем обращать внимание на досадные…

– Друзья?! – Дедушка аж затрясся весь. – Друзья?! Цветные тряпки, размалёваны, как актёры!

Зря он это сказал.

– А между прочим, мама тоже любит театр! И выступать любит! И я люблю, что она это любит! А тебе, тебе…

Вот сейчас самое время вспомнить про копыта. Обрезки копыт, и неправильно растут, и… Но Саша крикнула не это. Саша крикнула:

– А тебе лишь бы все не веселились! Лишь бы все тебя ублажали каждую секунду! И я не пряничек, не тростинка, не красавица! И если я грущу, значит, так надо!

– Браво, – сказал Олеандр в свой рожок.

– Уходи же, – сказал Гюрза, – уходи по-хорошему. Отец давал прибежище всем таким, как ты, но ты предпочёл жить среди людей. Иди откуда пришёл.

– Ой, он мне будет угрожать. – Дедушка будто бы стал меньше ростом и сморщился, и показал Гюрзе язык. – Отец его давал прибежище! Сопляк! Да я солому на веретено наматывал ещё тогда, когда твой отец двух слов связать не мог!

– Это когда такое было, интересно?

Дедушка сжал кулаки и подпрыгнул:

– Хорошо же, хорошо! Вы все ещё поплатитесь! Ещё посмотрим!

Он дёрнулся было к тронному залу, но у двери стояла Мелисса с мечом. Гюрза опять ударил в бубен.

Может, всё-таки не нужно?

– Мы же его не в крысиную нору прогоняем, – сказал Инжир вполголоса, – а только из дворца, куда никто и не звал.

– И мама твоя, – выкрикнул дедушка вдруг, – дурочка, актриса! И ты свистелка! Пожалеешь, с кем связалась!

– Да поняли мы уже, что все испорчены, – сказала Карина. У неё, кажется, сами волосы пропахли краской. – Хотите с нами веселиться?

– Вот ещё! У-у-у-у-у, шалопаи, негодники, шелуха от гнилых зёрен, да вы все у меня ещё попляшете!

Дедушка вдруг подхватил с пола за плечи бумажную маму, уже снова плоскую, и так с ней и устремился – дальше, дальше по коридору. Кажется, на ходу он уменьшился снова, и халат волочился уже неприлично. И мама тоже волочилась юбкой и ногами по полу, шуршала. И дедушка снова бежал очень быстро – Саша только обернулась, как его уже след простыл. Вот был – и нет.

– А я думал, он лопнет, – сказал Инжир, – извини, если что.

– Раньше лопались, – подтвердил Олеандр задумчиво, опять в рожок, и тут же выругался: – Да чтоб его не стригли! Как убрать это?

– Ото рта уберите, – сказала Карина, – ну, или кнопочку нажмите. Дайте покажу.

– М-да, – сказал Олеандр уже обычным голосом, – долгое время среди людей… Я думаю, королевна, ты даже сможешь потом его найти, если вдруг захочешь. Извинишься как следует. Побудешь для него вот этим пряничком.

А хочет она искать дедушку? Может, потом, потом, когда всё образуется и когда у неё появится столько сил, что все остальные дела будут сделаны на дни вперёд. Никто не должен всё-таки оставаться один. А что он будет делать с бумажной мамой?

– Унесёт в нору, думаю, – сказал Инжир, которому она всё ещё не разрешала читать мысли, – или где он сейчас живёт. Разгладит как-нибудь. Поставит у стенки, будет любоваться. Твоя-то мама, небось, всё-таки с ним спорит.

– Ну что, – спросила Карина, – всё в порядке у тебя? Да, точно-точно? Ха, как всё может быть в порядке, это я загнула… Ну, ты живая там? Я уж думала: расплачешься.

– Спасибо, что…

Что помогла.

– …что не дала мне расплести косичку.

– Ай, да не за что. Ну что, ребят, теперь в Сады?

Олеандр спросил, зачем-то опять в рожок:

– «Ребята» – это дружеское обращение?

Глава 24

– Что случилось?

– Что она делает с забором?

– А это можно?

– Ваше высочество,